Первое декабря, 1832 (1/1)

Миновав четыре лестничных пролёта, пять дверей, Яков остановился, наконец, возле кабинета начальника. Во рту сразу стало как-то сухо. Гуро откашлялся, вдохнул и выдохнул несколько раз, успокаивая сознание, расслабляя мышцы. Эраст научил его очень быстрым и при этом действенным упражнениям, которые помогают собраться и успокоиться. А в работе Якова это было необходимо.Согнув указательный палец, на котором сверкнуло, преломляя свет, кольцо с рубином, Гуро постучался и нажал на дверную ручку.Кабинет Бенкендорфа ничуть не изменился, как и он сам. Александр Христофорович даже не сразу поднял голову от бумаг, которые аккуратной стопкой лежали на его столе. Наконец он отложил в сторону один лист и соизволил взглянуть на гостя.—?Яков Петрович! Сколько лет, сколько зим! —?с усмешкой поприветствовал он.Яков натянуто улыбнулся.—?И вам не хворать.—?Всё так же остришь, Яша?—?Ты и сам не прочь.—?Есть грешок,?— засмеялся Бенкендорф низким голосом. Он довольно потер руки и окинул пристальным взглядом подчинённого. Выглядел Гуро хорошо, разве что чуть похудел, но это даже шло ему?— четче обозначились острые скулы, чёрные глаза ярче выделялись на хищном лице.—?Давненько не заходил,?— протянул Александр Христофорович.—?Был загружен делами,?— отозвался Яков Петрович, делая шаг вперед и без разрешения усаживаясь напротив Бенкендорфа.Оба смотрели друг другу в глаза, словно держали скрещенные шпаги. Бенкендорф, на чьей стороне было явное преимущество, не мог не отметить с досадой, как спокойно держится Яков. Он всегда таким был, непрошибаемый, совершенно невозможный. Интересно, он и при смерти будет так самоуверен?—?Неужто и сейчас по делу? —?продолжил Бенкендорф их игру.—?А как же,?— оскалился Гуро,?— сам знаешь, я всегда беру то, что принадлежит мне.Бенкендорф наклонил голову чуть в сторону, с удовольствием разглядывая своего противника. Он любил Гуро, этого никак нельзя было отрицать, иначе стал бы терпеть все его выходки до сих пор? Яков отличался редким талантом, отменной интуицией и совершенно невыносимым характером. Ну чисто бес.—?Никак, за сердцем своим пришёл? —?чуть тише, чем прежде, произнес Бенкендорф и улыбнулся: слова произвели явный эффект, но заметить его мог только тот, кто хорошо знал Гуро.Слегка побледневший, Яков выпрямил спину и чуть наклонился вперед.—?Без него тяжко, Саша.Бенкендорф кивнул.—?Хлопец твой, конечно, редкое сокровище. Такой талант! И, главное, какая самоотверженность! Гуро ядовито усмехнулся и облизнул губы.—?Конечно. Выбираю только самое лучшее.—?Но не всегда лучшее отвечает взаимностью,?— хохотнул Бенкендорф,?— признаться, Яшенька, мальчик меня порядком удивил. Я и не знал, насколько ему больно!—?Он тебе сам об этом сказал? —?чуть нахмурился Гуро.—?Ну что ты! Он, в основном, молчит. Но всё и так ясно. Стал бы он так яро защищаться?От Александра Христофоровича не укрылось, что при этих словах длинные пальцы Якова сжали трость чуть сильнее, чем обычно.—?Зачем же ты так, Саша. Ты ведь совсем не жесток.—?Я? Помилуй, Яша! Никогда не был. Всё сам, сам. Изволишь взглянуть? —?Добродушно усмехнулся начальник Третьего отделения.Яков кивнул, но остался сидеть на стуле. Оставалось только восхищаться его выдержкой.—?Проведай,?— милостиво позволил Бенкендорф,?— правда, сомневаюсь, что он рад тебе будет.—?Почему же? —?слегка нахмурившись, спросил Гуро,?— не я ведь сюда привёл.На губах Александра Христофоровича появилась такая улыбка, какая может быть только у крокодила.—?А ты взгляни,?— и он опустил на стол перед Яковом лист бумаги.На нём до боли знакомым почерком было выведено:Добровольно и без принуждения я, Николай Васильевич Гоголь, соглашаюсь сотрудничать с Третьим отделением Собственной его Императорского Величества канцелярии в лице начальника вышеуказанного отделения Александра Христофоровича Бенкендофа.

Ниже стояла дата и подпись. Сомнений не было, бумагу писал Николай.Еле слышно скрипнув зубами, Гуро отложил лист и совершенно спокойно сунул руку в карман пальто, вытащил заряженный револьвер, взвёл курок и нацелил его прямо в голову Александра Христофоровича.—?А теперь, Саша, милый мой друг, пиши под мою диктовку.Александр Христофорович на миг замер, а потом захохотал.—?Право, Яша, такой же хитрец!Гуро криво улыбнулся и сунул оружие обратно в карман пальто.Отсмеявшись, Бенкендорф кивнул.—?Положим, так и было. Но тогда придётся тебе, яхонтовый мой, собственными глазами во всём убедиться.Взяв со стола серебряный колокольчик, Александр Христофорович позвонил два раза, и в кабинет вошёл вышколенный молодой человек.—?Проводите Якова Петровича к нашему гостю,?— улыбаясь, проговорил начальник Третьего отделения.Яков поднялся на ноги, изобразил насмешливый поклон.—?Ты, как закончишь, приходи вечером, чаю попьём,?— кивнул ему Бенкендорф.Гуро двинулся вслед за своим провожатым.Ехать оказалось недалеко. Штаб-квартира Ордена находилась всего через несколько улиц от главного здания Третьего отделения. Это был ничем не примечательный с виду дом. Яков был здесь регулярно, поскольку его работа была связана с делами Ордена очень часто.Они вошли в дом и двинулись по первому этажу к лестнице, ведущей вниз.На первой ступеньке Яков остановился:—?Почему подвал? —?резко спросил он.Сопровождающий только руками развёл:—?Захотели сами, Яков Петрович.Гуро хмыкнул, но спорить не стал. Помещение, в котором держали Николая, действительно было в подвале, но вовсе не таком, какие часто бывают в других домах. Здесь всё было таким же, как и на верхних этажах.—?Пришли, Яков Петрович.Гуро остановился возле отделанной металлом двери. Его проводник позвал дежурного, тот отворил дверь.—?Вы идите один. Яков Петрович. И не оступитесь, там темно. Возьмите свечку.Гуро взял маленький подсвечник и шагнул через порог в глухую темноту помещения. Дверь за ним с противным скрежетом затворилась.Подняв единственный источник света повыше, Яков Петрович остановился и окинул взглядом тёмное пространство. Одной свечи было явно мало для того, чтобы в деталях рассмотреть нынешнее жилище Николая, но Гуро увидел в глубине большую кровать, несколько книжных шкафов, стол, стул и кресла. Комната совершенно не похожа была на темницу. Самого же обитателя было не видно.—?Николай Васильевич! —?негромко позвал Яков, чувствуя, как всё внутри него сжимается от тревоги,?— яхонтовый мой, это я.Сначала не было ни шороха. Затем Гуро почувствовал лёгкое дуновение, словно ветерок, а затем ему на плечо опустилась чья-то рука.