— 2 — (2/2)

Он убил Сэма, своего брата. С её уст это звучит так, словно Дилан намеренно это сделал, словно предательски вставил в спину нож, будто Дилан никогда и не был частью её жизни, а был просто посторонним человеком. Будто специально пытался отобрать у женщины самое важное в её жизни, совершил месть.Не сын.

Мокрые от пекущей глазницы влаги и тёмные ресницы подрагивают от частого моргания, а взгляд прожигает невидимую дыру в строчках, перечитывая их ещё раз. И ещё. И ещё. Пока не придёт осознание, что это не чья-нибудь злая шутка.Ох, это был удар просто под дых до ломоты в грудине. От боли просто физически больно дышать, словно кости внутри сломаны, будто ты снова попал в аварию, только в этот раз чужие слова размазали тебя и закатали в асфальт.

Не сын.

Пальцы сжимаются в кулаке, сминая письмо, комкая его в бумажную снежку и запуская его куда-то в стену.

Пальцы зарываются в тёмные спутавшиеся волосы, обхватывая их так сильно, что охота просто вырвать их с корнем.

Пальцы пытаются нащупать где-нибудь карман, в котором на чёрный день всегда находилась одна сигарета. А теперь у него вся жизнь один сплошной чёрный день, хоть бери и выкуривай сигареты блоками, когда зачастую этим не злоупотреблял.

Пальцы дрожат, касаясь поверхности колёс и крепко охватывая их, направляя коляску вперёд.

Нужно сделать что-то.

Нужно вырисовать из себя боль, вычеркнуть её ручкой, как лишнее слово в ассоциативном ряду. Перечеркнуть, как ошибку. Лечь под гребаный скальпель и вырезать из себя боль, словно раковую опухоль, которая пожирает тебя изнутри.

Руки тянутся к скетчбуку на прикроватном столике и хватают несколько гелевых ручек, нет, не карандашей, ведь аккуратность здесь ни к чему. Боль не знает, что такое аккуратность, а она знает лишь то, как рвать на куски душу и тело.

Глаза. Он рисует огромные глазницы, из которых течёт водопад. Целых два Ниагарских водопада, как непрекращающийся поток слез. Вот только слезы не хрустально-голубые, они цвета ртути. Почему-то боль представляется именно ртутью. Обе субстанции несут смерть.

Вдыхаешь шарики ртути — и ты покойник.

Позволишь боли, текущей вместо крови по венам и артериями, добраться до сердца — и ты труп.

Рука трясется, отказывается слушаться, как следствие нарушения моторики, но Дилан заставляет себя рисовать дальше, пока не станет легче. Пока в ручке не закончатся чернила. Пока в нем слишком много душащей горло боли.

Штрих.Ещё один.

Шаг за шагом, позволяя себе снова дышать.

***Глория не сильно довольна едой, которую подают в общей столовой, она считает её безвкусной отчасти потому, что готовят её без души. Благо, в нашем с ней отделенном от основного корпуса доме есть своя кухня, где бабушка может создавать свои кулинарные шедевры.

Несу в руках букет ромашек, собранных за территорией санатория, и улыбаюсь, втягивая в себя их запах.

В доме пахнет корицей, а из окна можно увидеть, как женщина возится на кухне, вынимая испеченое печенье из духовки.

— Бабушка, зачем ты поднимаешь такую тяжесть? — ускоряю шаг, чтобы перехватить противень из её трясущихся рук, но она меня опережает, ставя металлический лист на деревянную доску.

— О, Санни, ты уже вернулась... — бабушка делает вид, что не расслышала мой вопрос. — Ну что? Как тебе этот мальчик? Ты его не обижала?

— Что? — издаю смешок, а Глория лишь пожимает плечами. — Нет конечно.

Думаю, такого, как этот Дилан, трудно обидеть. Хотя от него за километры тянет какой-то злостью на весь мир.

Злюка.

— Ну и хорошо, — молвит бабушка. — Не хочу, чтобы мальчик чувствовал себя ущемленным.

— Ба, поверь, кажется, ему вообще все равно на все это. Я пыталась несколько раз развить диалог, а вместо этого, похоже, уже успела ему надоесть, — выпаливаю, демонстративно закатывая глаза.

Глория в ответ лишь улыбается, лопаткой перекладывая печенье на тарелку.

Бреду к себе в комнату, прикрывая дверь, но никогда не закрывая её полностью, чтобы у бабушки всегда был ко мне доступ. Кладу цветы на стол, а затем поднимаю взгляд на потолок, с которого свисают десятки бумажных журавлей, сложенных по технике оригами. Небольшое хобби, но комната тогда выглядит как-то по-солнечному, что ли... Когда настанет зима, я буду делать цветы из оригами, пока в лесу из-под снега не пробьются первые нежные подснежники.

Цветы.

Почему-то в памяти всплывает острая реакция Дилана на обыкновенный букет цветов, поставленных в стакан. Словно эти цветы ему жизнь испортили. В памяти всплывает вообще все то время, проведенное с ним.

Парень, который отвечает коротким "ага", в надежде, что это собьет меня с толку и я наконец-то заткнусь.Парень, для которого имя "Сэм" что-то значило в жизни.Парень, который хочет, чтобы его считали колючкой, необщительным, замкнутым.

Что, Санни, такое отношение к миру, и ты сразу опустила руки? Серьёзно? Этот парень после всего, что с ним произошло, явно не хочет жить, но заставляет себя дышать, переводя кислород в углекислый газ.

Что ж, кому-то все же придётся снова научить его радоваться, улыбаться.Кто-то должен ему помочь, потому что в одиночку ему не справиться.

А я после пары минут хамства не собираюсь так быстро сдаваться.Кто-то должен снова научить его жить.