— 9 — (1/2)
***- флешбэк -От жары, кажется, плавится асфальт. Тело и лоб покрываются бисером пота, заставляя одежду прилипать. Мальчик дышит шумно, стараясь восстановить дыхание, а каждую клеточку тела охватывает дрожь от усталости и истомы, но ему нравится это ощущение измотанности. Когда он бежит, он словно чувствует ветер.
— Эй, Ди! — слышит он у себя за спиной, а затем оборачивается к двум таким же мальчикам, которым на вид не больше четырнадцати.
Эти трое знают друг друга чуть ли не всю жизнь, помнят один одного еще с пелёнок, вместе разбивали локти и коленки и шныряли улицами этого города. Изначально Стелле О’Брайен было не все равно, с кем дружит её старший сын, отчасти потому, что это влияло на воспитание маленького Сэма. А затем ей стало как-то даже пофиг, это докажет, что ее сын сплошное разочарование, вечно влипающее в неприятности. У родителей Митча дурная слава, говорят, деньги у них в семье водятся лишь от "грязного" заработка. А отец Броуди вообще законченный алкоголик со стажем, никогда не просыхает полностью, перед тем, как выпить ещё. На их фоне и собственный ребёнок вызывает некое отвращение. Но, если покопаться глубже, и раз уж речь зашла о родителях, есть что-то негативное и в самой Стелле О’Брайен. И от этого женщина злится ещё больше.
— Ди, у нас тут встреча через пару минут, — молвит Митч. Он иногда пытается разговаривать как дипломат, в будущем собираясь податься в политику, а потом переключается на обыкновенную уличную речь, пестреющую сленгом и жаргоном. — Я обещал своей соседке подогнать новый выпуск комиксов про Человека-паука. Так что пять минут, а потом мы заберемся на крышу здания, как и хотели.
— Хорошо, — отвечает Дилан.
Мальчик трет пальцы друг о друга, на кончиках которых виднеется грифель. Митч и Броуди никогда не понимали странное увлечение Дилана. Какое-то оно слишком не "уличное", слишком заумное и необычное. Они даже шутили насчёт того, что О’Брайен скоро станет частью высшего общества, интеллектуально-правильным и будет кушать что-либо слишком изощренно, используя серебряный набор столовых приборов, вместо обыкновенной алюминиевой вилки, ложки и ножа. А потому Ханнигату и Лоуренсу пришла в голову мысль сделать хобби их друга "уличным", и они в общую складчину подарили Дилану четыре баллончика с краской.
Дилан щурится от яркого солнца, окидывая взглядом горизонт, замечая тонкий стан девочки, направляющейся к ним, а затем замирает и перестаёт дышать, и чувствует, как сердце под ребрами вздрагивает. А ещё думает, что сегодня на нем до нелепого причудливая рубашка с прогрызенной молью маленькой дыркой на плече. И старые кеды нужно было уже давно выбросить. И джинсы нужно было постирать, а то пятно от травы портит все. Руки у него испачканные грифелем и вообще он мокрый, со взъерошенными от ветра волосами. В таком виде с людьми не встречаются. Во всяком случае не с той, на кого стоит лишь раз взглянуть — и все, ты уже сам не свой.
— Кто это? — он кивает головой в сторону девочки, а затем ловит понимающую улыбку друга.— Вижу, у тебя новое хобби? — издает смешок Броуди.
— Ой, заткнись, — шутливо бросает Дилан, словно внутри сейчас нет никаких бабочек, ломающих ребра, будто все это не так. — Как её зовут?
— Она тебе не по зубам, друг. Я сам пытался. В итоге всегда выходит френдзона, — отвечает Митч, но потом замечает испепеляющий взгляд друга. — Ладно, это моя соседка Дженни Харт. Мы дружим лет с трёх. Если у тебя падкость на стерв, то ты на верном пути, Ди, — Хеннигат издевательски хлопает О’Брайена по плечу.
— Спасибо за оптимизм и веру в меня, — с сарказмом огрызается парень, а затем снова переводит взгляд на Дженни.Волосы у нее каштановые и отливают медью на солнечном свету. Это первое, что в ней больше всего запоминается. Коленки битые с корочкой запекшейся крови, а короткий топ обнажает пупок и тонкую талию. Когда Дженни подходит ближе, Дилан замечает, что глаза у нее зелёные с золотистыми крапинками. И пахнет от нее карамелью, так сладко, что аж горчит во рту и мозги дурманит.— Салют, Броуди, — бросает с наигранной улыбкой. — Привет, Митч. Ну что, принёс комиксы?
— Да, конечно, — отвечает парень, вынимая из рюкзака журнал, из которого торчат кончики засушенных листков, а Митч Хеннигат не похож на того, кто любит собирать гербарий или икебану. — С тебя пятьдесят долларов, Харт.Дилан переводит глаза с друга на девчонку.— Пятьдесят? Пятьдесят гребаных долларов? Да здесь же и скручивать нечего!— выпаливает Дженни. — Ты сошёл с ума? Думаешь, у меня дома бабло на деревьях растет?
— Во-первых, не ори, а во-вторых мой отец знает, что продаёт. Лучший в этом районе, — несколько хвастливо молвит Митч. — Так будешь брать или нет?— Господи, давай сюда, — девочка протягивает ему мятую купюру, а взамен несколько резко вырывает из рук Митча выпуск комиксов о Человеке-пауке с засушенными листками.
— Что там? — Дилан чешет висок, не отрывая хмурый взгляд от торчащих кончиков сухих листьев.
— Дженни, ты же, кажется, не знакома с Диланом? — спрашивает Броуди, указывая на друга большим пальцем, и Харт отрешенно качает головой, но, кажется, её это даже и не интересует. — Что ж, Дженни — Дилан О'Брайен, наш уличный Дали; Дилан — Дженни Харт, соседка Митча.
— Привет, — О’Брайен трет затылок, неловко улыбаясь, а девочка молча поджимает губы в ответ.
— Ты спрашивал, что это за листая в страницах? — Митч вскидывает бровь, уставившись на друга. Он приоткрывает рот, чтобы рассказать Дилану про бизнес отца, но в голову приходит другая идея: пусть лучше это сделает новый предмет воздыхания его друга. — Мы сейчас направляемся в заброшенный блок в районе, хочешь с нами, Джен?
— М-м-м, — тянет девочка, пряча комиксы с "травой" в рюкзак. — Да, почему бы и нет? — пожимает плечами.
— Отлично, — отвечает Митч. — Тогда объясни нашему другу, что за волшебные сушёные листья находятся меж страницами, пока будем идти.— Ладно, — бросает Харт, начинает следовать за друзьями, когда мальчишки продвигаются вперёд, собираясь добраться до давно покинутых и так и недостроенных высокоэтажек в районе.
Дженни бросает короткий взгляд на испачканные руки Дилана, с которым приходится идти рядом, чтобы рассказать о товаре, и вопрос навязывается сам собой:— Почему у тебя грязные руки? — она хмурится, поднимая взгляд зелёных глаз на парня.
Взгляд, который влюбляет в себя до невозможности. Это влюбленность, от которой рвет башню, а сердце внутри отбивает Double-Time Feel*.
— Они... Они у меня в грифеле, — поясняет Дилан, едва находя слова для ответа.
— И почему они у тебя в грифеле?— Я рисовал...
— Круть, а меня нарисуешь? — спрашивает Харт.
— Если ты захочешь... — несколько растерянно и с какой-то глупой улыбкой отвечает мальчик.
Она хочет, чтобы он её нарисовал... И он это сделает.— Заметано, Даниэль.— Меня зовут Дилан, — поправляет О’Брайен.— Заметно, Дилан, — Дженни исправляется, одаривая его короткой улыбкой, после чего принимается рассказывать о том, что приобрела у Хеннигата и что такого в этой "траве".И Дилан слушает. Слушает и влюбляется. В её голос. В её смех. В мимику её лица, когда она злится или закатывает глаза. В её волосы. В её побитые коленки и "уличное" сердце. В её запах, эту смесь ванили и жженого сахара, что аж горчит от приторности. Так сладко-сладко, аж затмевает разум. В её зеленые глаза... У нее такие красивые глаза...- конец флешбэка -***У нее были такие красивые зелёные глаза... Я помню, как она ещё девчонкой носилась с нами по улицам, а я был слеп от влюбленности к ней. Каждый раз, когда она была рядом, я вел себя, как полнейший идиот. Дженни Харт. Моя причина дышать и заставлять сердце биться. Какие же у нее были красивые глаза...
А сейчас солнцезащитные очки и металлическая палочка в руке, которой девушка шарит пространство на полу и находит на ощупь лавочку, медленно на нее опускаясь.— Дженни?.. — слетает с моих уст.— Кто это? — Харт шевелит головой, пытаясь выяснить направление, откуда ее позвали, и Санни подкатывает моё кресло ближе к девушке.
Мы не виделись два года, с тех пор, как она переехала. Ничуть не изменилась. Ну, за исключением того, что ослепла.
— Это Дилан... Дилан О’Брайен... — отвечаю, и Дженни молча поджимает губы. — Я друг Митча Хеннигата и Броуди Лоуренса, помнишь?
— А, да, — уголки её губ тянутся вверх. — Да, я помню тебя. У тебя всегда руки были в красках и грифеле. Ты все ещё рисуешь? Ты обещал мне как-то, что нарисуешь меня.Она помнит. Она помнит это.
— Д-да, я все ещё рисую... — усмехаюсь.
Пытаюсь выдавить из себя подобие слабой и выцветшей улыбки, но ни один мускул на лице не шевелится. Хорошего понемногу, Дилан. Похоже, улыбка — это пока для меня что-то запредельное, нереальное и невозможное. За это время мышцы моих щёк атрофировались без особого движения. Без улыбки, без смеха. Делаю тяжкий вздох, напрягая челюсть.
Не улыбайся.— Чудно. Нарисуй меня зрячей, я и так ослепла, — бросает несколько резко. — Как там Митч и Броуди? И вообще, что ты здесь делаешь?
— Э-э... В конце августа мы с ребятами ехали на машине Митча и попали в... — чувствую, как из лёгких словно испарился весь воздух, и все внутри начало сжиматься. Все как в моих снах. Дым в салоне машины. Громкая музыка. Дым в собственной грудине. Сэм качает головой, что-то говоря. Свет фар. Удар. — В аварию, — выжимаю из себя. — Броуди впал в кому... — хватаю воздух ртом. Господи, дай мне сил не сломаться. — А Митч и мой брат Сэм... — в горле сухо, а процесс сглатывания скопившейся во рту жидкости проходит несколько болезненно. — Они погибли, — шумно выдыхаю, тут же переходя на тему, касающуюся меня, потому что все, что касается Сэма, до сих пор болит мне внутри: — А я, вот, стал инвалидом, заново учусь ходить.
И жить тоже.
И дышать.
И каждый день выносить самого себя.
А ещё учусь себя прощать. Выходит пока скверно, как и с улыбкой.
— Ты не можешь ходить? — спрашивает Дженни, а в ответ я качаю головой, затем вдруг вспоминая, что она не может видеть моих действий, потому отвечаю в голос:— Да.— Мне жаль, — она выдавливает из себя. Обычно, это все, на что способны люди. Фраза "мне жаль" никогда не выставит тебя эгоистичной сволочью и всегда скроет степень твоего пофигизма в любой ситуации. Но мне все же хочется верить в то, что Дженни Харт действительно жаль. Все-таки Митч и Броуди были её друзьями с детства. Все-таки Сэм не понимал моей заинтересованности в этой девушке, но искренне желал мне счастья.
— Да, — только и могу ответить.
— Дилан, — Дженни делает паузу и словно принюхивается. Шевелит головой из стороны в сторону, хмурясь, — почему от тебя пахнет ромашками? — неожиданно спрашивает Харт.— Чего?! — недоуменно переспрашиваю, насупив брови.
— Эм, — слышится голос за спиной, и я вспоминаю, что Брайт стоит рядом, что здесь не только мы с Дженни. — Это, наверное, я, — легко и непринужденно отвечает Санни, а затем улыбка трогает уголки её губ. — Меня зовут Саманта Брайт, — Солнышко тянет руку вперёд, обхватывая ладонь слепой девушки, а затем пожимает её. — Можно просто Сэм или Санни. Приятно познакомиться.
— Ага, — отвечает Дженни, а потом цокает языком: — Ладно, мне обещали рассказать, что тут и как...
Санни кивает головой, начиная рассказывать о том, что сейчас введет её в курс дела. Перевожу взгляд с одной девушки на вторую, ощущая между ними какой-то странный колкий холод. Как будто есть человек, которого начинаешь ненавидеть с первых секунд встречи и даже не можешь понять, почему. И даже привычная гостеприимность Санни Брайт не может толком скрыть это натянутое отношение.
***Санни Брайт щурится, глядя на новоприбывшую пациентку. Понадобилось меньше трех дней, чтобы понять, что что-то с ней не так. Изначально она отвечала Дилану несколько неохотно, словно он прицепился к ней, а она чисто из вежливости не может сказать ему "отвянь". А сейчас отвечает ему слишком живо, с этой наигранной заинтересованностью. Какая-то она слишком идеальная, какая-то до невозможного слащавая. Надменная. А в глазах Дилана слишком много обожания, чтобы подмечать нотки фальши в голосе этой Дженни, в её смехе, слишком красивом. На него стоит только взглянуть — и ты не узнаешь в нем того человека, каким он был при первой встрече с Самантой. Разбитым, сломленным, отчужденным, закрытым и негативным. Возможно, дело в том, что внутри Брайт коготочками по нервам скребется обида за все её потраченные нервы, усилия и старания хоть как-то вернуть Дилана к нормальной жизни, а стоило этой Дженни Харт появиться в санатории, как О’Брайен тут же словно начал "дышать", без улыбки все ещё, но "дышать". Конечно, девушка должна быть рада тому, что дело Дилана сдвинулось с мёртвой точки не только в физическом плане, но и эмоциональном. И она счастлива за парня, это так, но что-то внутри неприятно морщится. Санни не исключает такой вариант. Ей не сильное удовольствие доставляет сопровождать этих "голубков" туда, куда им только захочется. Она обещала Райли, что присмотрит за Диланом до тех пор, пока шрамы на его ладонях не затянутся и он сам не сможет передвигаться. Смотреть на то, как Дженни отвечает Дилану, и на то, сколько обожания в его глазах, невыносимо. Но помимо межличностных недопониманий есть в Дженни что-то такое, что отталкивает, настораживает, заставляет подобраться изнутри и недоверчиво ждать каких-то неожиданных действий от девушки. Нельзя быть такой идеальной. Возможно, Сэм в корне неправа, и это все-таки обида говорит в ней, осевшая пеплом несказанных слов в лёгких. Возможно. Но что-то с этой Дженни определённо не так. Она слепая, да, но отнюдь не глупая. И Санни выяснит, что происходит.
***Она здесь уже три дня. Три дня я чувствую, как, находясь рядом с ней, я собираю себя по осколками вновь. Вновь становлюсь "прежним", тем уличным пацаном, который мечтал разрисовать все стены города, чтобы он из скучного серого превратился в интересный цветной.
Райли не отходит от меня ни на шаг во время тренировок, контролирует каждое мое действие. Она считает, что трёх часов занятий на день вполне достаточно, дабы не перенапрячься, и прогресс не стал спадать. Хотя я все равно настаиваю на пяти часах, но меня не слушают.
Санни Брайт больше времени проводит с Райли и Глорией, что-то серьезно с ними обсуждает, внимательно слушая, и практически не разговаривает со мной. Не знаю, о чем они говорят, но это явно что-то отнюдь не позитивное, раз доктор Кинг похлопывает по плечу Глорию, а Санни больше не улыбается, но пытается убеждая бабушку в том, что будет хорошо. И три последних дня утром за мной заходит Райли. Все своё свободное время я провожу с Дженни, узнаю о ней что-то новое. Временами, она может рассказывать вещи, которые совсем неинтересны мне, но я просто вслушиваюсь в её голос. Его хочется слушать часами. Поставить на повтор. И все же есть внутри какое-то странное чувство. Чувство, что Дженни — ниточка к моему прошлому. А я ведь хочу стать "прежним", да? Хочу?
Или, может, я хочу стать "новым" и "лучшим" Диланом?
"Хорошим", таким, каким меня хотел видеть Сэм.Райли Кинг оставляет меня в своём кабинете, обещая вернуться через десять минут, чтобы снять бинты. Вздыхаю, трогая нитки ткани длинными пальцами. Я наконец-то смогу рисовать... И нарисую Дженни, как и обещал уже давно. Окидываю помещение взглядом, когда слышу скрип двери, и перевожу глаза на вход в комнату, замечая на её пороге Санни Брайт.
— Оу, — бросает она, и уголки её губ тянутся вверх.
Улыбка. Она улыбается. Той самой улыбкой, которую я не видел три дня.— Прости, мне нужно было поговорить с Райли... Я не знала, что у вас с ней сеанс, — заходит в комнату, несколько виновато хлопая длинными ресницами.
— Ничего, — отвечаю, — она мне только снимет бинты, и она вся будет твоей, — коротко облизываю обветрившиеся губы кончиком языка. — С твоей бабушкой все хорошо? Она была чем-то очень расстроена, я видел... Как Глория себя чувствует?