— 22 — (1/2)

От лица Дилана.Она лежит на моей груди, пальцами выводит всевозможные невидимые фигурки на моем плече, а я просто смотрю на нее, на то, как она изредка морщит вздернутый, маленький нос, на то, как она хлопает темными, длинными и густыми ресницами, взглядом васильковых глаз зацепившись за солнце, нарисованное на стенках ее комнаты. От ее горячего дыхания, обжигающего кожу сквозь футболку, что-то внутри разливается жидким электричеством. Мои пальцы касаются мягкости ее свитера крупной вязки, ее пальцы — ворсистой поверхности моей футболки.И время замирает, пока я рядом с ней, пока она тут, со мной.И ничего больше не нужно, только мы, эта кровать, это солнце на стенах, и наша бесконечность.

И время больше не летит, стрелка часов не двигается.— Как бы мне хотелось, чтобы мы остались тут навсегда. Только ты, я, и наша тишина, — выдох моих слов касается макушки головы Брайт, куда секундой ранее был совершен поцелуй. Втягиваю всей полнотой легких запах волос Сэм, словно не могу ею надышаться, словно мне никогда не привыкнуть к ней, не запомнить ее запах, вкус ее кожи. Словно у нас так мало времени... — Просто остаться здесь. Ты и я...— Рано или поздно нам придется выйти отсюда, Дилан, — ее голос хрипит, отбивается от складок моей футболки, рассеиваясь в воздухе.

— Знаю, — трусь кончиком носа об ее макушку, закрывая глаза.

Она такая теплая в моих руках, такая пахнущая ромашкой, такая, я надеюсь, счастливая...— Я знаю, просто... — запинаюсь, но Санни заканчивает фразу за меня:— Просто давай еще вот так полежим, хорошо? Еще хотя бы немного... Я хочу запомнить все, каждое мгновение, каждую секунду. Я хочу запомнить тебя, Дилан, пока ты не уехал в Нью-Йорк учиться... — роняет тяжкий вздох, прикусывая губу, а кромка глаз вновь наполняется обжигающими кожу щек слезами. — Просто... Просто обними меня крепче, ладно?— Почему ты говоришь так, словно прощаешься со мной, Санни Брайт? — хмурюсь, понимая, что сердце начинает стучать громче и чаще. — Я тебя люблю, Сэм, — большим пальцем глажу ее по голове, затем зарываясь пятерней в ее светлые вьющиеся волосы, мягкие на ощупь. — Я люблю тебя, — повторяю тихо, а затем грудной клеткой ощущаю рваный всхлип Санни, который она отчаянно хочет подавить. Она закрывает глаза ладошкой, чтобы я не видел ее слез, и старается плакать как можно тише. — Я... — почему даже эти три слова звучат так, словно это конец? Словно иначе их нельзя сказать? Словно у нас не пятнадцать лет, а последний день, и я теряю ее уже сейчас? Почему Санни не может просто с улыбкой ответить, что тоже любит меня? Почему она сейчас плачет, думая, что все то, что между нами, — ошибка, что все зашло слишком далеко? Почему, черт возьми, все всегда так больно? — Я люблю тебя...— Не надо, — лепет ее слов размывается всхлипываниями. — Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь, Дилан... Я никогда не смогу...Боль оседает непроходимым комом в горле, от которого даже дышать больно, словно ребра под кожей сломаны, и вся грудная клетка — вообще в щепки. Боль кровит под кожей, током бьет по оголенным нервам, отчего внутри происходит короткое замыкание.

Привыкни ее отпускать, Дилан.

Привыкни к тому, что рано или поздно одиночество обнимет тебя со спины, опустившись на твои плечи.

Ты любишь одиночество, Дилан?

Нет, до полнейшего суицида сердца у тебя есть еще пятнадцать счастливых лет.— Кроме тебя, мне ничего не нужно.— Неправда, — приподнимает голову, заплаканным взглядом васильковых глаз рассматривая мое лицо. Тоненькими пальцами Сэм приглаживает мою темную челку, лишь ее зрачки-гвоздики шевелятся по мере того, как она смотрит мне в глаза. — Нужно. У тебя будет отличная жизнь, Дилан, — пытается улыбаться сквозь слезы, — ты уедешь учиться в Нью-Йорк, — шмыгает носом, поджимая губы, — ты станешь художником, как и должно быть, — сжимает мою теплую ладонь своими холодными пальцами. Все еще холодными, словно так теперь будет всегда. Словно ее солнечный свет уже прочно во мне засел, и мне не вернуть его Брайт обратно. — Ты снова будешь ходить, — целует костяшки моих рук, затем прислоняя мою ладонь к молочной коже ее щеки, — ты снова будешь жить нормальной жизнью... — трется об мою ладонь кончиком своего носа.

— Санни...— Ты будешь жить нормальной жизнью без меня, поверь, — продолжает говорить, игнорируя свое имя, сорвавшееся с моих уст. — Однажды ты снова будешь счастлив, Дилан, однажды, — запинается, и ее горячий выдох обжигает мне кожу ладони, — однажды твое сердце начнет снова биться ради кого-то еще. Ты будешь счастлив с кем-то, кто сможет обеспечить тебе "долго и счастливо".— Мне никто не нужен, Санни...— Нет-нет, — повторяет спешно, — ты не должен так говорить. Дилан, я не могу... Я помню своих родителей, я помню сломленного отца, на которого злюсь за эту слабость. Он не мог смотреть на маму, на то, какой она становилась... И я стану такой же. Рано или поздно я буду такой же.— Сэм, мне все равно, ты понимаешь? Я тебя не оставлю, — отвечаю несколько резко, и Санни поднимает свою голову с моей грудной клетки, выпрямляясь и садясь на колени. — Прошу, перестать делать это. Я прекрасно знаю, что ты пытаешься сейчас сделать. Нет, Санни. Нет. Я не позволю тебе отказаться от нас с тобой только потому, что ты больна, — опираюсь на локти, подтягиваясь вверх, чтобы сесть на пятую точку, упершись спиной в подушки. — Я не твой отец, я тебя не оставлю, не позволю проходить через все это одной. Мы... мы найдем путь, чтобы справиться с этим, вместе, Сэм, — беру ее руку в свои, но она несколько резко убирает ее, отстраняясь, но не сводя с меня взгляд.Два васильковых осколка въедаются мне в кожу, и эта горечь в ее голосе словно берет пистолет и дырявит всего меня насквозь. Каждым словом, каждым взмахом ее руки, каждой буквой, которая нас отдаляет. Мы, вроде, так близко, что можно физически прикоснуться рукой, а по ощущениям, словно Брайт от меня находится по другую сторону Атлантики.

— Нет никакого пути, Дилан... — качает головой, издавая нервный смешок, и тут я понимаю, что она и впрямь потеряла веру. — А я не позволю тебе из-за меня поставить крест на своем будущем.

— Зато ты ставишь его на своем, — цежу, сверля девушку взглядом.

— Потому что у меня его нет...Спешно откидывает светлые волосы с плеча, вперив заплаканный взгляд в мое лицо. Черт. Не могу. Не могу смотреть на нее такую. Верните меня на тот самый старт, когда Санни была для меня никем, но она умела улыбаться. Верните назад то время, когда меня раздражала ее улыбка, это лучше, чем смотреть на то, как она плачет, и от этого все внутри сжимается в ком. Верните меня на тот самый старт, когда Санни Брайт ничего не испытывала ко мне, но была такой светлой, так верила в надежду... Верните меня, нет, нас, в тот самый день, когда девушка с цветами в руках впервые ворвалась в мою жизнь. Я постараюсь не влюбляться в нее. Я так отчаянно постараюсь даже не смотреть в ее сторону, не думать о том, что она пахнет ромашками, и кожа у нее такая нежная. Я постараюсь быть максимально злым, черствым, только бы она снова улыбалась и не отталкивала меня. Прошу, верните меня на тот самый старт.— Ты не понимаешь, Дилан...Мои губы немного подрагивают. Отрываю от девушки взгляд, свешивая ноги с кровати, а затем становлюсь на пол, выпрямляя колени. Подхожу к окну, ощущая боль в позвоночнике при каждом шаге. Тру лицо от усталости, физически ощущая боль где-то в лопатках от врезавшегося в них острыми ножами остатка слов:— Я не просто больна. Я умираю. С каждой секундой. Медленно умираю... Быть может, у меня даже не будет тех пятнадцати лет.— Санни...— Ты не выбрасывай коляску, Дилан, она мне пригодится, — молвит сухо, снова не услышав меня.— Сэм, пожалуйста.Ты чувствуешь, как ломаешься, Дилан? Как все в тебе трещит, расходясь по швам? Ты все еще думаешь, что можешь быть счастлив? Ну-ка, иди сюда, сейчас отберем у тебя любую надежду, чтобы ты даже заикаться не смел о счастье. Его не существует.— Изначально все это будет отражаться на моей памяти...— Сэм, прошу, — тяжко вздыхаю, но девушка не останавливается, явно собираясь меня дожать, чтобы я сдался. Она подбирает слова поострее, чтобы от впившихся в мое тело строчек я сам хрипло произнес "ладно". Но так не пойдет, Брайт.

— Затем я начну терять навыки ходьбы и речи, буду издавать несуразные звуки, вместо слов, — упорно старается. Она так старается меня задеть этим, напугать тем, что через пятнадцать лет в ней от Санни Брайт больше ничего не останется.— Санни... — закрываю глаза, поднося кулак к губам, а второй рукой касаюсь стены рядом с окном.— Тебе придется меня кормить, потому что сама я не смогу, — роняет, поджимая губы. — Я буду неспособна даже самостоятельно справить нужду, — кивает головой. Ее ресницы дрожат, а взгляд зацепился за область моей шеи, не в силах подняться выше.— Хватит, Сэм, — повышаю тон, но Брайт, не останавливается. Раз уж бить — так хуком справа, чтобы вообще к хренам лицо в мясо.

— Потом у меня начнут отказывать органы, — делает паузу, отчего у меня внутри все скребется. Ее голос дрожит, но она так отчаянно пытается унять эту дрожь... — Один за другим, и тогда мой организм будет неспособен переварить пищу. Я буду бредить, у меня начнутся галлюцинации, и ничто, даже твои рисунки не смогут...— Блять, ты это специально? — с губ слетает крик, заставляющий Санни Брайт вздрогнуть. — Ты специально говоришь мне сейчас все это, да? — щурюсь, ощущая, как все внутри словно кровоточит от ее слов. — Специально? — неосознанно сопровождаю свою реплику жестом. — Думаешь, это заставит меня изменить свое отношение к тебе?— У тебя должна быть нормальная жизнь, О’Брайен, не со мной, ты должен жить счастливо и долго. Не со мной. Не. Со. Мной, — произносит каждое слово раздельно. Брайт поднимается с постели, становясь на ноги по другую сторону кровати от меня.

— Санни, прошу, поехали со мной в Нью-Йорк... — несколькими широкими шагами, обходя кровать, добираюсь до Брайт, заставляя ее тем самым отступить от меня на шаг назад. — Смотри, я поступлю в академию, стану художником, — делаю к девушке еще один шаг, аккуратно касаясь ее локтя. — У нас будет своя квартира... — пожалуйста, Сэм... — она выдергивает свой локоть из моего захвата, спешно смаргивая слезы. — Или я все отменю, никуда не поеду, но буду рядом все время. Просто... Просто скажи, что все хорошо...— Я уми... — снова заводит старую песню, но я ее грубо перебиваю, не давая закончить эту фразу:— Я знаю, и я понимаю, зачем ты это сейчас делаешь.— Если ты понимаешь это, то должен меня отпустить. Если ты понимаешь, то должен понять и то, что у нас нет времени. Пятнадцать лет... — молвит на выдохе, запуская длинные пальцы в свои светлые волосы.— Пятнадцать прекрасных лет вместе, Брайт, это четверть жизни.— Не-е-ет, — шепчет, судорожно сглатывая скопившуюся во рту жидкость, смачивая сухость в горле. — Нет, не нужно, — отступает на еще один шаг, разворачиваясь ко мне спиной. — Не говори так, словно у нас есть шанс на счастье...Ты все еще счастлив, Дилан?А теперь веришь в то, что оно есть?А теперь?— Ты отказываешься от нас, Санни Брайт, а не я. Так легко отказываешься...— Мне никогда и ничего в жизни еще не давалось настолько тяжело, — лепечет, и я едва ли разбираю слова. — Я хочу, чтобы ты был счастлив.— Но я счастлив прямо сейчас, находясь с тобой... Почему ты этого не видишь? Почему ты не можешь принять тот факт, что я рядом? Почему не можешь поверить, что я не оставлю тебя, как твой отец? Почему ты не можешь смириться с тем фактом, что я тебя люблю, и мне больше ничего не нужно?— Потому что ты ошибаешься... Я не боюсь, того, что ты уйдешь. Я боюсь того, что ты останешься и увидишь ту, кем я буду становиться. Это тебя сломает. Поэтому я хочу, чтобы ты уехал в Нью-Йорк и оставил меня. Забыл обо мне. Уезжай, прошу, уезжай...— Санни, посмотри на меня, — обхватываю ее лицо ладонями, наклоняя голову, чтобы посмотреть ей в лицо. — Санни, — но девушка жмурит веки, отказываясь поднять на меня взгляд. — Сэм, я тебя люблю... И знаю, что и ты меня любишь тоже. Просто... просто позволь мне быть рядом, пожалуйста, — понижаю тон голоса, переходя практически на шепот. Потираю кожу ее щеки большим пальцем. — Санни... Санни, не уходи в себя.Ее тишина ломает тебя на острые осколки, да, Дилан?Ты все еще пытаешься как-то ее спасти?"Нет никакого пути, Дилан".— Брайт...Теплота ее дыхания обжигает кожу ладоней. Сэм по-прежнему отказывается поднять на меня глаза, шмыгая носом. Она отчаянно пытается больше не плакать, ей, кажется, это даже удается. Аккуратно обхватывает мои запястья, пытаясь меня отстранить, едва различимо скулит, кряхтя.Упрямая.Такая упрямая, что сил нет.Всегда жертвует собой на благо другим. Только в этот раз не нужно.

Сердце внутри меня бьется глухо и слишком громко, слишком сильно вжимается в стенки своей клетки, пытаясь вырваться на свободу, выпорхнув птицей. Слишком дыхание затрудненное. Слишком много этого "слишком". Губы Санни едва ли шевелятся, как будто она что-то шепчет, но ее слова тонут в звенящей и разрывающей ушные перепонки тишине. Или она не говорит совсем ничего...— Сэм...— Я не хочу тебя любить, если ты отказываешься из-за меня от своего будущего, — серьезность в ее голосе настораживает, вот только взгляд она все так же поднять не может.Что? Значит... Значит это все?

Такова наша с тобой история, Санни Брайт?

Ты меня отшиваешь, да?Вот так? Это конец? Совсем конец?

Я не могу тебя заставить поехать со мной, но ты будешь меня ненавидеть, если я останусь?Такой ультиматум ты мне ставишь?— Ты должен уехать в Нью-Йорк и стать художником, Дилан. Пообещай мне, что уедешь и не вернешься сюда больше.— Ты просишь слишком много, Санни Брайт, — отрезаю грубо, а внутри сам себя ругаю за эту грубость.

— Хорошо, я ничего не попрошу для себя, — в этом вся ты, Сэм, всегда бескорыстная, — пообещай, что уедешь в Нью-Йорк, прошу... Пообещай, что уедешь, Дилан...— Значит, это все, да? Наш финал? — щурюсь, не отвечая на ее просьбу, собственно, как и она на мой вопрос:— Дилан, пообещай мне, что уедешь учиться в Нью-Йорк, что у тебя будет хорошее будущее, и ты не станешь оглядываться назад, — оказывается рядом со мной в мгновение, берет мою руку в свои, наконец поднимая на меня взгляд васильковых глаз, из которых сейчас фонтаном вырвутся лучи мольбы. — Пообещай, ты должен!— Ты этого хочешь? Ты хочешь остаться здесь сама? Ты хочешь перечеркнуть все?