— 15 — (1/2)
***- флешбек -Скрип двери, и ключ вынимается из замочной скважины, закрываясь изнутри в квартире. В помещении намного теплее, чем на улице: там сыро и так холодно, что пробирает аж до костей. Выйти туда было для Сэм необходимостью — у Ауры закончилось обезболивающее.
— Мам, я вернулась! — девочка повышает тон голоса, чтобы ее было слышно даже в комнате матери. — Как и обещала, не больше пяти минут.Санни просила у своей мамы всего пять минут. Пять минут отсутствия, чтобы сбегать в аптеку за лекарствами. Но женщина крепко сжимала ее руку, до слез и безумия в глазах умоляя ее не покидать, не оставлять одну, не отпускать ее руки.
— На улице так холодно, мам, — девочка снимает шарф с шапкой, откидывая светлые волосы на плечо. Снимает куртку, вешая ее за петельку на крючок в коридоре. Берет в руки черный маркер, подходя к стене, на которой висит календарь, и рисует крестик, зачеркивая очередной "черный" день. Черный — потому что Ауре становится все хуже, она уходит в себя, сидит на кровати, обхватив коленки, зарывшись лицом в свои же волосы, и раскачивается из стороны в сторону. Черным Санни отмечает те дни, когда Аура просыпается с полнейшей дискоординацией и забвением. Женщина смотрит дочери в глаза и совсем не может вспомнить, кто перед ней стоит. Красным маркером Санни отмечает те дни, когда Аура изредка улыбается, обещает девочке, что никогда в жизни ее не забудет, смотрит на нее с любовью, с заботой, гладит по волосам. Красным она отмечает те редкие дни, когда Аура просто ее помнит. Ее и Глорию. К сожалению "черных" дней становится все больше. Их раз в пять больше, чем "красных". Саманта вздыхает, еще раз окидывая календарь взглядом: До ее одиннадцатилетия осталось четыре месяца. До официальной встречи в парке с Ричардом Гудсоном, который так и не назвал Санни своей дочерью, — двадцать два дня. — Мам, я приготовлю чай, — девочка направляется на кухню, набирая воду из-под крана в чайник и ставя его на огонь.
А в ответ девочка слышит лишь звонкую тишину.Ни хмыка, ни единого слова, ничего.
— Мам? — Санни сжимает в кулаке края собственного свитера, аж до того, что костяшки белеют, а внутри все подбирается, дрожь сковывает каждую клеточку тела. — Мам, ты где?— она выходит в коридор, ступая аккуратно и тихо, а колени словно пластилиновые, нет никакой твердости и уверенности в шаге. Сэм касается пальцами дверного проема, заглядывая в комнату матери с опаской, боясь увидеть то, что первым пришло на ум после оглушающе тихого ответа. Но в комнате ее нет, только инвалидная коляска стоит посреди помещения, постель вся перевернута вверх дном и окна наглухо зашторены занавесками, потому что Ауру раздражает солнечный свет.
Не-е-ет, только не это.— Мама, где ты? — неистовая дрожь в голосе заставляет слезы навернуться на глаза.
Девочка судорожно шарит рукой в кармане джинсов, извлекая сотовый. Один звонок — и Глория уже выезжает с работы. Каждый раз говорит себе, что не должна оставлять Санни и Ауру одних, но кому-то нужно работать, чтобы им было, на что жить и покупать лекарства, которые больше уже не помогают.
Санни знает: либо ее матери сейчас настолько плохо, что она не может ответить, либо... Не либо. Рассматривались все возможные варианты приближающегося и неизменяемого исхода. Лучше бы это было во сне, без боли, без сознания, чем тогда, когда ты все чувствуешь, как клеточка за клеточкой отказывают органы и теряешь самое ценное, что у тебя есть, — себя самого. Но только не сейчас, пожалуйста, только не сейчас! Она так мало была матерью для Сэм. У Сэм было так мало времени быть рядом с ней.— Мамочка...Всхлип забивает дыхательные пути. Все дальнейшие попытки сделать полноценный вдох увенчиваются крахом. Каждый из них до боли сжимает грудину, едва ли не ломая кости.
— Мам, пожалуйста... — с уст слетает лепет. Возможно, Аура сейчас где-то сидит в шкафу. Она однажды уже пряталась там, спасаясь от демонов в своей голове. Но шкаф пуст, там никого нет. Аура обещала дочери ее никогда не забывать. В ответ Сэм обещала всегда улыбаться и дарить всем тепло. — Мам, это Санни, скажи мне, где ты... — подошвы кед цепляются за стыки в неровно уложенном паркете. Санни замирает на месте, прислушиваясь, когда слух цепляет едва различимое кряхтение, доносящееся из ванной комнаты.
"Улыбайся, Санни Брайт".
Девочка толкает двери вспотевшими от волнения ладошками, влетая в помещение и заставая Ауру лежащей на полу, сжавшейся в ком и поджавшей к себе коленки. Она забивается в угол и поднимает на девочку взгляд васильковых глаз. Взгляд, в котором так много чужого для Санни безумия. Мисс Брайт смотрит на девочку насторожено, с опаской, чуждо. Таким взглядом, который заставляет Санни упасть на колени, уже не сдерживая слез.
Все опять то же самое.Аура Брайт больше не узнает свою дочь.
— Мама... — тянет к ней руки, но женщина со звонким "нет" сжимается в ком еще сильнее, зарываясь лицом в ладони. — Мамочка, пожалуйста... Это я... Это же я, Санни, — все слова сдавливают горло, оседают горечью на стенках гортани. Все слова ломают ребра, разъедают ее изнутри. — Пожалуйста, посмотри на меня! — вновь тянет к ней руки, но женщина издает вопль, от которого все внутри Санни обрывается.
— Пошла вон! — Аура орет что есть мочи, стуча костяшками пальцев по холодному кафелю. — Вон! Я тебя не знаю! Я не знаю тебя! — закрывается руками от дочери, словно от солнечного света.— Мама, пожалуйста! — Санни срывается на крик, коротко утирая нос тыльной стороной ладони. — Посмотри на меня! Ты же... Ты обещала! Ты помнишь свое обещание? — берет женщину за руку, крепко ее сжимая, но Аура начинает вырываться, извиваясь на полу. — Мама! Ты помнишь?
"Улыбайся, Солнышко".
— Нет! Уйди! Я не помню! Я тебя не помню! — мать Сэм шипит, впиваясь ногтями в руку Санни так сильно, что девочка издает вскрик сквозь слезы.— Мама, ты делаешь мне больно, пожалуйста! — все перед глазами плывет, слезы обжигают фарфоровую кожу щек, но девочка все равно пытается улыбнуться. Совсем не к месту, безумно тяжело, но уголки ее губ тянутся вверх. Улыбка. Аура всегда вспоминала Санни Брайт по улыбке. Она не вспомнила ее имя. Но по улыбке дочери в ней отзывались знакомые черты. — Мама, ты помнишь, что ты мне обещала?
— Не называй меня так!"Улыбайся, что бы ни случилось".— Ты обещала мне, что будешь помнить... Ты... Ты мне обещала, что не забудешь меня! Ты помнишь? — сохранять улыбку на лице все труднее и труднее. Каждое слово Ауры — это словно загнанный в спину ржавый нож, гниющий под кожей с ноющей болью. Каждое слово — это череда сквозных пуль. И сейчас Санни Брайт словно на расстреле. — Мама, умоляю, посмотри на меня! Посмотри... П-пожалуйста! — слова размываются слезами и отчаянным вздохом. Девочка щурится от слез, судорожно втягивая забитым носом воздух.
"Улыбайся, Санни, жизнь прекрасна".
— Мама! — голос уже сам не свой. Саманта дергает женщину за руку, сорванным голосом срываясь на жалкий лепет. — Посмотри на меня! Пожалуйста...
Девочка уже сбилась со счета от сказанных ею слов "прошу" и "пожалуйста". Девочка продолжает называть ее "мамой", не отпуская ее руку. Но в один момент женщина все же поднимает на Сэм безумный взгляд. Цепляет ее улыбку сквозь слезы, застилающие глаза. И чувствует аж целое ничего. Ничего нет. Пусто. Ноль. Просто улыбка какой-то девочки, называющей ее "мамой". Чужая и ненавистная улыбка. Улыбка, от которой тошнит. Не к месту, такая неправильная.
Глаза у Санни расширяются от боли, с дрожащих губ слетает вздох. Женщина все еще смотрит на нее холодно. Так холодно и жестоко, что все внутри превращается в крошево. Девочка как-то на автомате качает головой из стороны в сторону, отказываясь верить и, словно мантру, тихо проговаривая короткое "нет" раз за разом. Отпускает руку матери, игнорируя саднящую боль в покрасневшем запястье. Судорожно отползает к другой стене, больно врезаясь в нее спиной, пересчитав ею все позвонки. И улыбка заменилась слезами. Поджимает к себе коленки, тут же зажимая рот обеими ладошками. Закрыть бы глаза. Закрыть и не смотреть на нее такую. Закрыть и не думать о том, что папы нет рядом, чтобы ей одной не пришлось все это видеть. Закрыть уши, чтобы не слышать это мамино "я тебя не помню".Вот и пришло то самое время, когда уже даже улыбка Санни не позволяет Ауре Брайт вспомнить.- конец флешбека -***От лица Дилана.Позволяю себе еще немного поваляться в кровати, понимая, что это была первая ночь, в которой мне не снилась авария. Я спал глубоко и спокойно.
Мне снилась она, девушка с цветами в руках.Мой взгляд скользит от цветущего кактуса, стоящего на подоконнике, к потолку.
Все это было реально. Она со мной танцевала.Рассматриваю потолок так, как рассматривал вчера звездное небо, вспоминая все. Все звезды, все созвездия, весь Лунный осколок.Мы делили небо на двоих, преступно и противозаконно дарили друг другу звезды. Она забрала себе Луну, а я — Солнце. Все его тепло, весь его свет.
Чувствую непривычное тепло в ладонях. Мои руки всегда были холодны, как лед, а теперь во мне словно находится собственное солнце, освещаемое светом.
Она подарила мне свой солнечный свет. И половину звезд на небе. Горсточки подаренных ею звезд в моих ладонях.Коротко облизываю шершавые губы кончиком языка.Все еще со вкусом мяты и граната, со вкусом ее губ.
Расплываюсь в улыбке, разгребая руками десятки разбросанных по поверхности кровати рисунков с изображением звезд.
Да, все это было реально.— Эй, Ромео, — Майк сонно чешет щеку, жмурясь свету стального неба. Тучи заслонили солнечный свет, а ливень, зарядивший прямо в окна, не внушает никакого позитива, чего не скажешь про атмосферу в комнате: здесь каждый кубический сантиметр воздуха забит счастьем и влюбленностью. — Ты вообще спал, а? Во сколько ты вернулся хоть?— К двенадцати, — отвечаю, пожимая плечами и не сводя взгляда с потолка. — Спал часов шесть.— А меня как-то совсем вырубило пораньше, — трет заспанное лицо, вздыхая и отворачивая край одеяла. — Увидел вас с Санни танцующими и понял, что тебе не до меня.
— Мне всегда будет до тебя, Майк, — перевожу на него взгляд, и он хмыкает в коротком "ну, спасибо". — Да не за что, — отвечаю сарказмом, наблюдая за тем, как блондин судорожно приглаживает пальцами свои непослушные волосы. — Кстати, почему ты ни с кем не общался вчера?
— Я общался с тобой, ты чего? — упирается рукой в подушку, приподнимаясь на локте и обжигая взглядом своих серо-зеленых глаз.
— Я имел в виду другое, — ерзаю на кровати, перекатываясь на другой бок. — Почему ты не общался ни с кем, кроме меня? И вообще не общаешься. Поэтому ты здесь? У тебя что-то типа социофобии?
— У меня нет никакой социофобии, — он издает смешок, — как и у тебя, — поправляет растянутую горловину серой футболки. — Хочешь сказать, что совсем меня не знаешь, а я знаю о тебе все? — спрашивает, словно мысли читает. А серьезно, я о нем ничего не знаю, только знаю то, что он как клей. Склеил меня из ломаных кусочков. Вопросительно пожимаю плечами, спешно моргая. —Ты тоже меня знаешь, Дилан. Просто ищешь ответ где-то в глубине, когда он лежит на поверхности. Но однажды я расскажу тебе о себе, так уж и быть, — он поджимает губы, с сарказмом отвечая: — Посвящу тебя в эту тайну.— Ох, — закатываю глаза, издавая смешок, — как мило с твоей стороны, — молвлю, и Майк, лежа, лениво исполняет реверанс. — А почему не сейчас?А действительно.— Потому что сейчас мы пойдем завтракать, а потом ты говоришь с Санни Брайт о том, что произошло.— Ты о чем? Ты же сказал, что ушел рано и видел только то, как мы танцевали, — приподнимаю бровь. — И вообще, находимся мы с тобой в одной комнате, но вижу я тебя все реже и реже, ты все время где-то пропадаешь.
— Я и ушел, — кивает головой, подавляя зевок. — Мне не нужно быть медиумом, чтобы читать твои мысли и видеть твой взгляд, О’Брайен. Сияешь, как первый снег на солнце, — издает смешок, и я тут же начинаю оправдываться, что это вовсе не так. — Да-да, конечно, — недоверчиво цедит блондин, щурясь. — И, да, хочешь, я буду мозолить тебе глаза каждые пять минут? — он смеется, выпячивая глаза, и я с улыбкой цокаю языком, издавая сбитое "нет, спасибо", после которого повисает некое молчание, в последствии нарушаемое Майком: — И каково это было — целовать ее?
Снова откидываюсь на подушку, складывая руки на животе, замыкая пальцы в замок. Каково это было? Это было прекрасно. Во всяком случае, для меня.— Очень странно, — отвечаю, разглядывая потолок, но мысленно возвращаясь к тому самому моменту, когда все изменилось. — В один момент я на нее смотрел и ненавидел за улыбку, которую она мне дарила каждый день. В другой момент я больше не отрицал то, что она на меня влияет, заглушает во мне боль. А в третий... В третий момент я увидел ее в красном платье, танцующую со мной и считающую звезды. А потом все было так внезапно... Мои руки на ее плече, ее дыхание на моей шее и вкус ее губ на моих губах... — вздыхаю, краем глаза замечая, как издевательски-мечтательно Майк подпирает руками свой подбородок. Фыркаю, щурясь. — А вообще иди в баню, не буду я с тобой обсуждать подробности своей личной жизни.— Да вот слушаю тебя и все как-то до одури у вас было романтично, что ли прямо сейчас взять и начать сочинять об этом стихи? — смеется сосед по комнате. Одариваю его испепеляющим взглядом бросая ему: "Ты неисправим". Серьезно. Вообще не меняется. Функция "сарказм" даже во сне работает. — И чем все закончилось?
— Закончилось все тем, что хрен я тебе расскажу.— А если серьезно? Только не говори мне, что вы с ней того... Ну, понимаешь, холодно было, и Луна светила, и под звездами лежали, все такое... — он игриво вскидывает брови. — Или меня сейчас стошнит, — демонстративно засовывает себе два пальца в рот.— Господи, нет! — возмущенно выпаливаю, кривясь от слов Майка. Я не такой, кто после первого поцелуя тут же принимается снимать с себя одежду. К тому же Санни уж точно не такая. К тому же она ушла. — Нет, конечно! — одариваю его коротким взглядом, понимая, что он все еще ожидает ответ. — После того, как я ее поцеловал, она ушла.— Ты так плохо целуешься, что она решила уйти?