Конец сентября 1832 (1/1)
Усевшись в кресло и пристально сощурив голубые, словно льдинки, глаза, Эраст повторил:—?Я слушаю, б-братец.Гуро бросил на него стремительный взгляд и тут же отвёл глаза. Когда Фандорин пребывал в таком настроении, он не успокоится, пока не услышит ответы на все свои вопросы.—?Надеюсь, ты не обвиняешь меня в покушении? —?начал он осторожно.Фандорин презрительно хмыкнул:?— Выстрелы б-были выполнены людьми, хорошо владеющими огнестрельным оружием. Они бы не п-промахнулись.—?Верно,?— с облегчением заметил Яков Петрович,?— это действительно я отдал такой приказ. Мне нужно было напугать Николая Васильевича. В мои планы не входила ваша встреча в тот день. Мои люди не знали, как поступить. Приказа нарушить они не могли, но они знали, кто ты. Это сильно осложнило дело. Но Николая Васильевича предостеречь удалось.—?Предостеречь от т-тебя? —?быстро спросил Эраст.—?За кого ты меня принимаешь? —?возмутился Гуро,?— разумеется, нет! От Бенкендорфа. Он ищет Тёмного.Глаза Эраста сузились, он как-то сразу напрягся.—?Он знает, что это Николай Васильевич?—?Это вопрос времени,?— тихо отозвался Яков Петрович,?— я тянул, сколько мог.—?Ты п-подвергаешь его опасности! —?вкрадчиво сказал Фандорин.Яков хмыкнул и ничего не ответил. Какое-то время братья молчали. Наконец Эраст задумчиво проговорил:—?Может б-быть, отправить его за границу?—?В Италию? —?тут же откликнулся Яков.Взгляд Фандорина смягчился.—?Можно и туда. Н-николай Васильевич любит т-тепло.—?На это нужно время,?— напомнил Гуро,?— и его еще нужно уговорить. Как у него сейчас с деньгами?—?Книги продаются,?— с едва различимой гордостью ответил Эраст.—?Хорошо. Тогда ты на правах друга поговоришь с Николаем Васильевичем, убедишь его в правильности такого выбора…—?Он п-поймет, откуда ветер дует,?— безмятежно отозвался Эраст.Яков тут же бросил на него пронизывающий взгляд:—?С чего вдруг?—?Т-ты же с ним виделся,?— пояснил Фандорин.Несколько минут Гуро молчал.—?Откуда ты знаешь? —?очень тихо спросил он.—?Сияешь, как начищенный п-половник,?— фыркнул Эраст. Несколько секунд в комнате стояла гробовая тишина, а затем раздался оглушительный хохот братьев.—?Верно,?— отсмеявшись, согласился Яков,?— он искал твой адрес.—?Почему мы не могли переписываться? —?тут же спросил статский советник.Яков Петрович нахмурился:—?Это точно не моих рук дело.—?А чьих же?Оба помолчали, пока наконец Эраст не проговорил с содроганием:—?Бенкендорф…—?Знает… —?эхом откликнулся Яков.—?Почему тогда он так себя ведёт? П-проверка на вшивость? —?взволнованно спросил Эраст,?— тогда не только Николаю Васильевичу следует опасаться, но и тебе, Яша!Гуро в задумчивости постучал указательным пальцем по подбородку.—?Вопрос в том… сколько он знает? И как давно?—?Это очень серьезно, Яша! —?от волнения у Эраста даже заикание пропало,?— это может быть искусно сплетенная паутина! Как бы вы не попались в неё!—?Так или иначе… Николай сейчас в большей беде, чем я,?— спокойно ответил Гуро,?— поезжай к нему, Эраст! Тебе он будет рад.—?Лучше отвезу его к себе,?— сходу добавил Фандорин,?— про меня мало кто знает, его не найдут. Тем более, Бенкендорф думает, что я в Москве. Как хорошо, что я не написал в п-письме своего п-петербургского адреса!Яков кивнул.—?Я тотчас же поеду на службу. Так будет лучше, постараюсь сделать вид, что ищу Тёмного, а сам попытаюсь выяснить, что знает Бенкендорф.Фандорин с тревогой посмотрел на него:—?Будь осторожен, Яш!—?И ты,?— Гуро обхватил по-мальчишески узкое запястье брата, притянул Фандорина к себе и на миг прижался губами к его лбу,?— как я рад, что ты здесь!Эраст бегом бросился к двери.***Пребывающий в мрачных раздумьях, Николай не сразу услышал стук в дверь. Раздосадованный, что слуга не выполняет свою прямую обязанность, Гоголь отправился открывать. В следующую секунду он напрочь забыл о своих тревогах.—?Эраст Петрович! —?сорвалось с губ, и Николай буквально повис на шее статского советника.Фандорин, не привыкший к столь явному проявлению эмоций, на несколько мгновений застыл с нелепо повисшими вдоль тела руками, но быстро пришел в себя и обнял Николая Васильевича в ответ.—?Какими судьбами, Эраст Петрович? Как долго Вас не было! Я тревожился! —?воскликнул Николай, едва первые эмоции поутихли.Фандорин натянуто улыбнулся.—?Я т-тоже не мог связаться с Вами, мой д-друг. И п-приехал как только смог. Однако теперь же нам нужно немедленно уезжать отсюда. За вами следят.—?Кто? —?изумленно спросил Николай,?— о чём Вы, Эраст Петрович?—?Пока это только мысли, но если это окажется правдой, Вам грозит опасность. Быстрее собирайте всё самое необходимое, п-поедете ко мне.—?К Вам? Но как же…—?Нет времени объяснять, Николай Васильевич, голубчик. П-пожалуйста, просто делайте, как я говорю. Доверьтесь мне.Николай растерянно смотрел в красивое лицо Фандорина. В его душе радость от долгожданной встречи смешивалось с волнением за собственную судьбу. Что могло произойти, что Эраст Петрович приехал к нему так неожиданно, а теперь требует немедленно бежать? От кого? Зачем?Обдумывать всё это Николаю пришлось уже в экипаже, когда он, наспех собрав практически первое, что попалось под руку, вместе с напряженным Фандориным покинул своё жилище.—?Не сочтите за грубость,?— наконец негромко сказал Николай,?— Эраст Петрович, не может ли в этом быть замешан… Ваш брат?Фандорин нахмурился и ответил не сразу. Николай, прикусив язык, с тревогой наблюдал за ним и уже собрался извиниться, как Эраст Петрович негромко проронил:—?Скажу честно, Николай Васильевич. У моего брата есть причины относиться к вам… своеобразным образом, но он точно не тот человек, кто хочет причинить Вам вред.Николай сглотнул и не сразу нашелся с ответом. В экипаже повисло долгое молчание. Гоголь понимал, что ступил на тонкий лёд. Кто он и кто Яков Петрович? Кто дорог Фандорину? Сомневаться в этом, значит, быть глупцом.Неожиданно тёплая ладонь коснулась холодных пальцев писателя.—?Не т-тревожьтесь,?— мягко сказал он,?— мы всё обязательно выясним. Я вам обещаю.Николай с трудом улыбнулся, чувствуя себя как никогда растерянным. После знакомства с Гуро вся его жизнь пошла наперекосяк. И если поначалу его это увлекало, но потом судьба его начала строить такие остросюжетные повороты, что у Гоголя возникало серьёзное опасение?— а будет ли у этой истории счастливый конец?