— 10 — (2/2)
— Если нас поймают — я тебя убью! — я слишком звучу как Сэм.
Сэму никогда не нравилась опасность, он всегда чувствовал себя комфортно в нормальных условиях, когда все хорошо и стабильно. Это я с Митчем и Броуди чудили, пускаясь во все тяжкие, и чтили за честь оказаться в центре всех возможных в нашем районе пиздецов. Намылить кому-то табло? — Да без проблем. Убегать от копов за обрисованные граффити стены? — Можем, умеем, практикуем. Быть по уши в каком-нибудь дерьме? — Боже, да это же стиль жизни! Творится какая-то неведомая херь? — В первых рядах, чтобы принять в этом участие. Однажды даже провёл ночь в участке из-за Броуди. Он напился в дрова и возомнил себя Дон Кихотом, и вместо мельницы, отважно сражался с уличным бомжом.
Зрелище было ещё то. А загремел я за якобы пособничество. Мать тогда такой подняла скандал, что крик стоял на всю улицу. Запретила мне общаться или даже подходить к Сэму, что очень странно, ведь у нас с ним была одна комната на двоих.— Майк? — а ответа не следует. И все внутри подбирается. — Твою мать! — шиплю. — Майк, если ты решил поиграть в прятки, то тебе не кажется, что условия немного неравные? — спрашиваю, но снова не слышу ответ. — Майкл! Это не смешно!Я даже не знаю его фамилию. Я практически ничего ровным счётом о нем не знаю. Ни о егосемье, ни о причине того, почему и сколько времени он здесь находится. Он не спрашивает меня, а я его. У нас всегда находится миллион тем, которые не будут затрагивать больное. Все, что я знаю о нем, так это то, что он любит читать, строить различные фигурки за завтраком из хлебных корочек и умничать, чем нередко действует на нервы, но задевает за что-то живое внутри, за то, что делает меня мной. Прежним Диланом. А ещё эта его "Принцесса" странным образом меня мотивирует в первую очередь доказать самому себе.
Я практически ничего не знаю о Майке, но он так похож на меня.
Только он лучше.
Он как Сэм. Он так похож на моего Сэма...— Ты издеваешься? Майк, твою ж налево!
Кажется, я заблудился, а ещё мне хочется что-нибудь сделать с этой действующей на нервы инвалидной коляской. А ещё мне хочется огреть своегососеда по комнате по его роже, ибо нефиг было искать приключения на свою пятую точку в два часа ночи. Из-за него теперь петляй по всему второму этажу этого "оздоровительного центра".
(Писалось под: SYML – Where's My Love)Щурюсь, замечая чей-то силуэт, сидящий на подоконнике в нескольких десятках шагов от меня. Очередная вспышка молнии позволяет мне разглядеть в фигуре девушку со светлыми волосами, которая смотрит в окно, поджав к себе коленки, и улыбается ливню, словно наслаждается им или он сейчас каким-то волшебным образом улыбнется ей в ответ.Ну конечно... Кто же ещё, как не Санни Брайт?Стоп. Санни? А почему она здесь, а не в одном из домиков, где и находилась раньше?
И вообще, почему, черт подери, никому не спится?Хмурюсь, не сразу решаясь подъехать к девушке. И то ли я дышу слишком громко, то лиу нее затекает шея, и она решает её размять, повернув голову и переведя на меня взгляд.
— Кто здесь? — молвит несколько беспокойно, оглядываясь, а когда резкий выцветше-синий цвет позволяет ей меня увидеть, уголки её губ сгибаются в широкой улыбке.
Улыбашка. Солнышко.— Дилан? Не ожидала тебя здесь увидеть...
— Как и я тебя, — вздыхаю, подъезжая ближе к Брайт. — Что ты здесь делаешь?— Нас с бабушкой перевели в общий корпус пару дней назад... — задумчиво слетает с её уст. — Я разве не говорила? — Саманта непривычно хмурится, вопросительного кивая головой.— Не-е-ет, — тяну, — не говорила, — смотрю на то, как лицо девушки разглаживается, оставляя за собой лишь некое недоумение. — Вас перевели сюда? С твоей бабушкой все хорошо? Я видел, как Райли её в чем-то поддерживала...
Ромашка снова улыбается, видимо, ей приятно, что я спрашиваю о её бабушке. Во всяком случае это пока единственная нормальная тема, обговаривая которую я не буду выглядеть идиотом. Я просто понятия не имею, о чем с Санни Брайт можно поговорить. Мы с Дженни не часто разговаривали. По большей степени я просто на нее смотрел и тихо восхищался. С любой другой девушкой не было особых разговоров, был лишь обоюдный секс. А с Санни Брайт мне почему-то не хочется молчать.
Кажется, ей нравится дождь... Поговорим о погоде.
— С Глорией все хорошо, — тихо отвечает Брайт, отворачиваясь к окну. Но если с ней все хорошо, тогда почему их перевели сюда? Повисает неловкое молчание, за которое я опускаю взгляд чуть ниже, замечая стоящую у батареи гитару рядом с девушкой, и спешно вспоминаю, как видел однажды, что Санни умеет играть... А мне медведь на ухо наступил. Ни голоса, ни слуха. И руки у меня на такое дело из жопы выросли. Лучше уж орудовать красками и кисточками, создавая "шедевр" несколько иного вида. — Не люблю вообще дождь, — как-то резко и спонтанно бросает Санни.— Э-э-э... Окей, ну... — поджимаю губы, принимая это как факт. Коротко оглядываюсь по сторонам, вздыхая.Где этого чертового Майка носит?— А вот ливень красивый... — затем добавляет, и в голосе слышатся какие-то скрытые нотки восхищения.— С этим не поспоришь... — отвечаю, отведя взгляд к окну.
— И все же солнце я люблю больше, — несколько задумчиво произносит Брайт. Она рассказывает мне, что ее вдохновляет, что ей нравится. А Дженни Харт никогда мне ничего такого не говорила. Все наше с ней общение почему-то всегда сводилось к разговору про Митча и Броуди, про то, чем они занимаются, и где можно достать шмаль. — Знаешь, — Санни поворачивает ко мне голову, и блеклый свет из окна делает её глаза непривычно серыми, — зачастую я люблю просыпаться до рассвета, — девушка заправляет выбившийся светлый локон волос за ухо, ерзая на подоконнике и упираясь спиной в стенку, — тайно сбегать отсюда в лес, перелезая через ограждение. Этот хвойный запах свободы... Он... Его не передать словами, — Саманта вновь восторженно улыбается, а я, кажется, начинаю её понимать.Изначально думаешь, на кой хер так рано вставать и переться куда-то в лес, когда можно спать столько, что на несколько жизней хватит. А потом понимаешь, что это сродни тому, что ты чувствуешь ветер в своих волосах, когда бежишь. Пульс улиц тебя закаляет, делает тебя невероятным. Он дарит ощущение свободы, такой же зыбкой, как песок в пальцах, и такой же бесценной, как способность дышать. А это личная свобода Санни Брайт. Место, где она может быть самой собой, где ей не нужно всем улыбаться, демонстрируя то, что она сильная и несокрушимая. Я знаю, что она что-то отчаянно прячет за своей улыбкой, за этой самоотверженностью и добротой. Что-то такое, что делает нас похожими. Вот только я сразу сдаюсь в попытке как-нибудь скрыть боль, скрыть то, что я ненавижу себя, что от меня отказалась мать, младший брат умер на моих глазах, как и один из лучших друзей. Второй друг лежит в коме, и неизвестно, выйдет ли он из нее вообще, а для девушки, по которой сходил с ума всю жизнь, я всегда был средством общения с Броуди и Митчем. Я не скрываю то, как сильно ненавижу свою инвалидность. Все мои шрамы и рубцы на сердечной мышце на виду. А у Санни есть силы улыбаться, что бы ни случилось. Я никогда не видел её родителей, она о них даже не говорила. Возможно, все связанно с ними? Или, может, с Глорией что-то все же не так? А, может, все связанно с самой Санни?— Я люблю встречать рассвет в этой лесной тишине, видеть первые лучи солнца, — Брайт пожимает плечами, — смотреть на нежно персиковый горизонт... Не знаю, есть в этом что-то красивое, то, что дарит свет и тепло внутри... Какую-то гармонию...— Ещё скажи, что веришь в пони, — издаю смешок, но совсем не насмешливый, и Санни смеется, широко улыбаясь.
А смех у нее красивый...— Нет, я не верю в пони, — отрицает, — но верю, что где-то на небе находится облакопад.— Облако... Что? — переспрашиваю, хмурясь.— Облакопад, — спокойно объясняет девушка. — Это что-то типа водопада, вот только, вместо воды, из него льются облака, окутывая небо.
Во, как...
— Эу, креа-а-ативно, — растягиваю. — Сальвадор Дали бы оценил.
— Кстати... О рисунках... — сбито произносит Санни. — Ты же, вроде как, рисуешь... — и как она догадалась? — Я хочу устроить маленький праздник для каждого находящегося здесь пациента, чтобы ему или ей было здесь комфортно и он не чувствовал себя одиноким... — её голос несколько нервно дрожит. — И я подумала... Не хотел бы ты нарисовать что-нибудь для этих людей? Может, что-то с цветами...С-солнечное?
С цветами? С этими гребаными цветами?
В красках?
Что-то доброе?Издеваешься, Санни Брайт? "В цветах". Да ни за что в жизни! Хочешь, я нарисую и продемонстрирую им, какова жизнь на самом деле? Она без этих сраных цветочков, без порхающих бабочек, она без единорогов и пони. Без улыбок и позитива. Вот это настоящая жизнь, Саманта. Жизнь — это борьба тьмы и света. Не видишь? Я уже давно живу во тьме.
Издаю нервный смешок. Громкий и до нелепого абсурдный.
В цветах.Никаких цветов.Никакого солнца.Никакого позитива...Верно? Ведь так?— Какие ещё цветы? — сиплый хрип срывается с моих уст. — Боже, да ни за что! — качаю головой, пальцами касаясь переносицы.
— Я... Я просто... — немного удрученно произносит Санни. — Думала, раз ты любишь рисовать... То... — она тихо вздыхает, а затем просто добавляет: — Ничего, — коротко улыбается, а затем лицо её становится ровным, — все... Все хорошо, не бери в голову... И... И спасибо за честность, я это ценю.
Повисает некое молчание. На этот раз оно даже несколько неприятное. Это молчание можно хоть ножом резать, но спустя какое-то время девушка нарушает тишину:
— Ты хотел бы в будущем стать художником?— Пф, — хрипло и с сарказмом смеюсь. — Будущее... — бросаю взгляд на Брайт, замечая, что она серьёзно хочет знать ответ. Что ж, будем серьёзными и посмотрим правде в глаза. — Какое у меня может быть будущее? — восклицаю. — Ты только посмотри на меня, Санни Брайт. Я прикован к инвалидной коляске, моя жизнь больше никогда не будет прежней. Мой младший брат погиб по моей вине, у меня больше нет друзей, нет ничего... Будущее? Это смешно!Смешно. Смешно до того, что хочется плакать. Смеяться, чтобы не показывать, как на самом деле больно.
— Да, я мечтал о будущем, мечтал вырваться отсюда и уехать учиться в художественную академию в Нью-Йорке. До аварии я даже собирался подавать заявку. Думал, что моя жизнь изменится к лучшему, поступи я туда. А посмотри на меня сейчас. Мне девятнадцать, и все, что у меня есть, это полный жизненный пиздец.У таких, как я, не может быть будущего.— Ты действительно считаешь, что не заслуживаешь этого? Не заслуживаешь права быть счастливым?
— Да кому я вообще такой нужен?По версии моей матери я даже не заслуживаю любви. Не заслуживаю права дышать.
Я — сплошное разочарованиеЯ — ее величайшая ошибка.
Через какое-то время дождь прекращается. В голове просто рой мыслей, не позволяющих думать спокойно.Помимо Майка, здесь есть ещё один человек, который заставляет меня что-то чувствовать и чьему позитиву мне становится все тяжелее и тяжелее упираться, стараясь не перенять. И даже лозунг "Никаких цветов" в собственной голове звучит уже не так убедительно, как прежде.
Это девушка, которая почему-то верит в меня даже больше, чем я сам.Её зовут Санни. Санни Брайт.***Пускай он сам ставит на себе крест, но этого на нем не делает Санни. Пускай он опускает руки, а Санни не даст ему сдаться. Пускай он считает, что не заслуживает счастья, а Санни Брайт постарается сделать все, что в ее силах, чтобы он был счастлив, чтобы стал тем, кем всегда мечтал. Пускай он не хочет ей помогать, но у Санни хватит сил с этим смириться. Пускай он не верит в свои силы, но она верит в него за двоих. Пускай он думает, что будущее для него утеряно, но Саманта дает себе обещание доказать обратное. Пускай он не видит, как сильно она старается заставить его улыбаться, но она не сдастся.
Что-то у нее внутри щелкает, глядя на него. То, чего никогда не было раньше, чего прежде не испытывал. В один момент просто смотришь на человека и понимаешь, что он становится для тебя чем-то большим. Как бы он ни старался придерживаться тьмы, потому что с ней легче пережить боль, глаза у него добрые, и лучик света освещает все внутри, пробиваясь сквозь ребра.И пусть он не видит, как на него смотрит Санни, потому что он сам так же смотрит на Дженни Харт, она будет искренне желать ему счастья...