Ноябрь, 1832 (1/1)

Путь до столицы Николай почти не помнил. Дорога выветрилась из его памяти, как что-то совершенно никчемное. В голове прочно засела одна мысль?— цель его визита к Бенкендорфу. Николай думал, позволят ли ему вообще увидеть главу Третьего отделения или сразу же запрут где-нибудь?Со своими попутчиками, вернее, со своим конвоем, Николай почти не общался. Только пару раз у него спрашивали, не устали ли он. Это мнимая забота совершенно не радовала Гоголя, он понимал, что их цель?— всего лишь сохранить в целости вещь, которую им нужно доставить до места.Однако в дороге был важный плюс?— Николай смог составить примерный план разговора с Бенкендорфом, если ему всё же представиться шанс увидеть его. Это был даже не разговор, скорее, сделка. Правда, Николай понимал, что его собственные шансы до нелепости смешны. И всё же он надеялся на своё естественное преимущество?— он был нужен. И это был козырь.Николай не был хорошим игроком. Но недолгое общение с Яковом и Эрастом научило его кое-чему: всегда добиваться своей цели, чего бы это ни стоило. И черта с два, если он начнет умолять Бенкендорфа о милости. Это он им нужен, а не наоборот. Именно в нём эта необходимая сила, дар, которым он, увы, так и не выучился управлять. Но учиться никогда не поздно.И всё же было кое-что, что заставляло сердце Николая судорожно сжиматься?— это были братья. Что они могли предпринять теперь, когда он сам ушёл из их убежища? Оставалось надеяться, что семейная черта?— ум, не подведёт их и теперь.Николай думал, что в самой столице ему дадут возможность привести себя в порядок или хотя бы поесть, но его тотчас же привезли на набережную Мойки. Стало быть, его проводники так торопились, что вся их забота слетела в мгновение ока, как шелуха.Можно было бы попытаться сопротивляться. Но что-то подсказывало Николаю, что это бесполезно. И если в дороге он вполне мог симулировать обморок или плохое самочувствие, то в Петербурге его готовы были хоть на руках донести до Третьего отделения. Гоголь хотел прийти туда своими ногами, пытаясь сохранить самообладание.Наконец лошади остановились возле высокого здания. Здесь совсем недавно работал Яков, поднимался по тем же самым ступеням крыльца, что и Николай сейчас. Когда двери мягко закрылись за ним, Николай ощутил себя в ловушке. На миг сознание накрыло пеленой удушающего страха?— и зачем он только отважился на такую глупость, зачем сам отдался в руки врагам? Но глубокий вдох и выдох (дыхательная гимнастика Фандорина) довольно быстро успокоили его. Раз уж он теперь здесь, значит, поздно бояться. Пора доказать хотя бы самому себе, что он способен за себя постоять. И что у него есть гордость.Кабинет Бенкендорфа находился на четвертом этаже, с видом на набережную.

Сопровождающие Николая остановились перед тяжелой дубовой дверью, отличающейся от всех остальных, и несколько раз постучались.—?Войдите,?— раздался изнутри спокойный низкий голос.Николай, невольно задержав дыхание, перешагнул через порог. Конвой остался в коридоре.До этого момента Николаю не приходилось видеть начальника Третьего отделения. Александр Христофорович стоял спиной к большому окну, поэтому писателю не сразу удалось разглядеть его лицо. Зато он сразу отметил невысокий рост, хорошо сложенную фигуру. Бенкендорфу было уже пятьдесят, надо лбом появились залысины, отчего и без того высокий лоб придавал его лицу еще большей одухотворенности. Когда же Александр Христофорович сел и жестом предложил сесть Гоголю, Николай увидел довольно приятное лицо с острыми чертами и внимательными серыми глазами.Отчего-то в голове Николая сложился образ Бенкендорфа, основанный на отрывочных сведениях, которые рассказывал Яков Петрович, и писателю казалось, что они весьма похожи. Но Александр Христофорович обладал совершенно другим типажом.—?Позвольте представиться, я граф Александр Христофорович Бенкендорф, начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.Николай облизнул пересохшие губы и слегка наклонил голову в знак почтения.—?Моё имя, граф, я полагаю, знаете.—?Разумеется, молодой человек,?— на лице Бенкендорфа появилась легкая улыбка,?— признаться, я не ожидал, что после вашего исчезновения вы решите вернуться.—?У меня к вам деловое предложение,?— набрав в грудь побольше воздуха, пояснил Николай.—?Вот как? Очень хочется узнать, какое именно?—?Я знаю, что нужен вам. Я готов остаться добровольно. Согласен на любые условия,?— произнес Николай, понимая, что сейчас сам приговаривает себя.—?А взамен?—?Яков Петрович Гуро и близкие ему люди останутся при своих должностях и никак не пострадают в дальнейшем.В кабинете повисла долгая тишина. Бенкендорф с интересом рассматривал посетителя, словно диковинную зверушку, Николай же старался сохранять спокойствие. Наконец начальник Третьего отделения слегка наклонил голову:—?Что ж, вынужден признать, что вы меня удивили, Николай Васильевич. Ваше предложение весьма заманчиво. Но дело в том, что я не прощаю предательства и лжи, а Яков Гуро, как оказалось, лгал мне очень долго. Лгал ради вас.Николай сглотнул, чувствуя, что под ногами разверзается земля.—?Однако я вполне могу понять его мотивы. У Якова очень развито чувство привязанности. Это я заметил еще в начале нашей совместной работы. Те, кто попадает под его покровительство, получают самую надежную поддержку и защиту. А к вам он питает самые теплые чувства. Интересно, что же в вас такого особенного? —?с легкой усмешкой проговорил Бенкендорф.Николай передернул плечами.—?Лучше спросить у самого Якова Петровича.—?Но, на сколько я знаю, ваши отношения претерпели некий разлад после возвращения из последней поездки?Гоголь еле слышно вздохнул. Что еще знал Бенкендорф? Как он узнал об этом? Яков сам посвятил его в сложности их общения?—?Мы разошлись во взглядах,?— негромко ответил наконец Николай,?— но теперь это всё в прошлом.—?Смею думать, что этому немало поспособствовал единокровный брат Якова, Эраст Фандорин?Николай решил уже ничему не удивляться. Этим он поставит себя в еще более сложное положение, хотя хуже нынешнего уже, казалось, ничего не могло быть.—?Что ж… —?протянул Александр Христофорович,?— полагаю, Яков успел посвятить вас в некие тайны нашего Ордена?—?Вы ищите бессмертие,?— откликнулся Николай,?— но тут я вряд ли мог вам помочь.—?Почему же? Ведь вас, насколько я помню, убили? Даже похоронить успели, да вы удачно пришли в себя до того, как земля успела затвердеть. Ваш дар, милейший, таит в себе немало сюрпризов. Думаю, вы и сами не знаете, на что способны. Ваша способность общаться с нечистой силой?— всего лишь цветочки. Все ягодки впереди. Но это произойдет только в том случае, если вы будете развивать ваши способности. В противном же случае весьма вероятно, что вы сойдете с ума под бременем, нести которое вам сейчас не под силу,?— задумчиво проговорил Бенкендорф.Николаю нечего было на это ответить. Он и сам задумывался над этой печальной перспективой.—?Тогда перейдем к самому главному,?— начальник Третьего отделения вытащил из ящика стола лист бумаги и протянул его Николаю:?— пишите, что вы согласны сотрудничать с нами совершенно добровольно и без всякого принуждения.—?Без принуждения? —?вырвалось у Гоголя,?— это шутка такая? А слежка? Ваши люди выследили меня до самой Москвы!—?А кто сказал, что это была только слежка? —?усмехнулся Бенкендорф,?— вам не приходило в голову, что это была ваша охрана? Вы, Николай Васильевич, человек чрезвычайно одаренный, и вам необходима защита. Иногда даже от себя самого. А что до добровольного согласия… Вы же сами предложили сделку. Я согласен. Яков вернется на службу, а его брату я велю выписать повышение. Его способности изрядно помогут России.Николай несколько минут молча смотрел на белый лист бумаги, внезапно вспомнив, что точно также сидел, не в силах написать ни строчки.—?Простите, граф. Но вы просите меня написать расписку, а могу ли и я получить от вас подтверждение вашим словам? —?чувствуя, что ступает на тонкий лёд, произнёс Николай.По губам Александра Христофоровича пробежала усмешка.—?Вы ценный человек, Николай Васильевич. Но не наглейте. Я –главный начальник Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и командующим Главной Его Императорского Величества квартирой. Моё слово?— не пустой звук. И если я дал его, то сдержу, иначе какой из меня дворянин и верный слуга Его Императорского Величества?Николай опустил взгляд. У него не осталось выбора.