2 (1/1)

Я рисую на асфальтеЧерным мелом слово ?КРАКЕН?.Диканьковская попса Полоща белье в холодной воде с мостков, девушка сцепила зубы – ледяные иглы вонзались в руку, норовя ее обездвижить. Так и одежку выронить недолго, надо быстрее с ней управиться. – Порос-с-ся… – свистяще донеслось из пруда. Не веря своим ушам, девушка глянула на воду, пошедшую кругами. Поверхность стала светлее, являя утопленницу – толстую бабу, походившую на ведьму с лубочных картинок про русалку.

Девушка, в ужасе вскрикнув, абы как побросала белье в корзину и бросилась от мостков прочь.*** За художником Бинх не послал, ибо оперативники ушли обедать, а начальнику милиции не пристало за гражданскими ходить. Посему Гоголь отправился сам в сопровождении любителя спектакля про Ларису Огородову, который, наскоро поев, замыслил после посещения художника заскочить в лавку поделок – не смастерили ли еще новую фигурку Черного кракена? Из кузни, где работал обещанный Бинхом художник, веяло теплом, а при приближении – жаром. Замерзший в кардигане Гоголь устремился к нему навстречу, бесцеремонно оттеснив опера, однако замер, узрев рисунки на стенах и деревянных подпорах. Демоны. Хвостатые, рогатые, копытные, с нахальными харями, порочными рыльцами и пошлыми задницами. Именно таким представлял Николай нечистого из байки Якова Петровича про канун Рождества.

– Вы чего это? – спросил опер, заметив, что секретарь смахивает с щеки слезу. – Соринка в глаз попала. – Вы уж осторожнее: тут же железные опилки летят от молота. А вы ж без защитного шелома, – заботливо сказал милиционер и обратился к здоровенному бородатому кузнецу: – Приветствую! Это вот питерский сыщик Николай Василич Гоголь. Расследует дело Черного кракена. А это кузнец Вакуленко. – Вам песночтец Василь Баста-Ногганский родственник или однофамилец? – полюбопытствовал Гоголь, припомнив настоящую фамилию известного исполнителя, модного среди молодежи. Ах, как хотел попасть Николай на его выступление прошлым летом! Но матушка воспротивилась вояжу сыночка в Москву, сказав, что там сплошная бескультурщина, не то что в Питере. Тем паче пришлось бы ехать поездом, а сына, пусть и взрослого, матушка не пустила: ?Не дай Бог, подцепишь чего заразного на этих полках?. – Родич дальний, – прогудел кузнец. – Билетов на концерт не достану, и не приставайте даже.

– Да мы с иной целью, товарищ Вакуленко, – опроверг логичный вывод Николай, хотя имел алчное желание попросить добыть пропуск на выступление. Любые бы деньги отдал и укатил, невзирая на матушкины угрозы. – Следствию требуется ваша помощь как художника. Это ведь вы демонов намалевали? – Ага. Срамных по заказу тоже не рисую. – Мы и не за этим, – Гоголя аж передернуло. Если сии нечистые пакостные, то срамные, поди, вообще мерзотные до тошноты! – Вернее, рисунки-то нужны, но не чертей. Надобно зафиксировать картину случившегося в доме Хаврошкиных. А именно – убийства. – К нему причастен Черный кракен, – вставил опер. – Тьфу, идолопоклонничество! – сплюнул Вакуленко. – Вся Диканька по этому чучелу страдает, и вы туда же. Нет, не стану помогать! Секретарь начал умолять кузнеца, но он застучал по алой раскаленной подкове, звоном заглушая нытье Николая. Скрипнула дверь, соединяющая кузню и дом. На пороге стояла девочка лет шести-семи с соломенной куклой в руках.

Кузнец прекратил стучать, слушая просьбу дочки выковать сережки для куклы. – Товарищ Вакуленко! – воспользовавшись паузой, крикнул Гоголь. – Подумайте о своем ребенке! Вдруг она бросит играть с куклой и потребует фигурку Черного кракена? Я здесь, чтобы убедить людей в преступной натуре этого негодяя, подчиняющего себе других! Оперативник, будучи зависимым от собирания коллекции, покивал, не выдавая пристрастие. – Ну и маслята прокисшие с вами! – в сердцах бросил Николай и зашагал из кузни, раздосадованный и расстроенный. И с билетами на Басту-Ногганского не срослось, и с художником засада. Без Гуро все идет наперекосяк.*** Негоже вламываться к людям, скорбевшим по покойнику, однако иначе поступить Гоголь не мог: без приглашения зашел в хату Хаврошкиных, где священник читал молитвы и качал дымившим кадилом над телом Вероники Маврикиевны.

Из сеней за Николаем проследовал Бинх, усовестившийся, что бросил новичка на опасное расследование. Ибо в отделении опер-театрал, пряча за пазухой какую-то вещицу, сообщил об отказе кузнеца подсобить, отчего Гоголь ?закусил губы, будто ща расплачется аки дите малое?.

– Здравствуйте, люди добрые, – сказал Александр Христофорович. – Прощенья просим за прерывание обряда – дело у нас не терпит отлагательств. Люди – давешняя девушка, стиравшая белье, муж усопшей, соседи и священник – посмотрели на начальника милиции весьма недобро, про себя назвав его ?нехристем в погонах?, но против закона не пошли. – Наш питерский следователь сейчас приступит к осмотру места преступления. Ну-с, Николай Василич, не робейте, – Бинх легонько пихнул секретаря вперед. – Ну… В общем… – стушевался Гоголь. – Вон та тетенька где лежала, когда скончалась? – А где вы стоите, – ответил вдовец. Секретарь подскочил до потолка хаты. Будь тот выше метра на четыре – подпрыгнул бы и до сей отметки.

– Смелее, коллега, смелее, – шепнул Бинх Николаю, вернувшемуся на пол и радовавшемуся, что не завизжал от столь жуткого совпадения. – Чего вы испугались-то? Всего лишь ткнули бабу чем-то острым. Это ж не те мужики из лесу, коих Черный кракен на мелкие клочки нашинковал. О-о-о, зря я это ляпнул. Гоголя, цветом лица уподобившегося свежевыпавшему снегу, вынесло из хаты, дабы на улице распроститься с завтраком. Вернувшись, секретарь, впредь решивший заниматься убийствами на голодный желудок, получил-таки сведения. Тело Вероники Маврикиевны обнаружил ее муж, до сего момента бывший на ночной смене с будущим зятем Григорием, коий сватался к дочери Хаврошкина Прасковье (?из Подмосковья?, – тихонечко напел Александр Христофорович). Девушка допоздна гуляла с компанией, а затем заночевала у подруги, утром явившись в хату почти сразу за отцом. С присущими секретарям ловкостью и быстротой Гоголь застенографировал показания – только бы потом правильно расшифровать свои закорючки.

– А, чуть не забыл! – воскликнул Николай. – Черный кракен оставил послание на печи – покажите мне его немедля! – Дык мы закрасили, а то народ набежит, шоб к буквам прикладываться. Дескать, они исцеляют. Якась дурь! – ответил вдовец, тоже не жаловавший людское увлечение преступником. – Мля, это ж улика! – наконец освоился в профессии Гоголь. – Мы бы провели процедуру распознавания почерка!

– Смыть можно краску-то, – раздался гулкий голос от порога.

?Все-таки кузнец согласился оказать помощь следствию?, – улыбнулся секретарь, что смотрелось в траурной обстановке совершенно не в тему.