4 (1/1)

Урок биологии. Учительница:– Вовочка, расскажи всему классу, как размножаются дождевые черви.– Делением, Мариванна.Учительница:– А поподробнее?– Лопатой.Анекдот Как культурный житель культурной столицы, Гоголь ел при помощи ножа и вилки, кои при расчленении биг-вареников издавали мерзкий звук по тарелке. А вот Гуро по-простецки брал пальцами из глубокой посудины морковные чипсы и отправлял их в рот.

?Может, мода теперь так есть?? – призадумался Николай, отвлекшись от своего обеда. Рука с вилкой скользнула по тарелке, отчего металл и фарфор, соприкоснувшись, скрипнули особо пронзительно. – Ну аки порося визжит, ей-богу… – пронеслось по столовой, организованной на улице, дабы постояльцы не угорели от печного дыма и сажи, вылетавших из трубы в кухню: дымоход забила упавшая туда толстая птица. ?Вытаскивайте ее аккуратно! На ужин сгодится. В меню запишем: мол, на гриле приготовленная?, – заявила кухарка. Оконфузившись, секретарь, а ныне напарник-протоколист известного сыщика, положил скомпрометировавшие его приборы на стол и отпил квасу. Но и с ним Гоголю не повезло: шипучие пузырьки коварно защекотали горло, и Николай раскашлялся и расфыркался. – Осторожнее! – Яков Петрович схватил со стола разложенные листы бумаги с рисунками, чтобы на них не попали брызги. – П-простите… – пролепетал Гоголь между приступами кашля. – П-проклятый низкокалорийный квас. Соды, что ли, набухали сверх меры?.. – Да вроде нет, – отозвался Яким, дегустируя напиток куда приличнее, чем хозяин. – А что за художества? – отвлек сотоварищей от своей персоны секретарь. Тридцать три несчастья просто! – Комиксы. Не слыхали о таком виде искусства? – и Гуро пустился в объяснения: – Это, по сути, истории, рассказанные картинками с репликами персонажей в облачках. В данном случае – комиксы про нашего клиента, Черного кракена. Вот здесь он спасает мир от злоречивого песнопевца Егория Крида, – сыщик протянул Николаю несколько бумажек. – Тут украшает коня тюнингом. А на этих листах… – Яков Петрович всмотрелся в детали. – Рано вам сие видеть. Рейтинг высокий, нца во всей красе, – ловко свернув комиксовые страницы трубочкой, Гуро спрятал их в карман пальто. Что за ?нца?, Гоголь не стал переспрашивать, а воззрился на принесенное горячее для следователя. – Наше фирменное блюдо ?Щупальца по-киевски?, – произнесла подавальщица. – Приятного аппетита, – лукаво прищурилась она. – Хотите осьминожины, Николай Василич? Экологически чистая, буквально полчаса назад из пруда выловили.

Щупальца были неживые – наверно, сваренные или запеченные. Лежали на порезанных овощах и источали довольно-таки недурственный аромат. Однако Гоголь не осмелился пробовать сей деликатес, разумеется, созданный в честь местного супергероя. – Благодарю, – вежливо отказался он. – Я варениками насытился. Да и мак-ватрушки еще не тронуты. После специфического обеда Гуро торжественно провозгласил, что они идут на сельское кладбище раскапывать жертв Черного кракена.*** Орудовали лопатами гастарбайтеры, чернявые мелкие мужички в оранжевых свитках, нанятые Бинхом. Сам начальник диканькского отделения милиции крутился рядом, изредка пристально вглядываясь в разворошенную землю. Николай, не в силах сдержать огромное любопытство, сгубившее многих, тоже уставился на черные комья.

– Рыбачить любите-с? – спросил Александр Христофорович.

– М-м, с чего вы взяли? – поднял на него глаза Гоголь. – Как и я, червей ищете.

– Нет, нет, – секретарь отступил от первой могилы, чтобы Бинх не счел его конкурентом на наживку. Наблюдать за Гуро было гораздо безопаснее, не то, что за милиционером, велевшим гастарбайтерам потом покопать перегной у сараев. Сыщик приставил к глазам две подзорные трубы, скрепленные для удобства. – Что это за готический особняк на холме, Александр Христофорович?

– А? – Бинх только примерился схватить жирного червяка, как оклик Якова Петровича спугнул добычу, и червяк ввинтился в землю, прячась с глаз долой. – Супруги Данишевские там обитают-с. Он приезжий, может, даже иностранец из Румынии, поскольку с народом не разговаривает, выходит из особняка только в пасмурные дни и употребляет мясо с кровью.

– О как! – хмыкнул Гуро. – Николай Василич, материал-то какой вкусный! – Это вы о чем? – не понял секретарь. – О том, что домыслы о господине Данишевском прямо-таки умоляют запечатлеть их в литературной форме. – Я завязал с писаниной, – с грустью произнес Гоголь.

– Зря. Сюжет отличный: таинственный румын, боящийся света и обожающий кровушку. Берите скорее, а то утащит какой-нибудь ушлый прозаик. А его жена тоже солнце не выносит? – вернулся к разговору с Бинхом Яков Петрович. Милиционер бережно убрал баночку с червями в карман (удалось сцапать несколько проворных животин!) и ответил: – Никак нет-с. Елизавета Андреевна, наоборот, часто гуляет. Да не просто ходит, а бегает, отжимается, мешок, набитый тряпками, кулаками лупит. Словом, спортсменка, комсомолка и ничего так на лицо.

Лопата уткнулась в доски. Гоголь вздрогнул: не сымитировать ли обморок, чтобы избежать участи лицезреть останки? – И была бы вам охота, Яков Петрович, возиться в этом винегрете?.. – Бинх отряхнул испачканные в земле руки и прикрикнул на гастарбайтеров: – Ну, чего замерли? Раскапывайте еще две могилы.