— 11 — (2/2)

— Да, конечно, мне больше заняться нечем, — решаю так же с ней не церемониться во фразах лести, а практиковаться по части ответа сарказмом. Складываю на груди руки, подходя ближе к Дженни, и девушка растягивается уголки своих губ в натянутой, притворной и кривой усмешке.

— Присядь, думаю, нам с тобой есть, о чем поговорить, — кивает Харт, а затем обстановка погружается в тишину, и напряжение между нами только нарастает. — Я не слышу, как ты садишься, — молвит Дженни, и я возмущенно закатываю глаза, оглядываясь и делая шаг назад, чтобы опуститься на диван. Скрип пружины наконец служит доказательством того, что мы можем начать разговор, потому Дженни Харт снова улыбается, а я недоверчиво щурюсь, глядя на нее. — Буду с тобой честной, — признается, совсем не стараясь звучать вежливо, а эта сладкая приторность в ее голосе только вызывает чувство тошноты в недрах желудка, — ты мне мешаешь.Мешаю?

Мне становится до истерики смешно.Мешаю разбирать Дилана на кирпичики? Обманывать его? Забивать голову?— Хах, — издаю смешок. — Чем же я тебе мешаю, позволь узнать? — цокаю языком, облокачиваясь на спинку дивана.

— Ты мне не нравишься, милая, — отвечает с этой усмешкой на губах, теребя пальцами ткань майки. — Послушай-ка меня сюда, Соня, — она подается вперед, наклоняясь, словно угрожает, — не путайся у меня под ногами.

— Во-первых, меня зовут Санни, — издаю смешок, проходясь кончиком языка по внутренней стороне щеки, затем также наклоняясь вперед, — а во-вторых, ты мне тоже не нравишься, — так же натянуто ей улыбаюсь, пускай она и не может видеть мою улыбку. — Ты разрушишь в нем все, что я так старательно пытаюсь выстроить.

Она звонко смеется, словно мы сейчас просто сидим и обсуждаем что-то как подружки. Вот же актриса, ну. Перед стенами, телевизором и вазонами с растениями можно и не распинаться, ей-Богу.

— Оу, кто-то здесь влюбился, — язвит Дженни.

Я по натуре человек добрый, тихий, позитивный и бесконфликтный, но сейчас почему-то захотелось съездить ей по ее идеальному лицу кулаком.

— Нет, — отвечаю. — Просто Дилан заслуживает большего. Ты и понятия не имеешь, каким он был, когда я его встретила, Дженни. А ты превратишь его в руины.

— Ну, давай, расскажи ему об этом, Санни, — Харт улыбается, обнажая зубы. — И тогда ты станешь той, кто разобьет ему сердце. Ты же так стараешься для него, хочешь, чтобы он стал лучше... — отвечает девушка. — А со мной он снова становится самим собой, прежним Диланом. Так что давай, расскажи ему и сделай больно, Солнышко.— Я бы никогда не причинила ему боль, в отличие от тебя.— Если ты до сих пор не поняла, он мой и всегда будет моим, Санни.

— Дилан — не вещь, Дженни, он человек, — отвечаю с полной серьезностью в голосе. Щурюсь, окидывая ее взглядом. — Знаешь, что я думаю? — не дожидаюсь ее ответа, продолжая: — Я думаю, что ты боишься, что никому не будешь нужной, а с Диланом тебе не приходится бояться, потому что он влюблен в тебя даже такую, стервозную и слепую.

Улыбка медленно исчезает с ее лица.

— А знаешь, что еще? — опускаю руки вниз. — Я думаю, что, когда зрение к тебе вернется, ты бросишь его, "пацана на инвалидной коляске". Но он скоро встанет на ноги, Дженни, и тебя даже не будет мучить совесть за то, что ты его бросишь, он ведь фактически не инвалид. И даже целым и невредимым он тебе не будет нужен.

Повисает молчание, а напряжение между нами, кажется, может кого-то убить, здесь свыше двухсот двадцати вольт так точно.

Кажется, слышатся чьи-то шаги в коридоре, и через несколько секунд в холле появляется Райли, но прежде, чем она подходит к нам, Дженни понижает голос до того, что только я могу слышать, о чем она говорит:

— Прочь с моей дороги, Санни, — а затем ее губы растягиваются в улыбке, как только Райли Кинг к нам обращается:— Привет, девочки, — доктор оттягивает джинсовый манжет на куртке, — а вы чего не на улице? Погода просто отличная. У вас все хорошо?— А мы с Санни встретились, заболтались, — отвечает Дженни так приторно и сладко, что меня сейчас стошнит. Фу, Господи! — У нас все отлично, Райли. Мы как раз собирались на улицу, да, Сэм? — она поворачивает ко мне голову, как будто ничего и не было.

Как будто только что мы не обменялись тысячей колкостей. Как будто мне не хотелось сломать ей нос в добавок к слепоте. Да, будто бы у нас все хорошо, и мы здесь обсуждали Париж, фильмографию Зака Эфрона и модные цвета в этом году.Вздыхаю, растягивая губы в такой же наигранной улыбке. У меня она и то выглядит куда правдоподобней, чем у нее.

— Коне-е-ечно, — растягиваю, отвечая.

— Это хорошо, Сэм, я там на одном из столиков под дубом оставила разноцветную бумагу и беспроводные колонки, как ты и просила, — Кинг, указывает большим пальцем себе за спину, затем обхватывая запястье другой рукой. — Ты уверена, что тебе не нужна помощь с декорациями? Думаешь, тебе хватит бумаги?

— Думаю, я справлюсь.

Прекрасно, хоть подготовка к празднику, который я хочу устроить для всех, отвлечет меня от этого нелепого разговора с Дженни Харт. Поднимаюсь с дивана, делая шаг вперед, но, нет, избраннице Дилана обязательно нужно подосрать мне настроение:— Санни, ты не поможешь мне спуститься вниз? — так несчастно, так вызывающе к себе жалость.

Я-то знаю, какая она на самом деле лицемерная.

— Да, — вздыхаю, беря ее за руку и помогая встать, а затем позволяю ей положить свою ладонь на мое плечо.

— Кстати, Дженни, Дилан тебя искал, — бросает Райли, заправляя светлый короткий локон за ухо.

— Спасибо, Райли, — отвечает Харт, а мне охота заткнуть себе уши, чтобы не слышать ее голос, ибо от этой приторности в нем меня сейчас стошнит. Закатываю глаза, когда читаю по губам девушки слово "выкуси", и меня посещает мгновенная мысль столкнуть ее с лестницы.***Девушка заворачивает край желтой бумаги, придерживая за один конец, затем заворачивает второй, переворачивая бумагу. На столе лежат уже порядком более десяти разных фигурок оригами. Саманта клацает по дисплею своего плеера, переключая музыку, чтобы выбрать то, что идеально подойдет для праздника. Делает музыку в колонках чуть громче, крутя колесико и коротко облизывая кончиком языка губы."Все будет идеально", — говорит она сама себе, улыбаясь и поднимая на уровне глаз бумажный журавль.— Ого, — слышится знакомый голос рядом, и девушка немного вздрагивает от неожиданности, но не перестает улыбаться, узнав легкую хрипотцу в голосе. — Да ты самый настоящий мастер оригами, — произносит Дилан, издавая смешок.— И тебе привет, — отвечает Санни, беря в руки новый лист синей бумаги и начиная складывать следующую фигурку. — Я думала, ты искал Дженни...— Я искал, — отвечает О'Брайен, вздыхая, — ее увели на какие-то процедуры по восстановлению зрения, — он чешет затылок, щурясь, и Санни пожимает плечами, загибая край бумаги. Дилан еще раз окидывает взглядом фигурки оригами, вслушиваясь в музыку. — Что ты делаешь? Для чего это все? Значит серьезно намерена устроить праздник?— Я подбираю музыку для праздника и решаю вопрос с декорациями, — она улыбается, переключая песню Кэти Перри на The Beatles. — Держи, — протягивает парню бумажный синий самолетик.

Дилан вскидывает бровь, забирая из рук девушки фигурку и касаясь ее теплой ладони пальцами, отчего по телу проходится ток. Руки у нее теплые и нежные, как солнечные лучи.

— Э-э-э, — смущенно тянет О'Брайен, шмыгаяая носом и отводя от девушки взгляд. Кончики ушей немного покалывают, и это отнюдь не от холода. — Спасибо.Брайт вновь переключает песню, вслушиваясь, а затем, спустя секунд десять, восклицает:— Боже мой... — она закрывает глаза, качая головой из стороны в сторону в такт музыке.

— Что? — Дилан переводит на нее обеспокоенный и недоуменный взгляд.— Песня, — Санни несколько резко поднимается на ноги, вставая с лавочки. — Я ее просто обожаю! — девушка принимается прыгать на месте, хлопая в ладони. Ее смех заливает пространство вокруг, и Дилан шлепает себя рукой по лицу, закрывая глаза.Что она... что она делает?Черт подери, она что... Танцует?

Серьезно?Не может быть!Да ладно!— Боже мой, что... — Дилан запинается, набирая в легкие воздух, потому что от недоумения просто забыл, как дышать. — Что, черт возьми, ты делаешь?— Танцую, — отвечает Брайт, пуская волну руками, используя фаланги пальцев, заканчивая плечами.

— Что ж, я это вижу... — мямлит Дилан, одаривая девушку взглядом.Санни Брайт танцует под самую нелепую песню на свете. Кажется, она даже напевает себе под нос ее слова, что делает ситуацию еще более нелепой.

Но все это кажется таким правильным.

Ее движения.

Ее улыбка.

То, как она показывает на него, а потом на себя, пропев слова "you and me".То, что это вызывает у него смешок или даже полноценное желание улыбнуться.

И этот самолетик в его руках...

Все это так правильно...— Потанцуй со мной! — Санни Брайт смеется, качая головой в такт, и Дилан чувствует, как все в нем замирает.И первое, что приходит в голову, это далеко не отвращение за нелепую попытку Санни как-то поднять ему настроение, это не то, что она танцует, и со стороны это, возможно выглядит весьма глупо. Первое, что приходит ему на ум, это то, что он не может, он не способен составить ей полноценную компанию.— Что? — он переспрашивает, несколько раз моргая темными ресницами. — Если ты еще не заметила, я прикован к инвалидной коляске.

— И что? — спрашивает Брайт, а внутри у О'Брайана словно происходит короткое замыкание, потому что то, что она произносит после, задевает так сильно, как никогда прежде: — Тебе не нужны ноги, чтобы танцевать, ритм внутри тебя.Она берет его за руку, принимаясь кружиться вокруг его кресла, а ее звонкий смех проникает в сознание, он дарит ощущения тепла внутри, солнечный свет. Нет смысла больше отрицать, что Санни Брайт поселила персональное солнце под его ребрами. Он чувствует это тепло, этот свет, к которому можно прикоснуться кончиками пальцев. Руки у нее теплые, не то что его, холодные. Она берет вторую его ладонь, принимаясь раскачиваться из стороны в сторону.

Она вся светится солнцем.

И сейчас он светится вместе с ней.И тогда уголки его губ по-настоящему сгибаются в счастливой улыбке.

Улыбке, которую он не ожидал больше увидеть на своем лице.

Улыбке, которую он презирал весь сентябрь.— Ты только посмотри! — Санни Брайт бросает это так внезапно, что Дилану становится насколько не по себе. Может, что-то не так с его улыбкой? Она у него некрасивая? Может, он сам что-то сделал не так? — Я тебя не узнаю! Ты же улыбаешься!

Улыбается.

И разом перечеркивает все те мысли, которыми жил это время.Он улыбается.Никакого позитива.Улыбается.Никакого солнца.Он.

Никакой улыбки.

***Глория опускает вниз книгу, кладя ее на свои колени и отслеживая взглядом, в какую сторону кивает головой Райли Кинг, и что-то внутри нее щелкает.Ее внучка заставляет кого-то верить, что он может танцевать, когда на деле он не способен даже ходить. Ее маленькая Санни своим светом заставила кого-то улыбнуться. Нет, не той наигранной улыбкой, от который остается неприятный осадок внутри, а той, которая заставляет искренне хотеть улыбнуться в ответ.

— Разобьет он ей сердце, — протягивает Райли, но тем не менее радуется тому, что Дилан впервые за все время чувствует себя счастливым. Ей ли не знать, каким он был в начале.

Разбитым.

Сломленным.

Разрушенным и уничтоженным изнутри.

— Скорее уж она ему, — отвечает Глория. И пускай в этих словах много горечи, губы ее только сильнее растягиваются в улыбке.

***От лица Дилана.Сэмми, сегодня я был счастлив, представляешь?

Сердце внутри словно ломает кости. Дыхание учащенное и несколько рваное. Опускаю взгляд на свои руки, ощущая сухость во рту.

Сэм, я сегодня танцевал... Я мог танцевать... Ты это видел?Пульс стучит в голове, мысли шумят под висками, прошивая сознание насквозь.

Я... Я сегодня улыбался... Сэмми, она заставила меня улыбнуться.Кажется, Дженни задала мне какой-то вопрос, и я в первые в жизни не слушаю ее болтовню.

— Прости, что ты сказала? — переспрашиваю, переведя на девушку взгляд.

— Я сказала, ты какой-то перевозбужденный, — отвечает этим своим сладковато-приторным голосом.

Издаю какое-то непонятное мычание в ответ, хмурясь. Я сегодня танцевал... И мне... Мне понравилось. Дженни теребит пальцами прядь своих волос, наслаждаясь солнечным теплом, она прочищает горло, словно собирается что-то сказать, но так и не говорит. Зато я хочу кое-что сказать. Вернее, спросить...— Ты... — молвлю хрипло, а затем напрягаю голосовые связки, звуча уже более низко и уверенно: — Ты потанцуешь со мной?Харт издает смешок, поворачивая голову в мою сторону.— Ты же на инвалидной коляске, какие здесь танцы?Опускаю взгляд на бумажный самолетик в руках, задумываясь.

А Санни Брайт это не остановило.