Глава 4 (1/2)
На пирсе его ждал кабриолет. Невзрачный человек в черном поймал Якова Петровича взглядом в толпе, как на крючок подцепил, и кивнул, приглашая, в машину. Гуро мысленно поморщился: Завулон оставался все тем же позером, сразу дал понять, что знает о намерениях того, кто его искал и жаждет встречи. И что на эту встречу согласен — на своих условиях, в том месте и в то время, которое сам укажет. С корабля на бал… Артурлюбил выводить из себя, выбивать почву из под ног, Яков Петрович прекрасно это помнил. Некоторые вещи никогда не меняются.Яков Петрович был абсолютно уверен, что его везут прямо пред темные очи Завулона, но машина остановилась у невзрачного здания гостиницы. Правда, гостиница оказалась таковой только с виду. Номер, который для него забронировали, впечатлял. Гришка носился по комнатам кругами с огромными от восторга глазами. Молча. Сам этот факт уже выдавал его крайнее изумление и восторг. Яков Петрович пребывал в замешательстве, по всему выходило, что Завулон сам был намерен его посетить.
В дверь вежливо постучали в пять минут после полуночи. Гришка давно дрых в дальней комнате, для верности Яков Петрович наложил на него сонное заклятье покрепче. Визит Великого Темного точно не сулил ничего хорошего, и мальчишку стоило держать подальше. Ждать, пока ему откроют, Завулон не стал, вошел сам, Яков Петрович едва успел вскочить с кресла и нацепить на лицо как можно более бесстрастное выражение. Стыдно было признаться даже самому себе, но он побаивался: Темныйбыл непредсказуем.— Здравствуй, Яков. В прошлый раз так и не поговорили. — Завулон, кажется, ставший с прошлой их встречи еще выше, худощавее и бесцветнее, тихо притворив за собой дверь, подходил все ближе, и Яков Петрович иррационально почувствовал себя в ловушке. В мышеловке, в которую сам же по собственной воле забрался. — Помнится, ты такое любил.Темный, блеснув глазами, которые оживляли вечнопечальное лицо,покрутил в руках бутылку вина, показывая. Поставил на стол, смотрел, с прищуром, буквально обшаривая взглядом, изучая, проверяя, переворачивая душу и внутренности. Дышать под этим взглядом было совершенно невозможно, равно как и пошевелиться, словно гранитной плитой придавило.Завулон, очевидно вполне удовлетворившись проверкой, наконец, отвел взгляд, и Яков Петрович смог сделать вдох и прокаркать, отдавая дань вежливости:— Рад тебя видеть, Артур. Спасибо.“Спасибо” прозвучало как-то уж слишком многозначительно, Яков Петрович прикусил язык. Отвык. Совсем он отвык от подобных игр, когда каждое слово — словно шаг в пропасть, одна ошибка, и ты за нее тут же с лихвой платишь. Завулон промахов не прощал и неудачников рядом не терпел. Проверял постоянно. Вот и теперь отдача не заставила себя ждать.— Так еще не за что, Яша.
Завулон подошел вплотную, улыбнулся, тепло вроде, искренне, но от улыбки веяло льдистым холодом, и сердце в груди мучительно сжалось. Когда на плечо легла тяжелая рука, огненно-горячая, даже сквозь слои ткани, Яков Петрович обреченно понял, что Темный покинет эти стены только утром. Завулон хотел развлечься.
— Раздевайся, Яш. — голос Темного стал на полтона ниже. Гуро мог бы возразить, но тело уже поймало волну желания, отвечало, не слушая разума. По коже побежали мурашки, во рту пересохло, мысли путались. Как у мальчишки, ей-богу. Яков Петрович сплюнул бы в сердцах, если бы мог.
А Завулон продолжал дразнить, опутывая чарами,собственными, без малейшей примеси волшебства: — Или хочешь, чтобы это сделал я? Это ты раньше тоже любил. Я помню.
Гуро полоснул по напыщенному лицу Завулона возмущенным взглядом. Кажется, перестарался — Темный не так его понял.— Полно, Яша. Ты же не девица легкого поведения? Это не плата. Это, скажем так, взаимное желание двух старых любовников, которые давно не виделись.То, что желание взаимное, было очевидным фактом. На Завулона Гуро всегда реагировал более чем однозначно, с самого момента знакомства. Он вообще не встречал никого, кто сумел бы остаться безразличным к прямому призыву Великого Темного. Но Яков Петрович был честен, и с собой, и с Артуром. И именно к нему его всегда влекло, не к Завулону, не к Великому Темному. В постели им обоим было хорошо, а Завулону не нужно было выделываться и что-то доказывать. Иногда Гуро думал, что именно этим он и цеплял Завулона. Было и у того слабое место. Великому любви хотелось… Не получилось у них, не умел Завулон любить, будто его кто-топроклял. Признаться,Гуро до недавнего времени думал, что и это у них общее: еще одна связующая ниточка вдобавок к животной похоти, а потом встретил Коленьку и узнал каково это — любить. Понял, что даже если тебя в ответ боятся и ненавидят — любовь, все равно лучшее, что может случиться с человеком или Иным. Не получить от судьбы этого дара действительно было страшным проклятьем, убийственным, Гуро теперь знал это точно.
Завулон вдруг склонил голову на бок, словно адский пес, что-то почуявший, твердо взял железными пальцами за подбородок, вглядываясь в лицо. В его глазах полыхнула ярость.— Не смей, Яша.— Что? — выговорить даже это оказалось почти непосильной задачей, но Гуро смог себя заставить.— Жалеть.
Яков Петрович прикрыл веки, соглашаясь и умоляя о прощении. Страшно было так, что поджилки тряслись. А может, колотило его от жгучего возбуждения, накрывшего волной от яркой вспышки ярости Артура, опалившей огнем желания, вскипятившим кровь. Мгновения тянулись мучительно долго, сердце отсчитывало удары, и, когда рта легко коснулись горячие сухие губы, Яков Петрович вздрогнул всем телом и не сдержал стона восторга. Почти мальчишеского, ослепительно-острого. Понял, что прощен, потянулся обнять. Поцеловал сам, пытаясь перехватить первенство. Он тоже многое помнил, в том числе и это: Артур не любил, когда перед ним стелились, смиренно подставляясь. Он предпочитал завоевывать.— Взять бы тебя в сумрачном облике… — Артур шипел в поцелуй, ладони сдирали одежду, мяли безжалостно тело, гладили, пальцы вжимались в кожу до синяков.На миг перед Яковом Петровичем предстал Завулон в своем истином обличье:раздвоенный змеиный язык скользнул по губам, вертикальные зрачки словно пили душу, когти оставили фантомные царапины на спине и плечах. Яков Петрович зажмурился. От сладкого ужаса подгибались ноги.— Только попробуй! Лечить сам будешь! — голос предательски дрожал и, Гуро спрятал страх, со всей силы впившись Артуру зубами в нежное местечко под ухом.Так они тоже пробовали, и повторять этот весьма впечатляющий опыт Яков Петрович не хотел бы. Одного раза для ярких ощущений и ночных кошмаров, всегда, впрочем,заканчивающихся поллюцией, оказалось более чем достаточно.До спальни они не дошли. Артур взял его, заставив упереться ладонями, потными разъезжающимися под неумолимыми толчками, в зеркало, занимающее в этом чертовом президентском люксе всю стену. Штаны болтались на лодыжках, стреноживая, обрывки шелковой рубашки висели на локтях, пот заливал глаза, и под жгучим немигающим взглядом Артура не хватало воздуха. Зрачки у него так и остались вертикальными. От этого взгляда некуда было деться, он оплетал, опутывал, вынимая душу, словно Артур сейчас брал не только тело, словно ему было нужно не только оно. Впрочем, Завулон никогда не довольствовался малым. Яков Петрович не выдержал, снова зажмурился, пытаясь уйти, спрятаться, и тут же об этом пожалел: Артур сделал то же, что он сам несколько минут назад — сжал зубы на шее под ухом, сильно до теплых, щекотных струек крови, не мелочась. Укус отозвался внутри яркой вспышкой, боль накладывалась на удовольствие, желание затапливало, выжигая внутренности. Раздвоенный язык скользил по шее, слизывая кровь, касаясь ранок, лаская.
Яков Петрович держался из последних сил. Хотелось продлить этот миг единения, растянуть, запомнить, насладиться близостью, почему-то это сейчас казалось важным.
Но Артур перехватил его под грудью крепче, прижал к себе, скользнул рукой по груди, задевая неожиданно чувствительные соски, и накрыл ладонью текущий член, пока еще мягко, дразняще, лишь обозначая действие, заставляя стонать и просить, хотя бы телом. Толчки ускорились, дыхание у обоих срывалось, стоны отражались эхом от стен. Ладонь на члене двигалась жестко, ласкала размеренно в ритме ударов внутрь, и Яков Петрович сдался, отпустил себя, позволив наслаждаться моментом. Стонал и всхлипывал, забывшись и почти потерявшись в ощущениях. Удовольствие накрыло внезапно, оглушило, заставив запрокинуть голову и раскрыть рот в беззвучном крике. Артур чуть сбавил темп, держал его обмякшее тело, почти вдавив в чертово зеркало, и продолжал брать с неумолимой настойчивостью. Оставалось лишь хрипло стонать почти в изнеможении,пережидая острые искорки тающего наслаждения и учиться дышать заново. Излился Артур внутри его тела с низким, почти вибрирующим гортанным стоном, от которого тело прошила судорога удовольствия, дернулся почти опавший член, а кожа покрылась мурашками. Это он тоже любил и не стал отказывать себе в удовольствии, хоть и знал, насколько Яков Петрович подобное ненавидит.
Яков Петрович полулежал на диване — добраться получилось только до него, а Артур открывал вино. Штопора не было, но Темный прекрасно справился с бутылкой и когтями.
— Ты, Яша, как это вино.Гуро вопросительно приподнял брови. Артур протянул ему бокал, глаза у него смеялись.— С возрастом только лучше.
На мокрой от пота коже блестели огни ламп. Темный все еще был чертовски хорош. Яков Петрович лениво подумал, может, он многое теряет, последние лет двести предпочитая быть исключительно сверху. Или просто нужен был подходящий партнер. Яков Петрович поймал себя на мысли, что не прочь повторить. Не прямо сейчас, но…
Прямо сейчас он сказал:— Сомнительный комплимент, Артур. Иди к черту.
— Пожалуй, задержусь. Ты ведь хотел со мной поговорить, Яков. О чем? — Артур сел рядом на диван, прижавшись плечом и закинув длинные ноги на его голени. — Что у тебя так горит, милый?На “милого” Яков Петрович скривился, будто съел лимон или услышал удивительную пошлость.Артур рассмеялся, пролив вино ему на грудь. Яков Петрович едва успел его остановить, уперевшись ладонью в плечо и уставившись в глаза, тот явно собирался сначала слизать вино, а потом, спуститься ниже. Подцепил оставленный на спинке дивана после ванных процедур халат, поспешно надел, чтобы не отвлекать Артура от разговора.— У меня правда к тебе дело. Поговорим. Потом продолжим, милый.Артур вернул ему кислую гримасу, дотянулся до бутылки и налил обоим еще вина.— Рассказывай, Яша. Я слушаю.И Яков Петрович начал излагать.Он пытался — тщетно, конечно —избежать обвинений. Великий Темный просто не мог не знать, чем ему придется расплачиваться за спасение мира. И если собственную жизнь он теоретически отдать был готов, то распорядиться жизнью любимого человека не соглашался. Это был чистой воды обман. Только вот чей? Темного, Сумрака или Фатума? Гуро просто обязан был выяснить это и потому спросил напрямую:— Ты знал, Артур? Знал, какова будет моя цена?— Предполагал. — Артур отпил вина, зажмурился от удовольствия и облизнул губы. От него несло запахами любви, тянуло пьянящим желанием, и Яков Петрович плотнее запахнул на груди халат и чуть отодвинулся, чтобы не поддаваться чарам. Отвлекало.—Это неважно, Яков. Фатум выбрал тебя, и ты бы отдал все, что потребовалось. Чаще всего отдают жизнь, но ты и тут смог отличиться.Ладонь Якова Петровича мимолетно накрыла огненная ладонь Артура, кончики пальцев скользнули по перстням. Темный улыбался.
Яков Петрович рвано вдохнул, тело слишком ярко реагировало на прикосновения.— То есть, ты бы заставил. — он не мог не констатировать очевидное,и Артур лишь подвердил его подозрение коротким, слегка раздраженным вздохом.— Да. Гесер тоже. Яша, ты уходишь от темы.— То есть, никакой добровольности… Только ложь и обман.— Условная. Таковы были правила игры. Не мы их придумали. Сумрак диктует и раздает карты. Я бы сказал, что тебе повезло. Ты же жив. И мне повезло.— Конечно. Ты всегда снимаешь сливки, Артур. Меня вот… — Яков Петрович внезапно для самого себя запнулся и покраснел, чего с ним давненько не случалось, —так еще и свою плату возьмешь.— Обязательно возьму. Но ты так и не дошел до сути. Что ты от меня хочешь?
По голосу Завулона Яков Петрович слышал, что тот прекрасно знает, что именно тот у него собирается попросить. И совершенно не собирается отказывать себе в этом зрелище.