— 20 — (1/2)
— Ты помнишь меня, Санни Брайт.***"Все хорошо, — он говорит себе каждое утро. — Все прекрасно, правда? — пытается уверить самого себя в этом, хотя все слишком сильно напоминает сеанс психоанализа. И все же это куда лучше, чем ничего, чем мысли о том, что, все, дело — труба. — Еще один день, Дилан. Еще одна новая попытка помочь ей вспомнить. Ты помнишь, что ты обещал самому себе? Ты обещал, что сделаешь все, чтобы помочь ей вспомнить."Это утро такое же, как и предыдущее, и как утро до предыдущего: холодное, серое и не сулящее ничего хорошего. Вчера все закончилось полнейшим провалом, Санни не смогла вспомнить. Для нее Дилан — человек, о котором ничего не знаешь, но ему стыдно посмотреть в глаза, потому что значил он для тебя что-то очень особенное, и это чувство по-странному задевает что-то внутри. Неделя. Он приходит к ней уже неделю, пытаясь с ней разговаривать. Изначально она так боялась его. Было очень больно смотреть на то, как ее всю колотило от его вида. Через несколько дней страх улетучился, чего не скажешь о чуждости во взгляде, которая полосует душу тонкими лезвиями ножа. Неделя. Он приходит к ней каждый день, не сдаваясь.Он встает с кровати и бессмысленно бродит по комнате, убеждая себя в том, что разминает ноги. Только при разминке ног вовсе не обязательно кусать собственные костяшки пальцев, оставляя на них красноватые следы от зубов, а так же прокручивать в голове новый план сегодняшнего разговора с Санни. Начать с того, что: "Привет, меня зовут Дилан, и ты что-то вроде моей девушки" будет как-то не очень. Во-первых все, что она о нем знает, — лишь имя, которое узнала тем утром, а во-вторых, даже когда Санни Брайт помнила, Дилан был не полностью уверен в статусе их, если можно так сказать, отношений. Он нервно касается пальцами своей шеи, на которой гулко бьется жилка, сглатывает скопившуюся в ротовой полости жидкость и смачивает обветрившиеся, сухие губы кончиком языка, делая глубокий вдох, а затем такой же выдох. Трет лицо, нажимая на глазницы подушечками пальцев, чтобы прогнать сонливость.— Все хорошо, Дилан, — обращается сам к себе шепотом, словно боится, что кто-то может услышать.
Бросает короткий взгляд на соседнюю кровать, некогда принадлежавшую Майку, хотя на самом делеего там никогда и не было, все это только лишь в его голове. Во всяком случае, так думает Дилан.На улице холодно, хоть и снег снова падает наземь, тая, и пар изо рта валит такой густой-густой, словно от сигаретного дыма.
Набирает в легкие воздух, беря лежащий на столе апельсин в руку.
Все с самого начала, Дилан. Все с самого начала.Открывает дверь своей комнаты, выходя в широкий коридор. Трудно осознавать, что для передвижения больше не нужна инвалидная коляска. Во всяком случае, если и бывают осложнения, Дилан уже ограничивается костылями. Через какое-то время и они вовсе не понадобятся, по словам Райли. По ее же словам, однажды Сэм вспомнит, ей просто нужна причина, ей просто нужно время.
Он делает тяжкий вздох, ощущая неприятную боль в коленях и спине, спускаясь по лестнице. Как бы он ни хотел, восстановление идет не так быстро, но все же очень успешно. А еще что-то сжимает грудину от осознания того, что он идет к ней.
Смотреть на нее и понимать, что она тебя не узнает.Слышать ее голос, понимания, что твой для нее — чужд.Смотреть на нее и понимать, что никак не можешь ей помочь.
Все с самого начала, Дилан. С нуля.
Нервно запускает длинные пальцы в темные волосы, останавливаясь у двери ее палаты.
Неделя. Каждый день по новый. Новый лист. Новая попытка.Все с начала.***Короткий стук в двери, и я поднимаю взгляд на деревянную поверхность, коротко отвечая "войдите". Руки немного дрожат, потому и лист бумаги, взятый для того, чтобы что-то из него сложить, трясется. Поджимаю к себе ноги, сгибая их в коленях, сидя на кровати, и все внутри сжимается в ком, когда на пороге я вижу его. Парня по имени Дилан. С этим взглядом, полным боли, которую он пытается отчаянно скрыть. Он приходит ко мне каждый день вот уже на протяжении недели, рассказывая что-то о "нас" такое, что помогло бы мне вспомнить. Один раз он принес мне одну розу из сада, шип которой уколол мне палец. В другой день мы молча пили чай. В третий — он принес мне самолетик оригами, сказав, что такой же как-то подарила ему я. Вжимаюсь в собственный свитер, и это действие парень воспринимает за страх с моей стороны. Я... Я его боюсь?
— Я тебя не обижу, — молвит коротко, и от его голоса во мне по-странному разливается тепло.
Очень странно, когда тело так реагирует, словно все это привычно, так и должно быть. Но я не помню привычек. Я не помню этого парня. Но что-то во мне помнит.
— Это, — запинается, делая короткий шаг вперед и протягивая мне апельсин, — это тебе, — он не поднимает свой взгляд выше моей шеи, не в силах посмотреть мне в глаза. Наши кончики пальцев случайно соприкасаются, и я вздрагиваю, ощущая тепло его рук, в то время, как мои собственные — до чертиков холодные.
— С-спасибо, — тяну хрипло, а затем стараюсь незаметно прочистить горло, чтобы звучать более уверено.
Бросаю на Дилана короткий взгляд, поджимая губы и краем глаза замечая его наблюдение за мной. Словно он чего-то ждет, вручив мне апельсин. Словно апельсины играли значимую роль в наших... отношениях?
Что-то искалывает мне позвоночник от осознания, что мы с ним... Мы с ним были... Мы же были близки? Провожу большим пальцем по шершавой поверхности цитруса, перебрасывая его из рук в руки. Плечи О’Брайена опускаются вниз, еще ниже чем они были, так, как если бы он уронил бесшумный вздох из остатков воздуха в легких.
— Почему апельсин? — срывается с моих уст.Ты не помнишь, почему апельсин, Санни?
А что вообще ты помнишь?— Ты всегда раздавала всем яблоки, — щелкает себя по носу, все еще не поднимая на меня взгляд. Дилан опускается на стул напротив моей кровати, а затем отставляет его чуть подальше, решив, что напряжение во мне вызвано его близостью, — а мне апельсины...
Он это говорил, я помню.Тереблю апельсин пальцами, опуская на него взгляд, словно ожидаю какого-то озарения.
Ничего нет.
— Когда я был... — парень запинается, словно пытается выбрать нужные слова для рассказа. — Когда я сюда только приехал, ты каждый день приносила мне букеты цветов... — он издает смешок, а затем коротко окидывает меня виноватым взглядом. — Цветы, которые я выбрасывал из окна.Ты помнишь ту боль неуважения, Сэм?Конечно нет. Если бы ты помнила, ты бы не общалась с таким человеком, верно?— Зачем ты их выбрасывал?— Я хотел, чтобы ты прекратила попытки меня жалеть.— Зачем я приносила тебе цветы?
— Ты говорила, что моя комната напоминала тебе склеп, — отвечает спокойно, и в голосе ощутимы эти нотки надежды. — Все темное, ни света, и воздух затхлый. Ты, наверное, считала, что букеты цветов заставят меня улыбнуться, сказать тебе "спасибо, Санни"... — делает паузу, и я стараюсь вникнуть в суть его слов. Если он выбрасывал цветы, тогда почему я продолжала их ему приносить? Почему я не сдалась? Почему верила в него? — Я продолжал их выбрасывать, а ты упрямо приносила мне новые.Это так похоже на тебя, Брайт.Так похоже на тебя — верить в отчаявшихся людей...— И однажды ты принесла мне кактус, вместо цветов, — хрипло, но с какой-то теплотой в голосе смеется Дилан. Уголки его губ немного тянутся вверх, а затем опускаются, так как ни единая мышца на моем лице не дрогнула.
Все, о чем он мне сейчас рассказывает, больше похоже на начало истории любви, у которой будет счастливый финал. Ту историю, где ненависть к другому человеку становится тем самым, что в конечном счете задевает тебя до глубины души. Ту историю, где кто-то смог его изменить, и он больше никогда не будет прежним. Он рассказывает мне ту историю, в которой девушка приносила ему цветы и до последнего верила в то, что он другой, просто не знает самого себя, просто не верит в то, что он может, что он снова будет "нормальным". Эта история заканчивается тем, что девушка дает ему обещание помнить. И я не могу разделить тот же трепет и тепло, которыми прошит насквозь его голос, когда он пытается мне помочь вспомнить.
Я просто тут же вспоминаю, что я — Санни Брайт. Что я нарушаю данные обещания.Это так похоже на тебя, Сэм.
Ты, как и твоя мама, всегда нарушаешь данные обещания. Ты помнишь, Сэм?— Ты назвала кактус моим именем...— Зачем я так сделала?— Ты считала, что это послужит для меня маленькой местью, наверное, — пожимает плечами. Месть? Ты хотела ему отомстить, Сэм? За то, что выбрасывал твои цветы? — Наверное, ты думала, что это сможет меня задеть за живое, — прикусывает нижнюю губу, — и задело.
— Мы не были с тобой друзьями сначала?
Парень поднимает на меня молчаливый взгляд, щурясь. Глаза цвета молочного шоколада смотрят открыто и "скользят" по моему лицу, словно он пытается что-то понять. Или мысленно дать понять мне, что друзьями мы с ним в начале точно не были. Ты по жизни очень доброжелательная, Брайт. Ты — Солнышко. Но Дилан не считал тебя другом. Похоже, он ненавидел все, что есть в тебе. Твою улыбку. Твой смех. Принесенные тобой апельсины. Ненавидел твое общество и твои цветы. Если бы ты это помнила, Санни, ты бы уже расплакалась от того, сколько ненавистиможет быть в одном человеке, и как сильно можно ненавидеть жизнь, чтобы хотеть умереть.
— Почему ты так на меня смотришь?— Ты знаешь, почему, Санни Брайт.
— Я... — тяжко вздыхаю, закрывая лицо руками. — Не смотри на меня так, словно... Словно я для тебя значу очень многое...Ты не хочешь, чтобы на тебя так смотрели, Санни.
Потому что ты так же смотрела на маму.Потому что твоя мама нарушила обещание. Как и ты.— Я... Я не помню тебя...Мне... мне так жаль... Я, правда, пытаюсь вспомнить, но... — напрягаюсь, пытаясь отыскать на задворках памяти хоть что-то, связанное с апельсинами, букетами цветов и Диланом.Ничего.— Но ты меня не помнишь, — отвечает он, а мне остается только кивнуть головой, поджав губы.
Поднимаю на него короткий взгляд, вновь читая в его глазах боль. Он тут же отводит взгляд, но молчит, только пальцы сжимает в кулаки, тихо злясь на самого себя, что делает не достаточно. Что-то внутри меня скручивается, словно мне привычно ощущать отголоски его боли своим телом. Странный факт, когда тело помнит лучше твоей памяти...Стук в дверь.Разрушающий тишину, такую густую, что ее хоть ножом режь.Стук в дверь.Нарушающий молчание и заставляющий Дилана отвести взгляд.Стук.Ты по-прежнему ничего не помнишь, Сэм.— Привет, — дверная ручка оттягивается со скрежетом, от которого мурашки пробегаются по коже, и голос Райли прорезает сознание. — Я надеюсь, что не помешала вам... — заходит в комнату, торопливо убирая пшеничную прядь коротких волос за ухо. — Я просто хотела напомнить тебе, Дилан, что Санни пора на завтрак, а тебе — на сеанс со мной.— Ничего, — он стискивает челюсть, подавляя свои эмоции. Он берет себя в руки, произнося эту фразу опять, только теперь уже в нормальном, более спокойном тоне: — Ничего, — поднимается на ноги, упираясь руками в подлокотники кресла, — я уже ухожу, — направляется к Райли, стараясь на меня не оглядываться. — Я приду завтра, Санни, — бросает напоследок. Спокойно, тихо, сдержанно. Хотя я знаю, что на деле его сейчас порвет. Он приходит ко мне уже целую неделю, разговаривает со мной.Он обещал себе, что поможет мне.
Он намерен держать свое обещание до конца.— Д-Дилан... — несколько резко срывается с моих уст, словно я боюсь, что парень сейчас закроет двери, так и не услышав то, что я хочу сказать. Мне просто нужно, чтобы он услышал это... — Мне, правда, очень жаль, — смотрю ему в затылок, пока мои слова не заставляют его обернуться ко мне лицом. Лицо у него бледное, уставшее, и тени залегли под глазами, словно он плохо спит. Взгляд немного убитый, смотрит прямо на меня. — Мне жаль... Если бы... Если бы я только могла вспомнить...Несколько секунд он молчит, и это молчание словно тянется вязкой резиной, окутывающей пространство, а затем с его губ срывается такое, за что мне хочется себя ударить. В этом вся ты, Санни Брайт. Позволяешь людям к себе привыкнуть, а потом причиняешь им боль.
— От лица Дилана.День становится похожим на предыдущий. Снег падает за окном, а настроение — что поцелуй дементора — ты гребаная изнанка, опустошен и разворован на что-то светлое и хорошее. Снова. Опять.
Если бы я только мог забыть?Дверь ее комнаты снова закрывается за моей спиной. Она по-прежнему меня не помнит. Все еще. До сих пор.Если бы я только мог забыть?