Глава 5 (1/2)
Артур ушел на рассвете, и даже в кои-то веки по-человечески, через дверь. Провожать его Яков Петрович не встал. Тело было тяжелым, чужим, совсем не слушалось, он и глаза-то открыл только потому, что Артур настойчиво тряс его за плечо.— Тебе везет, Яша. — Темный был отвратительно бодр. — Через четыре дня взойдет Черная луна, и я смогу провести ритуал. Так что отдыхай пока. Готовься.
Яков Петрович буркнул в ответ что-то нечленораздельное и начал готовиться. Для начала он накрыл голову диванной подушкой. Завулон был прав, стоило выспаться, глаза слипались просто безбожно. Не вышло.
Разбудил его Гришка. Заклятье закончило свое действие, тот проснулся, испугался, что время позднее, а барин даже кофе не требует. Гришка стоял в дверях и просто таращился. От его изумленного взгляда Гуро и проснулся. Понял, как выглядит сейчас со стороны: расхристанный, встрепанный, весь в синяках и укусах. Мгновенно натянул халат, которым укрывался за неимением лучшего,по самую шею, гаркнул “уйди вон!”Едва Гришка исчез, одарив напоследок обиженным взглядом, Гуро кое-как поднялся и поковылял в ванную. Вот чего Артуру до спальни не дотерпелось? Там кровать была куда мягче и удобнее. И одеяло имелось…В ванной Яков Петрович едва не уснул. Хорошо, Гришка пришел, не умел тот долго обижаться, да и не пристало ему. Поскребся в дверь, приотворил, заглядывая внутрь, прогундосил:— Я кофий принес. Не можете же вы, барин, с утра и без кофию. Хоть и не утро давно...Последнюю фразу мальчишка прошептал себе под нос.
Яков Петрович благосклонно кивнул, разрешая войти. Пока пил кофе, задумался о Гришке. По всему выходило, что прислугу придется оставить, и эта мысль неприятно царапнула. Гуро с удивлением понял, что ему… жалко. Гришка служил верой и правдой, не за страх, а за совесть, любил по-своему и по-своему постоянно опекал, как совершенно непутевого, по его меркам, барина. Ничего. Гришка был ушлым парнем. Дать денег, подбросить немного удачи, и тот сам выправится, на ноги встанет, еще и не самым последним человеком будет. И хорошо, что из России его увез, так за него будет спокойнее. Но все равно было жалко, прикипел, оказывается, сердцем. Умудрился как-то.Гришку он выпроводил этим же вечером, не любил долгих проводов. Дал денег, подправил память, набросил “руку Креза”, чтобы достаток всегда был, удачи немного накинул, чтобы мальчишка не проворонил свое счастье, каким бы оно ни было, и отпустил, потрепав напоследок по непослушным вихрам. У него еще было много дел, и свидетели были совсем ни к чему.Рисунки все еще двигались под веками, стоило закрыть глаза. С этим проклятым наваждением даже яростные ласки Артура не могли справиться. Зато сил точно прибавилось: стоило отдохнуть физически, как Яков Петрович почувствовал это сполна. Спать больше не получалось, поэтому оставшееся до ритуала время он потратил на оттачивание старых заклятий и разучивание новых. Кто знал, что там могло пригодиться? А память — это все, что можно было взять с собой. Портал пропускал лишь тело и душу. И только.Жаль было и расставаться и с артефактами, за годы их накопилось много. Следующую ночь Гуро потратил на то, чтобы припрятать их как можно надежнее до лучших времен. Надеялся, когда-нибудь обрести свое богатство вновь. В Сумрак прятать не стал, не доверял он ему как-то после случившегося. По-простому закопал на перекрестке, с самым сильным из известных охранных заклятий.
Когда снимал перстни с пальцев, чуть не плакал. Совсем не представлял себя без них. Вот этот, с сапфиром, Шико для него у какого-то дремучего венценосного семейства из сокровищницы позаимствовал. Этот — Яков Петрович попытался стянуть с безымянного пальца кольцо с ярким кроваво-красным рубином, то сначала не желало поддаваться, а потом выскользнуло из рук и укатилось под кровать, пришлось преклонять колени, ползать там в пыли, искать — подарок любимой женщины, человека, не Иной. Единственной за столетия. Марина, полячка... Так любить только женщины могут.И ненавидеть — тоже. Гуро был уверен, что умирая, она его проклинала, но это кольцо он никогда не снимал. С последней их ночи и до сегодняшней. Снимал, вспоминал, словно книгу перелистывал — за каждым перстнем скрывалась своя история.Кольца Яков Петрович сложил в шкатулку. Шкатулку поставил на полку в спальной. Наложил простенькое заклятье. Пусть тут его дожидаются. Никуда эта гостиница не денется, и кольца тоже.Последние часы перед Ритуалом Яков Петрович провел, нервно меряя комнату шагами. Не сиделось на месте, не терпелось. Тьма за окном давила физически. И этой густой, вязкой тьме вовсе не были помехой ни свет электрических фонарей, ни блеск окон и фар проезжающих автомобилей.Гуро знал, что многие не переживут эту ночь, и люди, и Иные. Ночь Жатвы — плохое время для всех и всего… Кроме того, что решил проделать Завулон.Вызывать машину Гуро не стал, решил прогуляться до места пешком. Всего-то пара часов убористым шагом… Зато развеется и приведет мысли в порядок. Под мостом было грязно, воняло мочой и затхлым болотом. Из-под ног с писком разбегались крысы, от каменных арок отражалось эхо. Надо же, в этом городе были каменные мосты...— Здравствуй. Волнуешься?
Артур вышел из тьмы, выскользнул, так, словно был ее частью. Белозубо и до отвращенияспокойно улыбнулся.
— Здравствуй. Да.
Врать не было никакого смысла. Бравировать тоже.
— Это будет быстро. И больно. Извини.
В руках Артур держал ту самую тетрадку, и Яков Петрович едва сумел подавить рвотный позыв. Списал все на отвратительную вонь, здесь явно обитали бездомные,но сегодняшняя ночь и их заставила искать убежище понадежнее. Лучше за закрытыми дверьми.Яков Петрович тяжело сглотнул горькую слюну, сказал как можно более увереннее:— Хорошо. Что нужно делать.
— Раздевайся.Артур ухмыльнулся как можно похабнее. Даже, кажется бровями поиграл. Будто они не к Ритуалу готовились, а собирались провести еще одну ночь вместе. Яков Петровичтолько головой покачал и начал снимать одежду. Не нашел, куда ее положить, чертыхнулся и бросил свой прекраснейший бордовый сюртук прямо в вонючую грязь.Спросил зло:— Ты так и не назвал цену. Я полагаю, уже пора бы. Чего ты хочешь, Артур?— Ты прав, пора.
Завулон куском угля, раскрыв тетрадь и постоянно в нее поглядывая, размашисто начертил на покрытой копотью и слизью опоре моста круг. Убрал проклятую тетрадку, развернулся, отряхивая руки, и уставился в лицо, прожигая насквозьвзглядом блеклых синих глаз. Вот теперь шутки кончились, Яков Петрович прочувствовал это всем нутром.Завулон с каким-то энтомологическим интересом, без всякого интимного подтекста пристально рассматривал его обнаженное тело, ощупывал взглядом, будто искал что-то.
— Я говорил, что будет больно, Яш… — Почти ласково начал он.Яков Петрович кивнул и непроизвольно отступил на шаг назад.
— Мое первое условие. — В руках Завулона появилась что-то, похожее на куклу, вернее на очень грубо сделанного солдатика, небольшого, с женскую ладонь величиной. — Вот это ты заберешь с собой. В будущее и на Изнанку.
Яков Петрович сделал назад еще шаг. Проговорил хрипло:— Ты предупреждал, что портал пропустит только тело и душу. Как я возьму это?— Ты умный Яша. Ты уже все понял. — Завулон мягко скользнул ближе, подбираясь почти вплотную. — Это станет частью тебя, вплавится в твое тело. Портал пропустит.Держи.
В руки Гуро упала неимоверная тяжесть, маленький солдатик просто не мог столько весить. А еще он был невероятно холодным. Ледяным.
— Приложи к плечу. К левому, ближе к сердцу.
Яков Петрович смотрел в стылые синие глаза. Ожидающие.Глубоко вздохнув, он сделал, как велел Завулон.
Уши заложил собственный дикий крик. Боль оглушила, и на миг он потерял сознание. Очнулся на земле, в ледяной зловонной луже. Плечо горело. Левая рука не поднималась и, кажется, вообще не слушалась. Когда-то Гуро получил Знак Карающего огня и думал, что хуже этого ничего быть не может. Что ж, он сильно ошибался.
— Ты привыкнешь, Яш.