5 (1/1)

Боже, храни королеву!Из гимна Великобритании Хотя Николай, торжественно поцеловав карманное пионерское знамя, пообещал сыщику при помощи пера и бумаги фиксировать каждое их расследовательное действие, записывать, а уж тем паче присутствовать при изучении останков он не сумел. Гуро нисколько не попенял Гоголю за увиливание от должностных обязанностей, разрешил ему погулять по окрестностям и вдохновенно полез ворошить содержимое трех гробов.*** На Диканьку седыми клочьями опускался старик-туман, щедро разнося по поселку сырость и затхлость. Деревянные постройки темнели от влаги, люди попрятались в хаты от промозглости.

Невзирая на мокрость, Николаю захотелось умыться. От пруда, где плавали осьминоги – мелкие родственники Черного кракена, он отшатнулся и пошел к Ворскле.

Испачкав сапоги в коровьих лепешках и чуть не наступив на толстую бородавчатую жабу, которая игриво квакнула, секретарь спустился к реке. ?Красивая, – посмотрел на Ворсклу Гоголь. – Не Днепр, конечно, с редкими птицами на середине. Но тоже неплохая река, спокойная?. Зачерпнув пригоршню воды, он умылся, глубоко вдохнул пахнувший тиной воздух и двинулся обратно.

У самого поселка Николаю стало худо.

?Я грибы же не ел. С чего бы?..?, – думал секретарь с трудом, словно заместо мозгов в череп напихали вату. Его шатало и водило в стороны. Эх, зря не взял с собой Якима, велев тому потусить в диканьковском доме терпимости ?У панночки?. А то скажут, мол, притесняют слуг проклятые буржуи. Напротив, Гоголь считал Якима другом, готовым и пьяного из-за стола выволочь, и сказку на ночь почитать (непременно чтоб с хорошим концом, а то не уснешь!), и песни непристойные посреди ночи на Дворцовой площади горланить. Пригодился бы сейчас Яким… В условиях плохой видимости возница придержал лошадей, спешился, поменял им обычные шоры на противотуманки и зажег на оглоблях и дугах маленькие фонари-?летучие мыши?. И все же наехал на молодого человека в дурацком плаще, таращившегося сквозь орущего возницу, как через стекло. На Николая нашел очередной приступ, выражаясь словами его прошлого начальника Ковлейского. Он уловил конское ржание, в коем отчетливо слышалось: ?Когда переехал – не помню. Наверное, я был бухой…? Потом Гоголь рухнул в какое-то вместилище наподобие большой коробки, сбитой из фанеры. Сверху приколачивали крышку, бормоча: ?Штемпель шлепнули? Ну жди, Магадан. ?Почта России? почти в пути?.

– Не хочу в Магадан! – завопил Николай, руками и ногами стуча по крышке изнутри. – Коноплей поделитесь? – откуда-то прозвучал насмешливый голос Якова Петровича. – А-а-а-а-а! – в полном отчаянье взвыл Гоголь. – Это были маслята-а-а! Гуро обидно захохотал: – Врешь, Коля! Я точно знаю, ты травкой балуешься! Поделись, жадина! От невероятных событий настало самое время потерять сознание, что секретарь со знанием дела и осуществил.*** Очухался Николай не в лечебнице для душевнобольных и не вытрезвителе, а в незнакомой комнате с витражным окном, в котором играли в лучах заходящего солнца желтые, красные и зеленые стеклышки. На него смотрела давешняя хулиганка, намедни показавшая язык и бодро скакавшая по лугу. Сейчас она не скакала, сидела чинно. Волнистые волосы были собраны в прическу типа ?пучок, нарочно чуток растрепанный?, а девушка одета в платье иностранного кроя с вышитыми золотистыми лилиями. – Вы суицидник? – спросила она. – Че? – хрипло переспросил Николай, понемногу соображая. – Нет… – Зачем тогда под копыта бросились? – Это вы на меня наехали. А где Яков Петрович и посылка?.. – Гоголь оглядел вокруг себя: покрытая пледом кушетка, девушка в кресле и никаких почт и сыщиков. Опять глюки! И ведь не от грибов… Секретарю стало жутковато. ?Видать, глотнул галлюциногенных бактерий из реки?, – утешал себя Николай. Так ему не хотелось, чтобы его способности, походившие на припадочный бред (надо признать, пророческий – правда, пока единожды), были от него самого, а не от внешних побудителей. – Здесь их нет, – удивленно отозвалась девушка.

– А что это за дом? – Мы тут живем с мужем, – быстро отбарабанила она, словно заготовила ответ заранее. – Вы попали в особняк Данишевских, – в разговор вклинился не кто иной, как упомянутый Бинхом любитель пасмурной погоды и недожаренного мяса. – Я Алексей, а это Елизавета. ?Мне капец?, – Гоголь затравленно смотрел на ?упыря? и его жену. Это сейчас она цветущая и розовощекая. Но скоро он вонзит клыки в ее нежную шейку… А секретаря этот ?румын? убьет и будет со смаком цедить из него кровь, воткнув в вену соломинку. – О боже! Куда вы?! – супруги бросились к окну и успели схватить за руки Николая, распахнувшего створки и собиравшегося сигануть вниз. Высота третьего этажа – не помеха. Убьется до смерти, а не пойдет заграничному ?вомпэру? на съедение! – Врагу не сдается наш гордый ?Варяг?! – заорал секретарь, лягая Данишевских. Так продолжалось до тех пор, пока Лиза не притащила ведро воды и не окатила Гоголя. – Успокоились? – обратился к нахохленному и насквозь промокшему Николаю Данишевский. – А теперь прошу проследовать в столовую. Разговор есть, – добавил он четко и сурово.*** В тарелках лежали хорошо прожаренные цыплята, даже у ?упыря?. А в бокалах была налита не кровушка – белое вино.

Николая терзали смутные сомнения относительно слов Бинха о хозяине особняка, но он предпочел помалкивать насчет поселковых сплетен. – Так значит, вы прибыли из Петербурга расследовать убийства? – уточнил Алексей.

– Да. Заодно понять, почему народ поклоняется Черному кракену. Это ж ненормально: он людей в кашу порешил, а его именем детей нарекают.

Каким-то чудом Николай, увлеченный беседой, ел цыплят, не замечая, что на гарнир каша – вареная гречка. Иначе бы вывернуло прямо на глазах Данишевских. – Это верно, – задумчиво протянул Алексей и переглянулся с Елизаветой. – А вы давно около Диканьки живете? – поинтересовался Гоголь. Он перед ними карты раскрыл, настал через супругов. – Вот как раз после убийства трех мужиков прибыли, – ответила Лиза. – Николай, вы создаете впечатление человека умного и рано или поздно сообразите, кто мы. Поэтому лучше откроемся. И быть может, станем действовать сообща. – Мы не муж и жена, а агенты английской разведки, – произнес Алексей. – В Лондоне прознали о странном убийстве и послали нас все выяснить и найти виноватого. – Да ладно?! – у секретаря отпала челюсть. – А говорите как хорошо, без акцента. Но очень старательно слова выговариваете, вот это вас выдает как иностранцев, – щегольнул он наблюдательностью. – И еще материться надо, тогда точно сойдете за местных. – Спасибо, – искренне поблагодарила Лиза. Нет, не Лиза, а наверно, Элизабет, смекнул Гоголь, сегодня так и блещущий догадливостью.

– Здорово, что мы будем сотрудничать! Яков Петрович, конечно, не обрадуется конкуренции. Но я его упрошу! – Не советую вам ему доверять, – заметил английский агент. – У него ведь перстень… – А давайте выпьем горилки! – перебила его Элизабет, доставая из-под стола запотевшую бутылку с мутной жидкостью. – Египетская сила! Кузькина мать! Едрена вошь! Я правильно матерюсь, Николай? – Угу, – кивнул он, размышляя, что же не так с перстнем сыщика.