Чистая дьявольщина (1/2)
Тонкая понимающая улыбка повергала в отчаянную злость. Казалось, Рен чувствовал его эмоции, даже не прибегая к пытливым взглядам. Эндрю испытывал малодушное желание накрыться одеялом, как в детстве. Или взять в руки ружьё и избавиться от проблемы насовсем. Он был уверен, что успеет выстрелить прежде, чем адская сила раздавит ему трахею. Кровожадные мысли занимали его около получаса, пока не сменились раздумьями о делах насущных. Вечер проходил в молчании. Рен не затребовал ужина, он вообще не удостаивал более капитана Генри своим вниманием. Он снял свой зловещий, густо чёрный плащ, он грелся, забравшись на свою койку и поджав озябшие ноги под себя. Тёмные брови хмурились: он что-то напряжённо просчитывал в уме.
Капитан Генри рассеянно наблюдал за ним из-за толстой книги, в которой отмечал все финансовые движения. Пятьдесят долларов на полях мозолили глаза, те самые полсотни, отданные только потому, что он родился мужчиной. Эндрю только сейчас понял, что совсем забыл про снадобье от позорной болезни, забыл настолько, что провёл ночь с женщиной. От двух горьких, отдающих смолой пилюль и вонючей мази он точно не успел излечиться. Фокс говорил: неделя минимум. Есть ли у индейских лекарей нечто подобное, или Бо и своих дикарей одарит болячкой белых людей? Впрочем, это уже не его заботы.
Эти пятьдесят долларов с лихвой бы покрыл товар, что, со слов Джона Фицджеральда, был брошен в спешке с месяц назад тремя милями ниже развилки Гранд Ривер. Капитан Генри ожидал его со дня на день, чтобы отправиться в путь. Он надеялся управиться до первых вьюжных метелей и серьёзных холодов. Им прямая дорога на северо-запад, мимо земель черноногих, к подножию безымянного утёса. Эндрю Генри надеялся, что ленивые скоты, которые ныне кормили червей после встречи с черноногими, хорошенько выделали шкуры и они не протухли за те короткие тёплые деньки, что лежали так близко к земле.
Несмотря на яростное сопротивление дикарей, границы фронтира медленно, но неуклонно сдвигались. С каждым убитым американцем, с каждой выжженной, вырезанной под корень индейской деревней росла земля, которая будет принадлежать их потомкам. Связки шкур внизу множились, прибыль Меховой компании росла, чему Эндрю Генри был определённо рад. Не рад он был только вынужденному союзу с таинственным лордом, который, как выяснилось, вызвался спонсировать экспедицию не просто так. Да, лучше и правда подумать о делах, о прибыли и на некоторое время забыть о беспокойном и нежелательном соседстве. Эндрю ткнул карандашом в аккуратную цифру ?48?. Она ему нравилась. Сорок восемь связок ценного меха за прошедший месяц. На будущей неделе нужно бы отобрать шкурки похуже и выменять на них кое-что у дружелюбно настроенных индейцев, ранняя зима в этом году была уж больно кусачей. Да еще один из лучших проводников, Хью Гласс, как сквозь мёрзлую землю провалился. Эндрю оставалось лишь надеяться, что беспокойный сукин сын не повстречался вновь с враждебными племенами. Он привык ценить своих людей, а ужГласс и вовсе был незаменим на труднопроходимых горных тропах, при переправе через стремительные реки. Он немало пожил на этом свете и знал, как избежать стычки с индейскими племенами, как лучше завалить бизона, как быстро и почти без остатка разделать его тушу.Сила воли этого человека и его страсть к жизни просто поражали.
Очаг уже почти прогорел, освещался только восточный угол, где находилась койка Кая Рена, и вовсе не свечами. Эндрю Генри отложил книгу и с опаской уставился на замысловатые рисунки прямо под потолком. После недолгого разглядывания он узнал их. Вот устье Йеллоустоуна, вот и форпост, и схематичные очертания гор. Это была карта, в центре которой налился кровью тонкий росчерк креста. Местонахождение того самого амулета, догадался капитан Генри и замер, осознав вдруг, что Кай Рен, тяжело раненый, безоружный и без припасов, пересёк негостеприимную прерию тусклой северной зимой. Какие препятствия вставали у него на пути? Дикие звери, индейцы, чьё отличие от бессловесных хищников состояло лишь в способности поражать добычу издали, непогода, непроходимые, непролазные места, быстрое течение горных рек. Отсутствие пищи и тепла. Что же это выходит, Кай Рен, которому едва перевалило за двадцать, первопроходец не хуже бывалого охотника? Осенённый этим внезапным умозаключением, капитан Генри посмотрел на Рена совсем другими глазами. Самому Рену было мало дела до его разглядываний, а уж тем более до того, что его действиям ищут оправдания, он забавлялся тем, что подбрасывал в воздух призрачный клинок, светящийся красноватым светом. Капитан Генри точно видел его ранее и потому захотел рассмотреть поближе, даже поборол своё отвращение к дьявольской природе силы. — Можно? Рен пожал плечами, шевельнул пальцами, и мерцающий образ подплыл к лицу капитана. Ему хватило беглого осмотра, чтобы понять, что это проекция того самого оружия, которым хвастался Маккензи. Даже письмена те же — на память капитан Генри никогда не жаловался. Что-то неладное творится. Он встал, чтобы зажечь свечи, спать не хотелось.
— Не боитесь, что я убью вас этим? Капитан Генри не сдержался и насмешливо фыркнул: — Этим? Я с преогромным удовольствием понаблюдаю за вашими попытками.
Рен щёлкнул пальцами, и изображение клинка потускнело и пропало. В чёрных глазах отблески свечей из жёлтых становились алыми, а шрам, надвое рассекающий белеющее в темноте лицо, был словно продолжением тьмы. — Где вы видели оружие, проекцию которого я вам показал? Не лгите мне, ваш взгляд выдал вас. — Аарон Маккензи сказал, что видел похожий. — Капитан Генри вынужден был сказать правду, хоть и побаивался за своего соратника и друга.
— То есть моё оружие у него, — утвердительно кивнул Рен, бросая на него быстрый, в высшей степени странный взгляд. — А скажите мне ещё кое-что, Хакс… Капитан Генри рассеянно кивнул, в минуту слабости окончательно соглашаясь и с нелепым прозвищем, и с тем, что выложит всё, о чём бы Рен его ни спросил. Может, бесконечные перепалки его утомили. А может, дело было в том самом знании, которое обрушило на него вынужденное и довольно тесное знакомство с человеком, на которого капитан Генри никак не мог повлиять. Он был уверен, что верно истолковал чувства, которые вызывал у Кая Рена, и решил, что лучше всё же погасить свечи и лечь спать. Проснувшись среди ночи с бешено колотящимся сердцем, капитан Генри подумал вдруг, что мог бы просто тихо прирезать Рена во сне, но даже мысль о том, чтобы подняться и сделать хотя бы шаг в направлении кровати Рена, повергала его в ступор. Дело было не в страхе перед необъяснимыми способностями его гостя, а в чём-то тёмном, старательно сокрытом в глубине его души от него же самого. И капитан, упёршись голыми ступнями в холодный пол, сидел и ждал, пока помрачение пройдёт и снова захочется спать. Рен же преспокойно спал, не зная о его терзаниях. Сегодняшний снег мешался с дождём и тяжёлыми хлопьями оседал на одежде и волосах. Капитан Генри, вышедший с утра по нужде, потёр подбородок и поёжился, решив не бриться более — хоть какая-то иллюзия тепла. Он прикинул перечень неотложных дел на день и был почти разочарован: список вышел коротким. Мёртвая зима.
После скудного завтрака — жёсткой как сапог вяленой бобрятины и грубой лепёшки — Рен снова натянул свой вороний плащ и куда-то ушёл. Эндрю даже не успел предложить ему черники, которую изредка жевал, чтобы перебить соль. Впрочем, так даже лучше: ему больше достанется. Он запустил пальцы в мешочек, достал оттуда несколько замороженных ягод и отправил их в рот.
Шум снаружи напомнил о том, что вот-вот должен был вернуться Фицджеральд, и если не сгинувший Глас, то он покажет путь к тайнику со шкурами. Капитан Генри лично планировал возглавить поход и надеялся, что за это время Кай Рен покинет форт насовсем. Он развернул грубо начерченную карту. На ней было ещё множество белых пятен, и он самолично планировал закрыть большинство из них. Честолюбивое желание, но почему бы и нет?
Гвалт за окном нарастал, и капитан Генри был вынужден накинуть китель и устремиться навстречу не на шутку разошедшейся непогоде. Шум звал на задний двор, и, расталкивая галдящих охотников, капитан Генри уже знал, что увидит в центре плотного круга из человеческих тел.
Год и три месяца назад во время справления по Йеллоустоуну опрокинулась лодка, и десятки добытых шкур оказались за бортом. Вместе с ними в ледяных волнах барахтались и трапперы, добрая часть снаряжения и оружия отправилась на дно. Уцелело лишь несколько ружей, порох оказался подмочен. Людских потерь не случилось, но ругань стояла такая, что черти в аду краснели. Дело дошло бы до драки, если бы невозмутимый Хью Гласс не осадил Маккензи и двоих его приятелей. Тогда Маккензи смотрел с досадой, жадностью и яркой злостью, а теперь в его взгляде был только безумный страх. Он силился достать ногами до земли, он раздирал ногтями шею и тщился сглотнуть, но не мог, как не мог разжать нематериальные тиски, лишающие возможности сделать вдох. Меховая шапка, которой он так дорожил, и доброе ружьё валялись аккурат под ним. И капитан Генри не знал, что из этого хуже: потеря толкового охотника, пусть и горького пьяницы, или то, что слух о способностях Рена разлетится по всему форту и именно ему, как приютившему Зверя, придётся иметь дело с объятой суеверным ужасом и ненавистью толпой. Лицо Рена было мёртвым, будто бы удерживать человека в воздухе ничего не стоило. Однако могло статься, что Маккензи попросту был никудышным противником.