— 6 — (2/2)
И я чувствую это. Каждой клеточкой своего тела. Каждой ощутимой клеточной. Кожа покрывается миллиардами мурашек, становясь "гусиной", и волоски как от мелкого электрического разряда поднимаются дыбом. Я чувствую это так, как чувствовал всегда. Ветер. Ветер, который приятно царапает кожу и создаёт ощущение, что ты — бесконечен. Моя грудная клетка совершает рваный вдох чисто на автомате потому, что что-то внутри стремительно сжигается дотла от недостатка кислорода в лёгких. Я чувствую это так же, как и когда-то. Как тогда, когда я мог бежать, бросать вызов жизни, не задумываясь о последствиях. Я помню это чувство, когда ветер ерошит волосы, касается тела холодными пальцами, становится частью тебя а ты — частью ветра. Я... Я словно снова бегу... Машинально закрываю глаза, ощущая, как уголки глаз печет горячая жидкость. Пальцы с силой впиваются в собственные колени, но чувствительность так и не возвращается ко мне. Вернулось лишь то самое чувство, которое я и не ожидал больше ощутить. Чувство, которое одновременно пробуждает во мне жизнь и убивает меня, разъедая изнутри. Ветер. Ветер, который я уже только так могу ощутить, будучи беспомощным инвалидом на коляске. Лучше уже вообще его не ощущать, но раз за разом прокручивать в голове память, чем чувствовать его так, но знать, что все это — лишь иллюзия. Губы дрожат, я несколько раз моргаю, смаргивая слезы и вжимаясь в спинку коляски. У дыхания нет устойчивой периодичности, ровно как и у сердца. Оно то ломает мне ребра, шумно кровя внутри, то пропускает несколько гулких ударов, которые звоном расходятся по всему телу, добираясь до стенок черепной коробки. Ветер. Ветер, который растекается под кожей жидким и едким электричеством; ветер, который пахнет свободой и независимостью. Этот ветер пахнет осенью, горечью опавших листьев, запахом кофе и сыростью. Этот ветер — холодный, промозглый. Но даже таким я его любил. А теперь я уже совсем не тот, что прежде.
Я — сломанная и сломленная жизнью кукла, которая не подлежит починке.
Я — социальный мусор, ублюдок, который виноват в смерти своего брата.
Я — урод на инвалидной коляске, рисующий всякую чернь, потому что так проще жить.
Мой взгляд рассматривает детские рисунки на асфальте, а слух улавливает тяжелые, но счастливые вздохи Санни, которая, после остановки бега, переводит дыхание. И я перестал бежать.
— Вот видишь, мы сделали это вместе, — молвит с улыбкой, и её большие васильковые глаза изучают меня взглядом. — Так как насчёт мороженого? — вопросительно вскидывает плечами, крутясь на месте.Я не могу поднять на Брайт взгляд, не могу толком и сделать вдох.
— Какое будешь? — спрашивает, а затем добавляет: — Моё любимое — карамельное. Хочешь, я возьму тебе такое же? Или хочешь шоколадное?
Мне сейчас не до мороженого. Не до еды вообще. Вообще не до Санни Брайт. Слабое и хриплое мычание, слетающее с моих уст, по идее должно служить отказом, а девушка, видимо, принимает это за ответ, склонный на пользу шоколадного мороженого. Мне абсолютно не до гребаного мороженого сейчас...
Я... Я снова почувствовал ветер...
***— Хорошо, — бросает Саманта. — Подожди меня здесь, я через пару минут вернусь, — вежливо просит, глядя на Дилана, который по-прежнему не поднимает на нее глаза.
Эта новая техника игнора заставляет девушку чувствовать себя ещё нелепее, чем может быть, намного более неловко, чем вообще можно себе представить.
"Дурочка, — мысленно отвешивает себе подзатыльник, а затем стыдливо разворачивается, начиная направляться в сторону вагончика с мороженым. — Ты просто дурочка, Сэм".
Делает нервные шаги вперёд, сжимая кулаки до побелевших костяшек, отчего в кожу ладоней впиваются собственные короткие ногти, оставляя следы в виде полумесяцев. Прикусывает нижнюю губу и глубоко и тихо вздыхает, прикрывая веки.
Скоро придётся уже лезть в интернет, чтобы найти книгу "Как заставить Дилана О’Брайена улыбнуться для чайников". Саманта уже просто и так не знает, на какую изнанку нужно вывернуться, чтобы парень хоть немного улыбнулся. Она думала, что то, что она только что сделала, заставит его себя чувствовать более, ну, живым, полноценным. А, кажется, все выглядит только хуже.
— Глупая, — шепчет Брайт, утирая лоб тыльной стороной ладони, а затем убирая за ухо непослушную светлую прядь.
***Глаза несколько слезятся, а лёгкие по-прежнему не способны совершить полноценный вдох.
Санни сделала нечто такое, чего не должна была.Кладу руки на колеса, расправляя плечи. Шмыгаю носом, коротко облизывая обветрившиеся губы кончиком языка. Поднимаю взгляд.Санни сделала кое-что такое, чего я не хотел. Слишком больно.На несколько секунд она вдохнула в меня жизнь, подарила мне ощущение ветра.Оглядываюсь по сторонам, замечая, что Брайт направляется к вагончику с мороженым, не оборачиваясь, а затем устремляю свой взгляд на дорогу впереди с десятками машин, спешно пересекающих перекрёсток.Санни напомнила мне чувство свободы.
А я не свободен.
Прикованный, одинокий, беспомощный.
Я не могу снова ощутить это чувство.
Парализованный урод, мусор, ничтожество.
Жить — это больно. До ломоты в грудине, до раздробленных в пыль костей, до сгустков боли внутри, до вывернутых наизнанку внутренностей.
Если это — единственный способ снова стать "живым", ощутить ветер, тогда я больше не хочу жить.
Я не хочу больше дышать.Не хочу видеть все это.Я не хочу чувствовать эту боль.
Не хочу вообще чувствовать ничего.
Хватит.Толкаю руками колёса, медленно выезжая на дорогу с машинами, которые рассекают ветер, а перед глазами все плывёт...***Санни притоптывает ногой в ритм крутящейся в голове музыке, расплачиваясь за мороженое.Почему каждый разговор с Диланом заканчивается полнейшим провалом, после которого хочется закрыть себе лицо руками и удрученно покачать головой? Дурочка. Кажется, закажи Дилану клоуна, он все равно не улыбнется. "Дилан О’Брайен" и "улыбка" — вещи несовместимые.
Санни просто не знает, что в этом мире может сделать его счастливым, что конкретно она может для этого сделать."Улыбнись, Дилан... Ну... Ну хоть немножко, хоть чуточку...Пожалуйста. Ты же умеешь улыбаться, я знаю... Прошу, я ведь так стараюсь..."Девушка берет в руки мороженое в вафельных стаканчиках: шоколадное для парня и карамельное для себя. До ушей доносятся хаотичные звуки клаксонов, словно кто-то переходит дорогу на красный свет, и разъярённые водители таким образом выказывают своё негодование, и Санни хмурится, оборачиваясь.
У нее от страха отпадает челюсть, а большие васильковые глаза едва ли не вытекают из своих орбит. Стаканчики с мороженым выпадают из трясущихся рук на асфальт, падая вниз, а с губ слетает короткое "Дилан", практически шепотом, едва слышимое и разборчивое.
***Они все проезжают мимо, сигналя и покрывая меня океаном матерных слов. Конечно, инвалида проще оскорбить, унизить, спросить, надоела ли ему жизнь, чем дать ему то, что он так отчаянно хочет. Они все орут, выливают тонну негатива, метая в меня острые ножи-слова, и ни один не нажмет на газ вот так, молча, без слов.
"Смотри, куда выехал, идиот!"Сбей меня."Эй урод!"Убей урода."Глаза, блять, на затылке?! Уйди с дороги!"А если не уйду?Коляска двигается вперёд навстречу машинам, силуэты которых размываются из-за слезящейся пленочки, застилающей глаза. Сердце отдается гулкими ударами пульса в горле, проламывая грудную клетку. Голова болит и кружится, словно в мозге переизбыток кислорода.Ну же.Сбейте.Давайте, сбейте меня.
Во мне нет жизни, нет стремлений, нет счастья, нет будущего.
Сбейте меня.
Сломайте мне ребра.
Раскроите череп.
Уничтожте меня.
Во мне нет света, нет радости, я пуст, я опустошен.
Сбейте.
Пожалуйста, я не хочу больше всего этого.
— Давай! — срываюсь на крик, хрипя. — Ну же!Черт. Я настолько урод, что всем меня даже жалко убить.
— Дилан! — слух цепляет знакомый голос Брайт.
Машины резко тормозят перед девушкой, пока она рывками, стараясь оказаться в целостности, добирается до меня. Лицо её белое, словно мел, а в васильковых глазах читается безумный ужас. Она снова выкрикивает моё имя, но я не оборачиваюсь, ожидая своей судьбы. Моё дыхание становится рваным, а кровь бьёт по вискам, когда взгляд цепляет несущийся на всех парах прямо на меня грузовик. Прямо как тогда. Прямо как в тот раз, с машиной Митча. Мои ресницы подрагивают, губы дрожат от осознания, что он меня сейчас снесет к хренам. Как я и хотел. Чтобы после столкновения меня уже не вернули с того света.И мне лишь остаётся подождать несколько мгновений.
Просто закрыть глаза.Просто посчитать до пяти.
Просто пережить мгновения боли.— Прости меня, Сэмми... — шепчу, судорожно и жадно втягивая носом воздух и зажмуривая глаза.
Прости меня. Я так не хотел, чтобы ты умирал...Все вокруг как-будто замирает, а я становлюсь вечным. Шум в барабанных перепонках бьет по стенкам черепной коробки, но шум в голове громче. Чувствую какой-то резкий толчок. Я готов. Я готов, Сэмми. Шумно втягиваю в себя воздух, считая до пяти.
А потом до десяти.А потом до пятнадцати.
Я считаю до тех пор, пока шум в голове не заглушается звонкими голосом Брайт, которая злостно отчитывает меня, едва прерываясь, чтобы сделать вдох. Открываю глаза, обнаруживая себя на другой стороне перекрестка. Санни удалось не дать мне умереть и каким-то образом вывезти меня на аллею.— Ты!.. Ты... Ты ненормальный! — кричит, а у самой слезы на глаза наворачиваются и щеки пылают румянцем. — О чем ты только думал? Зачем? Зачем, Дилан? — спрашивает, не сводя с меня недоуменный взгляд. — По-твоему, это было смешно? — переминается с ноги на ногу, торопливо приглаживая светлые вьющиеся волосы. — Неужели... Неужели тебе так сильно надоело жить? Неужели ты так не любишь эту жизнь?Господи, вот это... Вот это был адреналин...— Я... Я хотел... — хрипло цежу, понимая, что все ещё не способен сказать что-либо дельное.
Я лишь хотел снова почувствовать себя живым...— А знаешь что? Можешь не отвечать! — бросает Брайт.
Без улыбки.
Без намека на позитив.Как я и хотел.***За окном проплывает горизонт, и солнце окрашивает небо вапельсиново-карамельный оттенок, Райли справилась со своими делами и, как и обещала, встретила меня и Санни в парке. Мы не очень-то разговаривали с Брайт с тех пор. Она просто молчит, а главное не улыбается, как обычно. Что ж, раз моя выходка меня не убила, так хотя бы на какое-то время точно стерла эту улыбку с лица Саманты. Уже хотя бы один плюс. Девушка задумчиво смотрит на город за окном, подпирая рукой подбородок, и щурится, словно обдумывает что-то.
— Ты какая-то молчаливая, Сэмми, — бросает доктор Кинг, одаривая девушку коротким взглядом, а потом снова устремив его на дорогу. — Все хорошо?
Сэмми. Она назвала её Сэмми.
Так же, как звали его.Перестаю рисовать, ощущая, что у меня дрожит рука, и взгляд поднимается вверх, принимаясь сверлить белокурый затылок Брайт, ожидая её реакции и ответа. Девушка медлит, словно обдумывает, что сказать: правду о том, что мы оба едва не погибли по моей вине или ложь о том, как фантастически охренительно мы провели время, болтали и шушукались, как лучшие подружки, и пожирали тонны мороженого.
— Все нормально, — тихо отвечает Санни, поджимая губы.
— Точно? Как провели время? Чем занимались в моё отсутствие?
Прекрасно. Совершали попытки суицида.— Ничем особым, — объясняет девушка, и уголки её губ тянутся вверх, дабы хоть улыбка могла доказать Райли, что все действительно хорошо. — Ели мороженое, гуляли в парке...А ещё выезжали на открытую трассу, чтоб машина сбила.
— А ты что скажешь, Дилан? Тебе понравилось? — Райли поворачивает ко мне голову, поменяв позицию рук на руле со второй и десятой на третью и девятую.
О, да. Безумно понравилось. Особенно та часть, когда мимо меня мчались машины.Молча киваю головой, ухмыляясь, и Райли переводит с меня на Саманту недоверчивый взгляд, щурясь.
— У вас точно все хорошо, ребята?
— Да, все хорошо, Райли, — отвечает Санни, а затем отворачивается к окну, удобнее размещаясь на пассажирском сидении.
Врет. Что она задумала?
Щурюсь, буравя взглядом затылок Брайт, а затем тихо вздыхаю, принимаясь дальше рисовать. Линии на скетчбуке неровные. От ткани одежды на теле остались лишь лоскуты,кожа, обтягивающая кости, практически прозрачная, но руки как-то по-живому тянутся вперёд, навстречу ветру, несмотря на то, что спицы колёс инвалидной коляски на бумаге скованы ржавыми цепями, обвивающими парализованные ноги. Личность на рисунке полна жизни, полна веры. Не то, что я. Нас различает то, что человек на рисунке не может дышать, но безумно хочет бороться за каждое мгновение. А я делаю вдох, переводя кислород в углекислый газ, но абсолютно не чувствую, что живу. Я существую. Да. Я не стёрт с жизни. Но я всего лишь существую.
Я сегодня был на грани, Сэм.
Был на самом краю, у пропасти.
Я... Я был сегодня впервые живым с тех самых пор.
Я... Я бежал. Я снова был свободен. Ты помнишь, каково это?Я бежал. Я чувствовал ветер. То самое чувство, которое заставило меня снова почувствовать себя живым...Сэмми, я снова мог бежать, представляешь?