Встреча (2/2)
Рен их сомнений не замечал. Пустил коня быстрым шагом, сам замер в седле, закрыв глаза. Он прислушивался, едва не принюхивался. Повёл рукой, и Эндрю, содрогнувшись, ощутил касание дьявольской силы. Маккензи рядом пробормотал молитву, не смея поднять руку для крестного знамени. — Семь миль к северу — отряд. Быть может, дружеское племя, где-то там примерно и начинаются их земли. Особой уверенности, что то не отбившиеся от основной своры проклятые французы или черноногие, нет, так что на всякий случай всем быть начеку. Маккензи положил руку на истрепанный ремень, державший у него за плечами карабин. — Чтоб нашего брата да какие-то французы — ха! Однако посуровел, захлопал себя по груди, по бедру, проверяя нож и патроны; привычка, неизменно преследующая военных или тех, кто доверил свою жизнь оружию, с годами становящаяся всё более назойливой. Эндрю и сам невольно потянулся к поясу.
Глядя на них, Рен положил руку на складки своего плаща, и скрытое в них оружие ответило мерцанием сквозь непроницаемые ножны. Разумные законы природы проигрывали в борьбе с неведомой силой.
Свежий снег покрывали следы, где-то вдалеке прокатился одинокий рев бизона. Капитан Генри всё прислушивался, но ухо, быстро привыкшее к спокойному, почти монотонному гулу размереннойжизни в форте, не слышало ничего подозрительного. Он протерзался таким образом добрые миль пять, а потом на ум пришла милая Мэри, такая горячая в своей целомудренности и девичьей скромности. Мэри, подарившая ему наследника. Они не виделись два долгих года. Не легла ли на её миловидное лицо печать ожесточения, не огрубели ли от тяжёлой работы нежные руки? Никто не нарушал тревожного молчания, каждый ожидал нападения. Погруженный в безмолвие чёрный лес спал, только стук дятла убеждал в том, что они не в призрачном мире. Беспокойная птица перелетала с дерева на дерево, и лес наполнялся звучным треском. Больше всех страдал Маккензи: от перестука угольки боли в голове вспыхивали, пороховой дорожкой пробегали до шеи, прожигали в висках дыры. Даже при тусклом солнечном свете свежевыпавший снег превращался в пытку для глаз. Капитан Генри всё беспокоился, что недомогание отнимает у него внимательность, иссушает готовность к бою. При неудачном раскладе рассеянность может стоить ему жизни. В снег прямо перед копытами гнедой вонзилась стрела, насмерть перепугав животное. Кобыла тонко заржала, взбрыкнула и, сбросив седока, стремглав ринулась прочь, только кустарник затрещал. Маккензи всхрапнул, что твой конь, и схватился за карабин лишь секундой позже капитана Генри. Но враг не показался и больше не делал попыток напасть. Кай Рен поднялся сразу же. Руки его были мокрыми: угодил в ручей, проторивший себе узкую дорожку прямо на обочине индейской тропы. Отряхнувшись от снега, он заключил тихим голосом: — За нашим передвижением следят. Это предупреждение.
— Хорошее такое предупреждение, — пробурчал испуганно Маккензи и с нервной силой сжал приклад. — Я бы их тоже предупредил… меж глаз.
Кай Рен кивнул: он не стал подвергать сомнению чужое рвение, однако улыбка у него была дрянная. Как пуля в заднице.
— Нейтральные племена лучше враждебных. Впереди ещё перевал, какая досада, — сообщил он недовольно, посмотрев вдаль. — Лошадь изловят черноногие и поймут, что белые безнаказанно ходят по их владениям. Либо останавливаться и искать глупое животное, либо пересечь местность так быстро, как только сможем.
Все понимали, что это значит: чей-то конь повезёт двоих. Что Рен будет держать поводья, поскольку только он знает дорогу, поскольку у трапперов за спинами ружья и в случае битвы их не достать без некоторого замешательства. — Ко мне, — мужественно решил за всех Эндрю. — Братец резвее и выносливее. Аарон, прикроешь нас. Маккензи только кивнул, проглотив неодобрение. Капитан Генри и сам понимал, насколько станет уязвим и без того невеликий отряд. Придётся снять седло, придётся держаться за Рена, припасы отдать Маккензи, и в случае быстрой скачки ружьё не достать. Везти Рена как девицу и править самому? Он оглянулся, опасаясь, что увидит свирепые тёмные лица меж деревьев, но лес был пуст, ни единой живой души, кроме них да излишне энергичного дятла. Братец воспринял второго всадника, да еще такого крупного, как личное оскорбление. Зло покосился на своего человека, заржал и даже зубы оскалил угрожающе, когда Эндрю попытался усмирить его. Раздосадованный задержкой Рен не стал церемониться. Шлёпнул коня по шее и прорычал что-то самым своим внушительным тоном, больше от злости, нежели по необходимости. Строптивец тут же присмирел, поводя ноздрями, его глаза остекленели. — Вот так-то лучше. Он в порядке! — тут же поспешил объясниться Рен. — И все его реакции в порядке. Не подведёт при опасности. Мрачно глянув на него, Эндрю, уже передавший Маккензи и седло, и припасы, кивком приказал садиться и занял место позади, крепко сжав бока Рена. Братец тронулся, тяжело, но уверенно, постепенно набирая скорость. Всё же быстрее, нежели пешком. Лес поредел. Они уже приближались к разлившемуся в низине озеру, за которым вздымались скалы, когда кони вдруг заупрямились. Сбавили шаг, несмотря на сердитые понукания, затанцевали возле одинокого валуна. Выглянув из-за массивного тела Кая Рена, капитан Генри увидел обглоданную тушу бизона. Предупредительно торчало белое ребро. Вот почему увещевания не помогали: даже сквозь наложенные на него чары Братец чувствовал приближающуюся опасность и мелко подрагивал от ужаса.
Всем телом Эндрю ощущал вибрацию, исходящую вовсе не от испуганного скакуна: Рен злился на задержку, на глупых животных, которые препятствовали его воссоединению с загадочным артефактом. Правая рука лежала на бедре, там, где скрывался клинок, которым он бы с наслаждением перерезал бесполезных созданий. Быть может, даже одной лишь только силой мысли. — Я разберусь, — решил Эндрю, но Рен придержал его за плечо. — Смотри. — Рука в черной перчатке указала на синеющую чащу и вновь вернулась к оружию. Сначала капитан Генри не увидел ничего. Потом глаза различили с десяток волков, которые, приняв головы к земле, настороженно ступали по нетронутому снегу. То были не оголодавшие свирепые звери, не осторожные хищники, которые, храня память многих поколений, опасались приближаться к человеку открыто. Эти волки напоминали сплочённый отряд, будто бы в каждом зубастом черепе звучал отдающий приказы голос. — Ах ты ж!.. — не сдержался Маккензи. В руках у него тотчас оказался карабин. Его конь, привычный к охоте на диких зверей, только фыркал и возбуждённо вздрагивал. Капитану Генри мешали прицелиться широкие плечи спутника, и каково же было его удивление,когда Рен отвёл руку назад, касаясь его бедра: жест покровительства и защиты. Да кем он себя возомнил? Пусть хоть сам сатана встанет у него на пути, Эндрю Генри не отступит, ни шагу назад не сделает без боя. Протест вырвался из его горла белым паром.
— Не стреляй, Маккензи, — предупредил Кай Рен. — Привлечёшь того, кто здесь не нужен. Маккензи зло посмотрел и не ответил. Карабина тоже не опустил, но решимости палить у него поубавилось.
Звери меж тем подходили всё ближе. Вперёд вышел матёрый густо-серый с подпалинами зверь, рядом шёл второй, чуть помельче — серебристая самка. Не разжимая губ, Маккензи прошипел проклятие: хищники, хоть и не спешили нападать, были настроены решительно.
Не менее чем Рен. Он перекинул ногу, намереваясь слезть с коня. Капитан Генри придержал его за плечо, но, отстранившись, Рен всё же спешился и направился прямиком к медленно приближающимся животным. Его руки превратились в когти ворона, чёрные перчатки усиливали сходство. Невесть откуда взявшийся ветер рванул крыло плаща.
— Да парень сбрендил, — недоверчиво заключил Маккензи. — Ох, что-то сейчас будет... — Неужели ты думаешь, что какое-то паршивое зверьё способно заставить меня отступить, а, Рейнарра? — крикнул Рен в небо, игнорируя волчью стаю. Излишне суеверных людей капитан Генри презирал, однако сейчас сам был готов броситься на землю и, схватившись за голову, молить о снисхождении те неведомые силы, что в нечеловеческой злобе пошатнули голые деревья. Ему даже показалось, что из-за гор донёсся призрачный шёпот.
А Рен бесновался. Рен хохотал во всё горло перед неестественно невозмутимыми зверьми, перед ошеломлёнными охотниками. Привычные к любой опасности, ныне они мешкали перед лицом необъяснимого. И промедление едва не стоило жизни их провожатому.
Без предупредительного рыка, без оскаленных зубов вожак бросился на Рена, повергая того на землю. Он намертво вцепился в чёрную ткань и разодрал её, жаждая добраться до горла. Остальные заволновались, но не вмешивались, не обнажили зубов в предупредительном рыке. Ружьё давило на плечо, пар изо рта мешал целиться. В Эндрю боролось желание выстрелить и немедленно закончить поход и ответственность за жизнь того, кто вышел из одних с ним ворот. Он не сомневался в том, что промахнётся. Мучения Маккензи были более приземлёнными: он до судорог боялся попасть в Рена. И только заслышав свирепый рёв, исходящий из человеческой глотки, отмер и пальнул в землю рядом со схватившимися не на жизнь, а на смерть человеком и зверем. Тихо ржал испуганный Братец, сердце капитана Генри стучало так неистово, что выстрел показался далеким громовым раскатом. Он тоже послал заряд во взрыхлённый борьбой грязный снег, с удовлетворением ощутив отдачу.
Выстрелы пробудили в противниках кровожадность. Осознавая близкий конец, волк разодрал перчатку на левой руке Рена, зубы прошлись по рукаву, жаждая встретить горло. Победно рявкнула волчица, почуяв вражескую кровь, её жёлтые глаза неестественно светились, то же самое сияние Силы, что исходило от Рена, только другого цвета. Она медленно приближалась.
Чёрная маска, скрывающая лицо и защищающая горло, затрещала. В окровавленной руке оказался кинжал, Рен с размаху всадил его в косматую шею и рванул вниз. Смертельно раненое животное повалилось на него, заливая кровью. Волчица, страшно взвыв, ринулась к врагу, но стремительное лезвие мелькнуло в воздухе и вспороло ей глотку.
Заорал Маккензи, принялся палить в лишившуюся вожака стаю. Враз сделавшиеся беспомощными, волки бросились обратно в лес. Эндрю Генри выдохнул, зубы его стучали, и не от страха или отвращения. Он был рад разделить с Реном кровь врага. Это пугало.