— 12 — (1/2)
***Солнечные лучи падают на лицо, заставляя девушку хмуриться сквозь сон. Белые пятна, застывшие на внутренней стороне век, слепят глаза. Девушка морщит нос, шмыгая, рука с тонкими и длинными пальцами покоится на подушке, усеянной темными кудрями, которые отливают медью на солнце. Глаза, кажется, слезятся и болят, отчего Дженни Харт принимается несколько раз судорожно моргать, чтобы как-то сбить пелену. Все это время она видела перед собой лишь размытые темные силуэты, являющиеся частью чего-то одного.Все сливалось в однородную массу, не давая сфокусироваться на чем-то определенном. Каждый раз, когда она пыталась что-то разглядеть на протяжении двух месяцев ее слепоты, она натыкалась на абсолютное ничего, пустоту, когда смотришь — и все впереди кажется огромным размытым пятном мутно-серого оттенка. Но в этот раз даже сквозь слезы, застилающие глаза, взгляд ловит не до конца сфокусированный ракурс, но все кажется намного отчетливее, чем прежде. Кажется, теперь слезы застилают глаза не от яркого света, режущего уголки глаз, а от того, что она способна увидеть, хоть и весьма плохо, эти солнечные лучи. Что-то внутри девушки как будто оживает, в ней самой оживает надежда на то, что она вернется к "нормальной" жизни, поступит в университет, заведет семью и будет кому-то нужной и кем-то любимой. Ее слепота разом перечеркнула кривой линией строчки плана на жизнь. А теперь словно эту линию стирают ластиком, возобновляя пункты. Девушка неосознанно комкает в кулаке ткань простыни, пребывая в состоянии шока. Что-то до боли сжимается в грудине, с губ слетает рваный и отрывистый выдох. Слезинки то и дело скатываются по фарфоровой коже висков, теряясь где-то в густых темных волосах. Ее глаза... они судорожно изучают все, что только могут заметить, могут распознать в мутной пелене слез и слепоты. Взгляд отчаянно цепляется за что-то впереди, пытаясь изучить хоть какие-то детали. Ее глаза... они отливают чем-то золотистыми, болотным на солнечном свету. Изумруд с золотистой пылью. Ее глаза... Кажется, они снова могут видеть... Ей лишь понадобится пара дней, чтобы убедиться, а затем позвонить родителям с просьбой забрать ее отсюда. Осталось всего-то немного подождать.К Дженни Харт возвращается зрение. Она снова становится зрячей.
***я мечтал посадить сирень и растить ее на удачу,
но потом я внушил себе - ничего я совсем не значу.
я пустой, но когда-то жил, и считал второпях минуты
до того, как мне стать большим, до того, как приходит утро.
я хотел покорить весь мир -
этажи и пустые окна.
в детстве все придавало сил,
и вокруг не был мир столь блеклым.kucherova_FMХмурюсь, обыскивая взглядом комнату, подъезжаю к столу, перебирая лежащие на нем книги. Я же точно помню, как этим утром держал в руках свой скетчбук. Да, я определенно держал его в руках, ведь в тот момент Майк отвесил одну из своих плоских шуточек о черни и тьме моих рисунков. За завтраком он соорудил из хлебных корочек настоящий замок. Вообще с его "хобби" можно ржать бесконечность. Это смешно, но у него, кажется, реальный талант.
— Что ты ищешь? — блондин отрывает взгляд от книги, которую он, кажется, начал читать по второму разу.
— Свой скетчбук, — отвечаю, вздыхая и перекладывая книги Майка из стороны в сторону, — ты его не видел?
— К свитку пергамента с черной магией я не прикасался, — язвительно молвит, издавая смешок, и я закатываю глаза, цокая языком. Остроумно, Майк. А вообще, хорош уже умничать. — Ты чего, ну?.. Свиток пергамента... — Майк вопросительно кивает головой, словно я совсем не догоняю, о чем идет речь. — С черной магией, — добавляет после. — Ты не понял, откуда это?
Громко кладу книжку на стол, отъезжая к своему прикроватному столику.— Я понял, что ты у нас поклонник мира Гарри Поттера, — издаю смешок, цепляя взглядом лежащий на поверхности столика бумажный синий самолетик, подаренный мне Санни Брайт.
Она со мной танцевала.Я не мог ходить, но я мог танцевать.
Мы танцевали под самую глупую поп-музыку на свете.
Но все казалось таким правильным...Она... она танцевала в тот день со мной, с инвалидом.
Она сияла, как солнышко.
И я сиял вместе с ней.А затем я улыбнулся.
Неосознанно поворачиваю голову в сторону подоконника, на одной стороне которого стоит кактус с распускающимся на нем цветком. Майк был не доволен тем, что часть его личного пространства будет занимать растение, зато у него появилось много причин как-то по-доброму надо мной шутить.
Уголки моих губ тянутся вверх в едва заметной улыбке при виде кактуса. Миниатюрный "я" выглядит вполне безобидно, правда его иголки по-прежнему царапают руки при попытке к нему прикоснуться.— Серьезно, чувак, где мой скетчбук? — вскидываю бровь, переведя взгляд на своего соседа по комнате.— Да не знаю я, где он, — пожимает плечами парень.
— Если его найдет Райли, ты знаешь, каким психом я буду выглядеть в ее глазах? Сдается мне, что нервное расстройство будет далеко не первым и не последним поставленным мне диагнозом, — подъезжаю к своей кровати, упираясь руками в подлокотники своего инвалидного кресла, становясь на ноги. Кажется, лицо Майка становится бледным, а сам он напрягается от моих действий, коротко произнеся: "Ди...". Он думает, я упаду. Уже неделю мы с доктором Кинг даем определенную нагрузку на мышцы ног и спины, чтобы мои ноги могли удержать вес собственного тела. Это... Это так здорово, снова что-то ощущать, снова чувствовать холод, понимать, что ты можешь стоять, пускай пока и ненадолго. Признаться, я до чертиков боюсь онемения суставов. Это то чувство, когда сам можешь наблюдать обратный процесс собственному прогрессу. Райли говорила, что такое бывает, это не зависит от количества нагрузки на мышцы. Но лучше уж терпеть боль, чем не чувствовать ее совсем. День за днем я ощущаю боль в коленях, каждый раз просыпаюсь утром с мыслью, что я боюсь больше не ощутить боль. Боль делает меня настоящим, она доказывает, что я жив. Она является индикатором того, что я не безнадежен, я буду ходить. — Все хорошо, — отвечаю ему, аккуратно садясь на край кровати. — А было бы еще лучше, если бы я нашел свой скетчбук. Может, ты его куда-то дел?— Эй, почему это сразу я? — Майк вскидывает бровь, хмурясь.— Потому что, — отвечаю. — Тебе всегда приходит в голову что-то из ряда вон выходящее. Как например ночная прогулка по территории санатория во время грозы. Ты меня тогда бросил, между прочим, — бросаю на друга укоризненный взгляд, кивая головой.— Неправда, — Майк откладывает книгу на прикроватный столик, приподнимаясь на руках. — Я тебя потерял, там было темно и плохо видно, — он пожимает плечами, затем запуская тонкие пальцы в светлые волосы. — А когда я пошел тебя искать, то понял, что ты нашел себе новую компанию, — в его глазах мерцает какой-то игривый блеск, а ухмылка криво растягивает уголки губ.Блондин поднимается с кровати, оттягивая края свитера вниз.
— Да не заливай, — фыркаю, беря в руки черную ручку и обычный лист бумаги, нанося штрих.Где же этот чертов скетчбук?— Хочешь верь, — парень вздыхает, — хочешь нет, — издает смешок. — Я пошел.— Ты куда?
— Пойду прогуляюсь, — он подходит к двери, касаясь ее ручки. — А ты рисуй какой-нибудь ужасный замок-дом твоей мечты, — с его губ слетает сарказм, и Майк подмигивает мне глазом, цокая языком.— Нет, я лучше нарисую для тебя хлебный дворец, — отвечаю ему тем же тоном, ехидно улыбаясь, на что Майк смеется и качает головой, затем прикусывая нижнюю губу.— Вот же ж, говнюк, — молвит он, получив словесное поражение.— Учился у лучших.Г о в н ю к.Смотрю ему в след, когда дверь комнаты закрывается. "Говнюк". Да. Таким я был раньше. Таким меня видела собственная мать. С ее уст это всегда звучало оскорбительно. Но с уст Майка это слово приобрело какой-то новый смысл. Не такой, как прежде. Я могу о нем сказать так же, ведь если я "говнюк", то он такой же в не меньшей степени. В этом санатории нам с ним вместе сносит крышу. Его таки тянет влипнуть в какое-нибудь дерьмо, а меня так и тянет за ним последовать. Наши диалоги зачастую пропитаны едким сарказмом, мы обмениваемся друг с другом подколками, но даже и не думаем обижаться друг на друга. Это кажется правильным. Так... Так и должно быть...***Обеденный зал совсем пустой, только лучи октябрьского солнца падают на каменный пол, подсвечивая его. Санни делает мелкие шажки вперед, чтобы не споткнуться, потому что смотрит не себе под ноги, а куда-то вперед, не переставая улыбаться. Это помещение кажется идеальным для проведения праздника. Девушка уже давно хотела сделать что-то для всех этих людей. Для некоторых из них, быть может, надежды и нет, медицина им не поможет, увы. Но есть еще что-то хорошее. То, что подарит улыбку и солнечный свет внутри. Санни Брайт всего-то хочет, чтобы все вокруг нее были счастливы. Чтобы все было не так печально, как с ее родителями. Ее мама перестала улыбаться, когда Санни было шесть. Девушка отчетливо все помнит. Кое-что ей хотелось бы забыть, но, кажется, взгляд родных васильковых глаз, который смотрит на тебя чуждо, до терзающей сердце боли, она не забудет никогда. Солнышко оглядывается по сторонам, представляя, как и что здесь будет расположено: с потолка будут свисать фигурки оригами, раздвинув столы по углам, можно организовать танцпол. Ауре бы понравилась такая задумка. Она всегда говорила, что Санни проще сделать всех счастливыми вокруг, но не себя саму. Но женщина бы гордилась своей дочерью. Гордилась бы, если бы помнила и была рядом.
Вдох тяжелый, кажется, воздух касается дна легких, он шумный и какой-то слегка печальный. Тем не менее Санни все еще улыбается, ведь идея сделать кого-то счастливым сделает счастливой и ее.
— Все будет идеально, — обращается сама к себе, а затем принимается делать неуклюжий пируэт на месте под мелодию, звучащую у нее в голове.
Издает смешок, едва ли не падая, но вовремя схватившись за спинку стоящего рядом стула.В общем, танцор из нее куда более худший, нежели музыкант.
Взгляд Санни падает на один из столиков в одном из углов обеденного зала, цепляя на его поверхность что-то черное и продолговатое. В голове почему-то сразу всплывает скетчбук Дилана, ведь блокнот, лежащий на столе, безумно напоминает тот альбом, в котором он рисует.Девушка хмурится, подойдя ближе. Над бровями с непривычки образовываются ямочки, но лицо разглаживается и становится ровным, когда пальцы касаются поверхности скетчбука."Должно быть, он забыл его здесь, — мелькает мысль в голове. — Нужно вернуть".Берет в руки блокнот, но он выскальзывает из пальцев, падая на каменный пол и раскрываясь на одной из страниц, демонстрируя темный и до ужаса мрачный рисунок. Полный боли. Полный отчаяния. Полный презрения. Скованности. Ненависти. Тьмы. Полный безысходности. Самообмана. Сломленной веры. На рисунке, кажется, изображены обыкновенные глаза, но отражение в них — это то, что заставляет мурашки пробежаться по спине Санни Брайт. Кажется левый глаз немного охватывает нервный тик, девушка медленно опускается на корточки, дрожащей рукой поднимая с пола скетчбук. Отражение в глазах на рисунке — это та самая жестокая жизнь, где нет места ни улыбке, ни радости, ни любви. Ломкие и длинные пальцы переворачивают страничку, а дыхание, кажется, замирает. Множество темных рук, касающихся тела. Они закрывают лицо, уши, касаются сердца под ребрами, давят на плечи, словно толкают в спину.
Не смотри.
Не слушай, оглохни.
Перестань что-либо чувствовать. Чувств нет, как и света.Сутулься, чтоб аж проступали ключицы и ряд позвонков, не выпячивай грудь вперед с гордостью.Просто продолжай идти так по жизни, все равно у тебя исход один.Неужели?.. Неужели, его внутренний мир до сих пор таков? Темный, лишенный красок.Неужели все то, что для него сделала Саманта Брайт, было пустым звуком?И все же, если откинуть все то, что он пережил, есть в его рисунках много жизненной философии, ведь все, на самом деле, так и есть. Люди улыбаются редко, да. Да, они идут по жизни, сутулясь. Да, они закрывают лица руками, чтобы никто не видел их боль. Дилан просто... Он просто рисует правду. А правда отнюдь не такая оптимистичная и позитивная, какой ее хочет видеть Брайт. У него рисунки со смыслом, каждый из них имеет свою историю, свою частицу мира. Санни чуть наклоняет голову вправо, словно пытается рассмотреть рисунки в скетчбуке под другим углом. Да, он изображает жизнь такой, какой она есть. Но есть в этих рисунках и светлая черта. Люди на рисунках, которые плачут, в будущем будут улыбаться. Сломленные, которые держатся руками за голову, однажды найдут в себе силы встать и идти дальше. Да, это всего лишь картины, они неживые, но все же все в них имеет свою историю, и если сейчас все плохо, то в конце должно быть обязательно хорошо. Это заставляет Санни Брайт посмотреть на рисунки О’Брайена с улыбкой.
У него явный талант. Талант, который должны увидеть все. Сам он поставил на себе крест, но этого не сделает Санни. Девушка делает глубокий вдох, прежде чем вырвать из скетчбука несколько рисунков. Дилан мечтал уехать в Нью-Йорк, поступив в академию искусств... Кажется, Саманта знает, как осуществить его мечту.Ромашка бросает еще один короткий взгляд на рисунки, и в голову ей приходит одна идея. Да, он рисует жизнь такой, какая она есть, но жизнь не бесцветная. В ней очень много цветов, разных оттенков, от нежно-теплых до призрачно-холодных.