— 20 — (2/2)

Ты сдаешься, Дилан?Это все? Опускаешь руки?А Санни не опустила их, когда тебе было хреново и ты хотел выпрыгнуть из окна.А Санни не отступила.Если бы я только...Мог?Не помню точно, как оказываюсь в кабинете Райли. Помню лишь, как она вооружается карандашом и блокнотом, закидывая ногу на ногу, и в помещении пахнет малиной. Обнаруживаю себя сидящим напротив нее. Оглядываюсь по сторонам, нервно потирая ладони друг об друга, и мембраны обволакивает хрустальная тишина.— Прости, что? — нервно переспрашиваю у Кинг, и женщина деликатно повторяет вопрос:— Я спросила, как ты себя чувствуешь, Дилан?— Ф-физически или морально? — издаю хриплый смешок, пытаясь сфокусироваться на разговоре с Райли.— Полагаю, оба варианта, — отвечает.— Физически у меня ощущение, что я готов пробежать Лондонский марафон, — вздыхаю, вскидывая бровь. Ощущаю, как пальцы невольно заключаются в замок, а ступня отбивает тихий ритм от шахматного плиточного пола. — А морально — меня словно по стенке размазали тонким слоем и закатали в асфальт.

А еще словно хорошенько ударили под дых, да так, что дышать не могу. Что-то меня пополам сгибает от чувства злости на самого себя. Ты опять начинаешь, Дилан? Снова начинаешь ненавидеть себя? Снова возвращаются те мысли? Твоя "тьма" вновь дала о себе знать? Она вновь тебя пожирает изнутри? Все начинается снова, да, Дилан? Ты опять стал зависимым от кого-то? Снова привязал самого себя к кому-то, а не к самому себе? Сэм хотел бы, чтобы ты сам себе был причиной жить. Уверен, Санни хочет того же.

— Но ты не выглядишь сдавшимся, — Райли кладет свою руку поверх моей, заботливо хлопая по ней. — Ты не из тех, кто сдается, Дилан, даже тогда, когда ты сам думаешь, что выхода у тебя нет, нет больше ничего. Я помню, каким ты был при первой нашей встрече, Дилан. Я видела разбитого человека, но не сраженного жизнью. Я думаю, Майк был для тебя тем самым, что не позволяло тебе сломаться, что мотивировало тебя перерасти свою боль и не сдаваться, заново учиться ходить.

— Я думал, я крышей поехал, когда я понял, что он...— Ты не поехал крышей, Дилан. Тебе просто нужен был кто-то, кто верил бы в тебя, кто смог бы оградить тебя от необдуманных поступков. Это, своего рода, щит, созданный твоим мозгом. Часть тебя была подавлена, этой частью было твое сознание. А другая часть пыталась двигаться дальше. Майк — это ты сам. Майк — это все твои верные решения и вера в самого себя. Он, наверное, напоминал кого-то очень важного для тебя? Майк — это ты, Дилан. Майк и есть та самая часть твоего сознания. Скажи, что бы посоветовал тебе Майк в такой ситуации? — Райли вполне серьезно смотрит мне в глаза, впервые заводя разговор о моем соседе по комнате. Еще в ту ночь, когда Санни ушла в лес, доктор Кинг пыталась мне что-то о нем рассказать. Просто она знала уже тогда...

Никакого Майка не существует.

Он только лишь в моей голове.— Он посоветовал бы мне не опускать руки... — молвлю тихо, изумляясь тому, каким именно способом Райли трактует "существование" Майка в моей голове. Нормальный психолог посчитал бы меня двинутым на голову, ведь разговоры с человеком, которого не существует, — явный признак того, что у кого-то не все дома. Нормальный посчитал бы меня долбанутым шизофреником, выписав справку о том, что я психически болен, и меня нужно засунуть в дурдом. Нормальный психолог cнисходительно покачал бы головой, сказав: "Это лишь больная фантазия после травмы головы, полученной в последствии аварии". — Но он ушел. Он меня оставил...— Никто тебя не оставлял, Дилан, — она улыбается уголками губ. — Просто ты изменился, по-настоящему захотел жить, встретив Саманту Брайт. Ты простил самого себя. Ты принял себя таким, какой ты есть...— Извини, Райли, могу я... — перебиваю женщину, ощутив накатившую волну отчаяния. Мне резко захотелось просто побыть наедине с сами собой.Вот именно, Майка нет.

В себя верю только я сам.

— Конечно, — поджимает губы, убирая свою руку от моей, — конечно, ты можешь идти, Дилан, но прежде, с твоего позволения, я украду у тебя еще пару минут...Тяжко вздыхаю, собираясь выслушивать от Кинг что-нибудь еще. Но женщина молча поднимается на ноги, бредя к своему столу и беря в руки конверты, лежащие на его поверхности. Возвращаясь, женщина коротко оттягивает ткань узорчатого свитера крупной вязки вниз, заправляя за ухо выбившийся светлый локон. С улыбкой опускается на свое кресло, протягивая конверты мне.— Это что? — вскидываю бровь, щурясь, не отрывая взгляда от кремовой бумаги в руках Райли Кинг.

— Это для тебя, — протягивает мне конверт, и я несколько насторожено беру его в руки. — Я тебя поздравляю, Дилан, — женщина искренне улыбается и подносит кулак к своим губам.— С-с чем?

Переворачиваю конверт лицевой стороной, читая имя адресанта. "Нью-Йоркская академия искусств, Нью-Йорк".Губы невольно приоткрываются, и я поднимаю удивленный взгляд на Райли, которая следит за моими действиями. Немного мешкаю, а затем разрываю конверт руками, извлекая письмо. Чувствую, как в клетке хрупких костей мое сердце решило ломать ребра, ударяясь об них, словно об гонг. Так громко, так сильно, так ощутимо и гулко. В горле вмиг становится сухо, и сглотнуть практически нереально, так как нечем. Руки отчего-то немного дрожат, потому и лист в руках трясется. Разворачиваю письмо, сам того не осознавая, начиная читать в голос:— "Дорогой мистер О’Брайен! Нью-Йоркская академия искусств рассмотрела Вашу подачу документов, и с радостью сообщает Вам, что Вы числитесь в списке студентов со второго семестра обуче..." — замолкаю на полуслове.Ч-что? Но... Но как? Я же...— Я не понимаю... — тяну, не в силах придти в себя.

Меня приняли? В Нью-Йоркскую академию искусств в Нью-Йорке? Меня? П... Приняли? Не-е-ет, это, должно быть, какая-то ошибка.

— Но я не заполнял никаких заявок в университеты.— Но Санни заполнила, — молвит Райли, поджимая губы. — Она сделала это вместо тебя, — в ее глазах мерцает блеск. — Она обеспечила тебе будущее, Дилан. Будущее, в котором тебя ждет Нью-Йорк. Ты же всегда мечтал учиться там, да? Ты ведь мечтал стать профессиональным художником?— З-зачем она это сделала?Она подала заявки в университеты. В котором не будет ее.Она обеспечила тебе Нью-Йорк. Без нее.Она обеспечила тебе новое начало, новую жизнь. Наплевала на свои собственные.Она сделала это потому, что любит. Ты должен оправдать ее надежды.Она обеспечила тебе будущее. Без нее.— Она хочет, чтобы ты снова был счастливым, Дилан. Новый семестр начинается с середины января, а официально я тебя выписываю из санатория в конце декабря...

— Мне нужно подумать, — на этот раз голос звучит уже твердо, но тон спокойный, уверенный. Мне действительно нужно все обдумать, но сперва — переварить поступок Санни.

Она сделала это, пока помнила.Сделала, потому что не хочет для тебя такой жизни. С ней. С той, кем она станет.— Конечно, — пожимает плечами Кинг. — Конечно, Дилан, теперь ты можешь идти, я более не смею тебя задерживать.***Майк? Майк ты все еще здесь?Спустя пять минут идеального молчания, задаю немой вопрос самому себе, окидывая свою комнату взглядом. То, что сделала для меня Санни... А я для нее не сделал ничего. Я даже не могу помочь ей вспомнить. Я ничего не могу. Для нее я — парень, который приносит ей цветы с бумажными самолетиками и апельсинами. Для нее я тот, кто рассказывает ей о "нас", но она не может поверить, потому что не помнит. И ей жаль.

Майк, прошу. Ты нужен мне. Ты нужен мне так, как никогда. Просто... Просто скажи мне, что делать? Что я должен сделать, чтоб ей помочь?

Пальцы нервно теребят бумагу конверта, ощущая неприятную ворсистую шершавость. Опускаюсь на поверхность кровати своего соседа по комнате, проводя по пледу широкой ладонью. Поднимаю взгляд на подоконник, на котором некогда любил сидеть Майк, читая книгу, перелистывая ее странички тонкими и длинными пальцами. Теперь там одиноко стоит подаренный Санни Брайт кактус. Кактус по имени Дилан.Я знаю, должен быть какой-то способ... Просто... Просто помоги мне, пожалуйста. Что мне делать?Комната вновь погружается в идеальную тишину на минуту. Я просто жду что сейчас кто-то что-то скажет мне, укажет правильное решение, подскажет, что мне делать. Наверное, я все еще жду, что Майк сейчас ворвется в эту комнату, выплюнув несколько колких фраз, пропитанных едким сарказмом. Но здесь никого, кто помог бы мне. Некого ждать. Наверное, я все же сошел с ума... Тяжко вздыхаю, поднимаясь со скрипучей кровати, и поджимаю губы, когда слышу, как врывающийся в помещение через форточку сквозняк заставляет лежащие на столе листы бумаги упасть на пол. Заставляю себя опуститься на корточки, чтобы поднять листки, но потом замираю на месте, переставая дышать. Внимательно рассматриваю рисунки на них, точнее, расписанные в уличном стиле буквы, которые я принялся рисовать вчера, но так и не закончил. Пять листков, упавших на пол, с различными буквами, формирующими одно слово:"Р.И.С.У.Й".Рисуй.Осознание ударяет по стенкам черепа, словно битой. Резко, но ожидаемо, как будто бы я этого ждал или всегда знал.Рисуй.

Неосознанно поднимаюсь на ноги, выпрямляя колени. И боли даже не чувствую, и даже не думаю о ней. Несколько резко сажусь за стол, упираясь в его края ладонями, словно размышляю. Затем беру в руку карандаш, другой рукой притягивая к себе альбомный лист.Рисуй, Дилан.Рисовать. Нарисовать все, что было связанно с ней. Все, что было у нас. Наша с ней история в картинах. Наше с ней... Наше с ней будущее. Рисовать. Нарисовать все, что я помню о ней. Все слова, все букеты цветов, все Солнце, которое переполняет меня изнутри от одной ее только улыбки.Рисуй.Каждое мгновение рядом с ней. Каждую грань ее улыбки, все васильковые поля в ее взгляде. Нарисовать наш танец, то, как мы танцевали. Как она пела для меня, играя на гитаре. Нарисовать ее в том красном платье, преступно похищающую со мной звезды. Нарисовать нас, наблюдающими за ливнем, лежащими в кровати и просто смотрящими друг другу в глаза.

Рисуй.

В конце-концов, конечно, это то немногое, что выходит у тебя лучше всего.***(Писалось под:От лица Санни.Новое утро — новая попытка, Сэм. Постарайся что-то вспомнить, потому что смотреть на боль в его глазах невыносимо, а ты не из тех, кому плевать.

Новый день — новая порция информации. Дилан всегда рассказывает что-то новое о "вас". Может, сегодняшний день станет тем самым?Новый день. Как всегда жду его, сидя на своей кровати. Все напоминает какую-то замкнутую петлю времени, где все одно и то же. Он, приходящий ко мне. Я, сидящая на кровати и складывающая оригами из бумаги. Наш с ним разговор, который приводит к моим слезам от непонимания и к его тихой злости на самого себя, от того, что он делает недостаточно. Стандартный день, Санни Брайт. Стандартный день.Опускаю взгляд на часы на стене, пальцами теребя тонкую цепочку с кулоном журавлем-оригами на шее. Он опаздывает, а ведь всю неделю в подряд он приходил ко мне в то же самое время, до завтрака. Может, сегодня он не придет? Может, он не придет вообще? Может, он больше не захочет приходить?

Это все ты, Сэм.

Ты как твоя мама. Ты разрушаешь людей.Поднимаюсь с кровати, поправляя горловину свитера. Ткань немного "кусает" кожу, отчего создается ощущение, словно все чешется. Собираю светлые вьющиеся волосы в хвост на затылке, скрепляя его резинкой, а выбившуюся прядь заправлю за ухо. Становлюсь на носочки, разминаясь. Вытягиваюсь вверх, ощущая едва уловимый, но приятный хруст в позвоночнике.

Новый день, Санни Брайт. День, когда все почему-то идет не так, как обычно.За окном не падает снег, который валил целую неделю, сейчас он просто лежит на земле. И небо не серого оттенка, оно чистое и ясное. Возможно, если я сильно попрошу, меня смогут выпустить одну за территорию? Хоть... Хоть на немного... На чуть-чуть, мне просто нужен свежий воздух. Я в полнейшем порядке, я обещаю. Хотя, перед кем я оправдываюсь? Сама перед собой. Бабушка точно будет против того, чтобы я выходила куда-либо в одиночку, но я не хочу быть на привязи, как собачка. Я хочу жить... Те оставшиеся пятнадцать лет, о которых говорила Райли. Жить не так, как все остальные, с планами на будущее, со свадьбами, с детьми и совместной старостью в кресле-качалке. Такой жизни у меня никогда не будет. Я просто хочу жить... Здесь, в этом санатории.Резкий, внезапный, внедряющийся в сознание и прерывающий ход мыслей скрип дверей заставляет меня вздрогнуть, едва ли подавляя крик. Он врывается ко мне в комнату так неожиданно, что я на мгновение теряю дар речи. Вид у него такой, словно он вообще не спал всю ночь, тени под глазами залегли еще больше, но глаза горят, светятся надеждой с еще большей силой, чем прежде. На голове у него — художественный беспорядок, волосы всклокочены. На широких, укрытых сетью вздувшихся вен руках засохшие следы от краски, пальцы сжимают десятки рисунков. Он делает ко мне стремительные шаги, отчего я машинально пячусь, вжимаясь в стену.Дилан.— Д-Дилан... — сиплый хрип слетает с моих губ, и содержимое желудка отчего-то отрывается от его стенок, позволяя ему упасть куда-то в пятки.

— Выслушай меня, — перебивает, а затем останавливается от меня на расстоянии в два шага, не подходя ближе. — Я знаю, ты меня не помнишь, но я помню тебя. Я помню, все, что связанно с тобой, Санни Брайт, — его голос звучит уверенно, сопровождается кивками головой. — Я помню каждое мгновение рядом с тобой. Помню каждое сказанное тобой слово. Я помню, какой букет цветов ты подарила мне первым: ромашки и колокольчики.Протягивает мне все рисунки в его руках, и я неуверенно мешкаю, медленно забирая их из его рук.— Ты что это делаешь? — голос звучит несколько резко.Словно девушка сделала нечто ужасное, запретное, преступное, дикое.— Ставлю цветы.Опускаю взгляд на рисунок, пытаясь унять дрожь в руках. Он нарисовал девушку с букетом ромашек и колокольчиков в руках, идущую рядом с парнем на инвалидной коляске.— Я помню все принесенные тобой букеты цветов, Санни.Мои пальцы аккуратно переворачивают рисунок.Васильки. Маки. Фиалки. Маргаритки.Ромашки. Колокольчики.Он помнит каждый из них. Он помнит все до мельчайших деталей, что заставляет мои коленки подкоситься, а что-то внутри — начинать вспоминать.

— Я помню, как ты подарила мне кактус, — срывается с его уст, и в голове вспыхивает яркий обрывок... воспоминания? Чувствую, как перестаю дышать, позвоночником врезаясь в гладь стены.— Ты... Ты назвала меня кактусом?— Я не называла, это большая разница.— Кактус, значит?Поднимаю на Дилана широко распахнутые глаза, не в силах произнести ни слова, словно я больше не умею, внезапно растеряла все навыки. О’Брайен делает шаг ближе ко мне, и я роняю тихий вздох, вновь опуская взгляд на рисунки. Он нарисовал "нас". Нас. Нас с ним. Меня и его. Как будто это было на самом деле. Так как это помнит он, так, как я... Как это помню? Нас, бегущими наперегонки с ветром, когда я катила его инвалидную коляску по парку, снова позволив ощутить жизнь. Нас, тех самых Санни и Дилана, которые наблюдали за грозой, узнавая друг о друге что-то новое...

— Ты сказала мне, что ни одна причина суицида не стоит жизни, ты помнишь это? Я знаю, что ты любишь пить мятный чай, знаю, что ты любишь просыпаться до рассвета, тайно сбегать в лес и встречать рассвет, это дарит тебе свет и тепло в душе. Откуда я это знаю? Потому что я знаю тебя, Санни, я помню, как ты мне это говорила. А ты знаешь меня.

— Скажи еще, что веришь в пони...— Нет, в пони я не верю, но верю, что где-то на небе находится облакопад.— Облако... Что?Он нарисовал нас, танцующим под самую нелепую музыку на свете. Он — парень в инвалидной коляске, и я — девушка, возвращающая его к жизни.— Потанцуй со мной!— Что? Если ты еще не заметила, я прикован к инвалидной коляске.— И что? Тебе не нужны ноги, чтобы танцевать, ритм внутри тебя.— Я помню, как ты заставила меня пересмотреть свои приоритеты. Помню, как ты сама устроила праздник для всех людей здесь. Такая ты, Санни Брайт, хочешь сделать всех счастливыми, не оставляя ничего самой себя.

Чувствую, как глаза наполняются слезами, я помню, как организовала этот праздник. Помню, что я была не одна, мне кто-то помогал.

— Я помню, как ты играла на гитаре и пела в том красном платье, Сэм. Помню, как я не мог отвести от тебя взгляд, потому что ты была очень красивая. Я помню, как пригласил тебя на танец, и ты согласилась. Помню, как громко стучало твое сердце...А сейчас оно бьется не тише...— Я помню, как мы лежали на траве, похищая звезды.— Вот эта будет моей.— Ты забираешь ее себе?— Да.Он нарисовал нас, счастливых, лежащих в кровати, где я глубоко сплю а он охраняет мой сон. Он нарисовал нас, меня и себя, и нашу на двоих тишину.— Когда ты проснешься, я буду рядом.Парень оставляет на ее лбу теплый поцелуй.Бережно гладит по ее щеке подушечкой большого пальца, а Сэм уже снова уснула.— Ты помнишь, что пообещала мне, Санни Брайт? — Дилан сокращает расстояние между нами до минимума, и его рука касается моей щеки. Листки с рисунками выпадают из моих рук, падая на пол, а я вздрагиваю, ощущая родное тепло его прикосновения. — Ты сказала, что обещаешь помнить. А помнишь, что ответил я?Он нарисовал нас. Всю нашу с ним историю в рисунках.Губы дрожат. Я просто смотрю на Дилана, поглощая тепло его прикосновения к моей щеке, и ловлю его сбитый выдох на своей щеке. И совсем не осознаю, что начинаю отвечать словами, всплывшими в моем сознании, восстанавливающими картину полностью и становящимися последним пазлом в моей памяти:— Если я тебя забуду, ты будешь рядом, чтобы помочь мне вспомнить.

— Ты помнишь меня, Санни Брайт, — это не вопрос, это утверждение, разливающееся по венам и артериям теплом. Чувствую тепло его грудной клетки, прижатой к моей. Ощущая каждый его вдох и выдох, сопровождающиеся колебаниями диафрагмы. — Ты меня помнишь, — гладит меня по щеке большим пальцем, уверенно глядя мне в глаза.Ты помнишь, Санни. Ты его помнишь.У него глаза цвета осени.

Ты помнишь все в нем.У него руки всегда в красках и грифеле.

Ты помнишь.Он злюка. Такой невыносимый злюка, что изменить его — становится для тебя приоритетом.Ты помнишь, Саманта.Его запах, когда он к тебе так близко, когда прижимается к тебе своим телом.Помнишь. Ты помнишь.Вкус его губ. Мята.

Сэм, ты знаешь его.Все цветы, все апельсины, все бумажные фигурки.Ты помнишь.Он танцевал с тобой, вы вместе воровали звезды с неба.Ты помнишь.Он тот, кто нарисовал твое персональное Солнце на стенах.Помнишь.Он тот, кого ты любишь так, как никого и никогда прежде.Помнишь.Как никого и никогда после.— Д-Дилан? — хрипло слетает с моих уст. Чувствую, как кожу щек обжигают пекущие глаза слезы. — Дилан?Ты помнишь его, Санни Брайт. Он у тебя под кожей.