Глава VII (1/1)
?...не спалось мне нынче ночью. Ворочался я на лавке своей долго и задремал, уж когда совсем тьма за окном сгустилась, но ненадолго совсем, потому что скрип половиц услышал, да поступь тяжелую бабушкину. А потом дверь, из горницы ведущая, скрипнула, и совсем проснулся я, недоумевая, куда она ночью глубокой отправилась. Повертелся, покрутился… да так и не заснул, и пуще прежнего забеспокоился от того, что бабушка долго назад не возвращается. Встал я, ноги в чуни сунул, армячок накинул, и вышел в сени, а бабушки и там не было. Во двор вышел и там темнота да тишина пугающая, хотел уже назад воротиться, да услышал разговор словно… и пошел на звук… В сарайке узкой, что для утвари огородной, вроде как будто свет мелькнул… и шепот вновь послышался. Я, ступать стараясь осторожнее, поближе подобрался, да в щелку и глянул… Сердце мое, Яков Петрович, в пятки ушло, когда увидел я, как бабушка со свечой в руке стоит, а у ног ее?— девка голая вовсе, на коленях на соломе, простоволосая, и в руке ее чаша большая… И девка эта пальцы в чашу макает и по плечам да по груди водит, следы кровавые оставляя… Бабушка над ней слова мудреные произносит, а девка та повторяет… запомнил только про соль что-то и про мужа… А потом поднялась с колен девица, а по бедрам ее словно кровь течет да в солому и капает, но ран вроде нигде не видно, только на груди из чаши той измазано… Тут я нечаянно на колун старый, к стене приставленный, наступил, девка на шорох и обернулась, только не увидел я лица ее в полутьме, и испугался, что застанут меня, и метнулся прочь в избу…?Усмехнулся Яков, прочитав новое Николенькино послание, и тут же к нему на встречу засобирался.Догадался ли мальчишка, что за обряд бабка его творила? Скорее догадался, не глуп ведь. Теперь понять стоило, насколько перепугался. Настолько ли, чтобы бабку собственную в ведьмы записать, или защищать начнет истово?Со знаниями такими новыми за ведовство можно было вполне брать старую Марфу, только девку ту сыскать еще надобно, с Николенькиной, конечно, помощью.***Коленька на бережок сегодня пораньше прибежал. Не мог вблизи бабушки сидеть, хоть и любил да уважал всю жизнь свою короткую, все одно не по себе было. Та же вела себя как обычно, словно и не творила непотребства ночью.Ветер холодный под армячок забрался, спину холодя. Поежился Николенька, да не столько от ветра да дождика мелкого?— октябрь уж подступал, воды в реке были темными да неприветливыми,?— сколько от страха, что в груди его поселился теперь. Не думал он, что бабушка в темное такое, странное да таинственное вовлечена, и окромя того, что врачует, еще и… боялся Николенька про себя даже слово страшное произнесть.Когда под ногой чужой ветка сухая подломилась, Николенька обернулся и увидел Якова. Тот обеспокоен был и серьезен очень.—?Николенька, да ты дрожишь весь! Ждешь давно? —?покачал головою Яков.Коля кивнул только, в объятия знакомые бросаясь, приникая ближе к рукам горячим.—?Погоди, давай мы тебя в кафтан мой укутаем. А то ведь захвораешь не ровен час.Яков кафтан свой алый снял, мальчишке на плечи накинул, и утянул за собою к липе знакомой.—?Отогревайся, держи вот,?— протянул он Николеньке как ребетенку очередного петушка, но радости на лице его от подарка врученного не заметил, смятение лишь да беспомощность. —?Не молчи, свет мой, говори. Перепугался?—?Да… —?хриплым голосом начал Николенька, за плечи Якова обнимая. —?Свечи черные, шепот страшный?— словно черти из преисподней зовут… и кровь эта… из неоткуда словно. Ни ран, ни царапин.—?Эм… понятен страх твой, голубчик. Я бы тоже испугался.Когда поднял Николенька на него взгляд удивленный, Яков кивнул, подтверждая слова свои:—?Ты что ж думаешь, что бесстрашный я да бессмертный? А то, что без ран… так то объяснимо… У любой женки дни такие бывают, срамные, в которые и на порог церковный не пускают.Николенька еще больше удивился, но дрожать перестал, в объятиях знакомых пригревшись.—?Это ж кровь оттуда…Яков смешок сдержал с усилием неимоверным.—?Откуда дети родятся…Николенька полыхнул щеками, глаза пряча, а Яков подивился вновь, насколько чист да наивен мальчишка.—?Расскажи-ка мне, Коленька, еще раз в подробностях, что было ночью.А мальчишка и рад был поделиться, страх из себя да неловкость выпустить. Так узнал Яков то, о чем в письме не сказано было: что в воздухе особые знаки чертила бабка, а на соломе вокруг девки еще и свечи были наставлены черные.—?Ты в письме упомянул, свет мой, что мужа какого-то упоминала девка?—?Да, точно,?— проговорил Николенька, припоминая. —??Муж мой Агафон не мог бы без меня, Устиньи, жить?. Так вроде.—?Агафон, значит, и Устинья? Вот и славно. —?Яков с трудом удержался, чтобы не разулыбаться от удачи такой.?— Хорошо, что ты запомнил, Николенька.Юноша от похвалы не зарделся привычно, а только глаза, словно пеленою подернутые, опустил, и Яков решил не давать мальчишке времени на раздумья, а то не ровен час надумает себе чего… не глуп ведь. Вопросы стал задавать уточняющие:—?Запомнил ли еще чего, соколик? Не было ли у девки черт отличительных? Пятен там родимых на теле?—?Не знаю, не разглядел бы во тьме той… Вот только.—?Что, свет мой? —?пронзил Яков Николеньку взглядом своим цепким.—?Говорила она странно, девка та, когда за бабушкой повторяла. Словно звуки глотала, я тогда от страха не понял даже…—?Значит, заикалась?—?Да, наверное… словно тяжко ей было слово полностью произнесть.Вздрогнул снова Николенька, поежился в объятиях успокоительных, и Яков, улыбку победную пряча, в волосы его носом зарылся. Теперь уж не упустит он девку, коли имя известно, да примета особая. Только вот беда, если при муже жена, то из терема редко нос кажет?— придется сильно постараться. А пока надо мальчишку за его наблюдательность да старательность отблагодарить как следует.—?Спасибо, тебе, соколик,?— взял холодные Николенькины ладони в руки свои Яков, к губам поднося и отогревая. —?Без тебя не узнали бы мы никогда, какие люди вокруг бабушки твоей вьются.—?Так неужто виновна она в… —?Коленька сглотнул тяжко, заставляя буквы в слово страшное сложиться,?— ведовстве?—?Не в ней дело, касатик. А в тех, кто ее втянул в это… вот их мы на чистую воду и выведем… Или ты теперь бабушки своей опасаешься? —?спросил Яков, в глаза мальчишке заглядывая. —?Не бойся. Все хорошо будет. Бабушка твоя врачует получше других, а значит и вреда девке не должна была нанести, да и тебя, Коленька, не тронет, ты ж внучок ее родной. Только теперь гляди в оба. А ежели та девица снова объявится, немедленно оповести, а лучше дознайся, кто такая.—?Хорошо. Только вот бабушка… —?неуверенно произнес Николенька, не видя, как довольно усмехнулся сомнениям, в душу его прокравшимся, Яков. —?Она единственный человек мой родной. Вы ж не дадите в обиду ее, Яков Петрович?—?Ну что за паника, свет мой? —?погладил Яков Коленьку по щеке, успокаивая. —?Ничего пока бабушке твоей не угрожает. А вот девицу ту мы с тобой обязаны сыскать, чтобы узнать, откуда ересь в ней эта.Поняв, что скорее всего приворот творился в сарайке, а значит, не что это иное, как ведовство, Яков повеселел окончательно. Эти привороты да привязки очень популярны у баб были… Батюшки на то глаза не закрывали?— карали нещадно, епитимью суровую накладывали на любую, кто ведовством любопытствовал. А уж за обряды, вере православной чуждые и вовсе из храма изгоняли до дней конца. Так что… Если девку в холодную определить да припугнуть как следует, она и про разговор с самим сатаною расскажет, чтобы палача руку от себя отвесть.Николенька тем временем совсем в кафтане дорогом, дивно пахнущем, отогрелся, и задремал бы, если бы не мысли беспокойные, да губы ласковые, горячие на шее его.—?А теперь прощаться пора, свет мой,?— проговорил Яков. —?Дела меня ждут. А ты домой воротись. И бабушки не чурайся, а то узреет неладное. Лучше поближе будь, да примечай все. Может, кто еще в гости к ней заявится? А если что о девке той разузнаешь, то пиши не мешкая.Слез Николенька с коленей нехотя, стянул с себя кафтан, Яшенькой пахнущий, и сам на плечи ему накинул.—?Ну что же молчишь ты, соколик? —?поинтересовался Яков, кафтан неспешно застегивая и на Николеньку понурившегося глядя. —?Знаю, что скучаешь… Я тоже о тебе, голубчик мой, думаю. Только службу не могу оставить… даже тебя ради.Коля от слов таких еще больше нахмурился, снова в одиночество свое беспросветное падая, и Яков уйти поспешил, чтобы не видеть, как по щекам мальчишки слезы текут горькие. Слабость подобная не умиляла его, скорее раздражала и злила не к месту.Николенька на поцелуй не ответив, лишь глазами Якова проводил, и скорее домой побрел, иначе хватится его бабушка?— опять объясняться придется.Заявившись к себе в кабинетную, Яков велел Федора найти, да людей из мордвы опытных. Необходимо было немедля решить, как девку-заику искать, что по ночам при живом муже шастает. Потому как упускать такую возможность Марфу под арест подвести никак нельзя было.