Гримм (1/1)
Святая зевает и потягивается, нежась на тюке с увязанными меховыми полостями, и чешет голую лодыжку. —?Мы что, хрусталь продавать везём, Брумм? Почему Алиенора из кобылки превратилась в улитку? —?Это уж спрашивай Аквитанца,?— бормочет Брумм, подхлестнув круп вожжами. —?А кто ж у нас управляет Аквитанцем? —?Маэстро Гримм. —?Значит, сходи и разбуди маэстро Гримма, а я останусь в повозке с Алиенорой. Девчонка едет с девчонкой, парни?— с парнем, славно же?Святая не произносит ни ?пожалуйста?, ни ?было б лучше?, и молчун Брумм даже не подумывает о том, чтобы ей перечить,?— женщине не пристало просить, особенно если она гадает по руке и умеет чинить зачарованные амулеты.
Святая ничуть не по душе Брумму?— конечно, она хороша и свежа, пусть и простоволосая, и её фигуре в тугом корсаже позавидует сама богиня всех незамужних девиц, и любой, кто знаком с тёмной труппой более трёх дней и трёх ночей, знает, что ни один мужчина, к которому она прикоснулась, не уходил от неё живым,?— но Святая так улыбается, что Брумм всякий раз вздыхает, неодобрительно качает головой и приходит к ней на любую помощь: расседлать ли коня, помочь ли набрать хворост на костёр при стоянке, собрать ли жгучее алое пламя. —?Вот и славно. —?Святая перехватывает кинутые вожжи?— да так натягивает их, что Алиенора храпит, ржёт и болтает длинной гривой, прокрашенной в рыже-розовую хну,?— и, сочно причмокнув, окрикает:?— Но, родимая! Догоним этого лентяя, да зацепятся колючки в его несчастной аквитанской гриве!Брумм спрыгивает с повозки Святой, нагоняет переднюю и ловко залезает прямо на ходу, подскочив на приступке. —?Маэстро, уже третьи петухи пропели! Подгоните коня! —?Не-е-е,?— тянет хриплый голос из сена,?— мне лень. Хочу спать. Пусть Аквитанец сам меня везёт. —?Что ж, значит, придётся мне. Мы этак до Гнезда и зимой не доедем.Брумм нехотя щёлкает хлыстом, на что конь, такой же крашеный в гриве, как и Алиенора, косится большим карим глазом, но ходу всё-таки прибавляет, и под его копытами хрустят дорожные камешки. —?Вы спите крепче, чем летучая мышь на мельнице, маэстро Гримм.Гримм шуршит сеном и садится, зевая и потирая глаз; когда мрачная труппа снова разобьёт лагерь и зажжёт факел, Гримм оживится, туго завяжет волосы под чёрный платок, как и полагается хозяину бродячего цирка, и намажет лицо белой краской, расчертив в две полосы поперёк век и скул, и будет почти пёстрым в своём малиновом жилете и плаще с кровавым подбоем, а сейчас?— сейчас Гримм, неумытый и сонный, как филин, выглядит всё ещё моложе своих настоящих лет, но у его глаз и губ давно уже лежат тонкие светлые морщины. —?Ну, я уже достаточно стар, чтобы много спать. —?Не помните, сколько вам зим? —?помедлив, впервые прямо спрашивает Брумм; сколько он себя помнит, Гримм и полтора десятка лет назад выглядел так же, как и сейчас, но ни седины, ни устали в нём не прибавилось,?— только пара нитей морщин на иссиня-венозных веках, а ходит Гримм всё так же легко, как и прежде. —?Много, милый мой. Я все Пустоши до самого Узкого моря обошёл ещё в те годы, когда мать твоей матери ходила в девицах. —?Много,?— задумчиво повторяет Брумм.Видать, чёрный жрец Гримм и впрямь такой же, как и покойный король Священного гнезда, да обогреют грёзы его душу? Говорят, король был человек, да не человек вовсе?— одна только оболочка земная. И проклятье Святой на Гримма не действует: Брумм сам видел, как Святая однажды поцеловала его в щеку?— без намёка, лишь в благодарность, и тот об телегу не споткнулся, простуду не подхватил и от болезни не слёг. Выходит, точно не смертный. —?Чую, чую запах человечий, чую алое пламя, чую, что будет танец,?— хрипло поёт Гримм, веселеет, оживляется и, легко вскочив на козлы, отбирает хлыст у Брумма и, щёлкнув в воздухе, свистит?— звонко, в пику сорванному голосу:?— Эй, лентяй! Живей идём, Аквитанец! Нас позвало чужое королевство!
Брумм, бухнувшись в сено, разгребает в схроне старую гармонь и лениво тянет мехи, распахнув глаза на чистое, умытое ночным дождём небо.