Арка 0. Альтернатива 1 (2/2)

— Господи... — Антон закрыл лицо ладонями, чувствуя, как сильно пылают щёки и сладко тянет в паху. — Какой пиздец.

Собственное тело с Антоном не согласилось. От пошлых картинок с участием мужчины член мгновенно прижался к животу, тяжело покачиваясь и сочась смазкой.

Пришлось сдаться.

Пальцы вновь коснулись головки, прошлись по кругу, слегка надавливая, и плотно обхватили ствол, возобновляя ласки – теперь уже жадные и отрывистые. На каждом вращении кистью Антон представлял, как тугие стенки плотно обхватывают его член, как красиво Попов выгибается, насаживаясь до звонких шлепков, и сколько похоти в этот момент плещется в голубых глазах.

Лучше, чем любая порнуха.

А потом всё резко изменилось, и уже сам Антон стонал от чужих движений внутри. Сжимал в кулаках простынь и раскрывал рот в беззвучном ?о?, когда короткие ногти до боли впивались в бёдра, а по взмокшей спине широким мазком проходился язык.

Так даже круче.

Брови Антона дрогнули, сходясь на переносице, и по душевой разнёсся низкий, гортанный стон, исчезнувший в переплетении водосточных труб.

Он ускорил движения на члене, начиная буквально вколачиваться в кулак, а второй рукой дразняще прошёлся по груди, щипнул соски и положил её на живот, массируя влажную кожу.

Почему-то думалось, что на теле Попова целая вселенная из родинок, разбросанная галактиками по плечам. И мышцы его пресса очерчиваются каждый раз, когда он сначала отстраняется, а в следующую секунду подаётся бёдрами вперёд, втрахивая Антона в скрипучий матрас. Наверняка постоянно облизывается, оставляя в уголке рта блестящую дорожку, и шепчет какие-нибудь пошлости в алеющее от смущения ухо.

Наверняка.

От невозможных кадров Антона повело. Он закусил щёку, чтобы не сорваться на крик, когда фантазия вдруг грубо обхватила его за шею, заставляя изогнуться дугой, и впилась в губы собственническим поцелуем, нагло пропихивая в рот язык.

Оргазм взорвался перед глазами салютом.

Шастун уткнулся затылком в стену, полностью отдаваясь ощущениям и на пару мгновений выпадая из реальности. Выплеснувшаяся в несколько толчков сперма густо потекла по пальцам, капая на пол – Антон лениво приоткрыл один глаз, рассматривая испачканную ладонь, и сунул её под воду, смывая свидетельство своего позора.

Заряженный пистолет у виска и тот получше будет.

В казарму Антон вернулся в крайне смешанных чувствах и под зычную команду ?Отбой!? молча завалился на койку, закрывая подушкой лицо.

Для первозданного счастья только в Попова втрескаться не хватало. Только вот этого, блять.***— Ниже голову! Ещё ниже! — Арес вышагивал вдоль длинного участка с раскисшей почвой, небо над которым рассекала колючая проволока. — Высоко поднятая голова – подарок для снайпера. Матери уже похоронки читают!

Утяжелённая экипировкой одежда липла к телу, насквозь пропитанная грязью, но Антон продолжал упрямо ползти вперёд, стараясь слиться с расхлябанной землёй.

Недостаточно, как оказалось.

— Шастун, если ты на что-то надеешься, то знай: на войне в тебя войдут только пули, — донёсся издалека насмешливый голос. — Задницу не отклячивай... Не отклячивай, говорю! Блять, Бебур, дай мне калаш, — потребовал Попов.

Сердце Антона замерло на секунду, когда в опасной близости от уха просвистела пуля, вонзившаяся в землю с чавкающим звуком.

— Раз, — Арес крепче обхватил автомат, держа парня на прицеле. — Осталась одна попытка, Шастун. Насчёт ?три? я прострелю тебе ногу. Ниже!

Вторая пуля пролетела недалеко от голени, заставив Антона вжаться щекой в грязь и почти не дышать, опасаясь получить порцию свинца. От всплеска адреналина Шастун даже боль в напряжённых мышцах не чувствовал, выпрямляя спину до идеально ровной линии – хоть линейку прикладывай.

— Ну вот. Можешь же, когда захочешь.

Арес вернул оружие Бебуришвили, отряхнул ладони и обвёл взглядом тренировочный полигон, зычно крикнув:

— Рота, слушай мою команду! Доползли до конца полосы и марш отрабатывать рукопашный бой!

Солдаты, грязные с макушки до пят, послушно направились к чучелам – обычным мешкам, набитым соломой, чтобы по приказу командира начать дырявить их ножами. Сбоку, с выпадом, в лоб, рассчитывая на то, что когда все патроны кончатся, полагаться придётся на собственные силы. Дальше, под мотивирующее ?Резче работаем – это вам не баба, а железный автомат!?, бойцы доводили до совершенства комплекс ударов прикладом, магазином и штыком, представляя перед собой гипотетического врага. И только после разминки противником обычно становился кто-то из сослуживцев.

— Так, отставить упражнения. Шастун, ко мне, — отчеканил Бог Войны.

Антон мигом вырос рядом, нервно теребя лямку перекинутого через плечо автомата. Раньше он справлялся со стрессом при помощи тонны металла на пальцах и звенящих на запястьях браслетов. А вот в армии единственная, кто имеет кольцо, это граната; и успокаивать психику, крутя чеку – не слишком хорошая идея.

— Белый, ко мне, — махнул рукой Арес, подзывая бойца. — Сняли, положили оружие. Щербаков, Усович, забрали всё отсюда.

Антон вздрогнул, сглатывая, когда совсем близко раздалось властное:

— Вмажь ему. По лицу.

Шастун в шоке уставился на стоящего напротив Руслана, понимая, что вероятность уйти отсюда целым и невредимым мизерная.

Хотя нет – она отсутствует в принципе.

Если Долгополов токсичный, но в целом мирный, то Белый – это, блять, ядовитый сгусток агрессии, клацающий зубами в сторону всех и вся. Тот человек, который после каждой выходки Попова обещал пристрелить его ко всем чертям или задушить во сне, причём угрозы звучали весьма убедительно. С Русланом связываться – себе дороже, поэтому Антон огибал его койку за километр и не провоцировал ?гомосятиной?, как тот любил выражаться.

Не для кого не секрет, что однополые связи в армии есть. Другой вопрос, как тщательно они скрываются и сколько вокруг неравнодушных. За исключением мокрых фантазий о Попове Антон в голубизну не лез, Лёха руководствовался принципом: ?Что угодно, только не в моём присутствии?, а остальным, видимо, было откровенно до колокольни, кто там и с кем. Кроме Белого, который пиздил каждого, кто умудрялся хоть немного выдать свои сексуальные пристрастия.

Антон переступил с ноги на ногу, сжимая и разжимая вспотевшие от волнения кулаки.

Он в рукопашке ноль.

Как был в десятом классе на сборах, так с тех пор ничего и не изменилось. Антона, помнится, всегда хвалили за меткую стрельбу, даже с бегом по пересечённой местности у него проблем не возникало, но бить ебальники – это не его стезя. Совсем. И в чём он так провинился, что Попов решил поставить их в пару с Белым (профессионалом в этом деле, на секундочку) было для Шастуна загадкой.

Он выдохнул, собираясь с силами, и стукнул сослуживца по щеке, легонько так, одними костяшками – погладил фактически. По рядам солдат прошёлся смех, и чьё лицо при этом больше перекосилось, Ареса или Руслана, оставалось только догадываться.

— Шастун, ёбаный в рот, ты на войну едешь или куда?

— На войну, товарищ капитан, — Антон почувствовал, как из-под каски на лоб скатывается капля пота.

— Пацифист, что ли?— Никак нет.

— Тогда хули нежничаешь? Ты б его ещё до гланд засосал, — раздражённо выдал Попов. — А ну-ка полный контакт! Оба! Быстро!

Пульсирующая на чужом виске вена сменилась буграми костяшек – Антон моргнул, не успев ничего осознать, а в следующий миг охнул и пошатнулся, держась за разбитую скулу.

— Шаст, справа! — донёсся до него голос Славы.

Антон резко ушёл вбок, уклоняясь от удара, и вмазал Руслану по рёбрам, шипя от прострелившей руку боли. Подбадривающие крики солдат звоном стояли в ушах, мешая думать, пыль вперемешку с кровью застилала глаза, и блокировать атаки у Антона не получалось, поэтому вскоре его лицо превратилось в сплошное бордовое месиво.

— Первый бей, Шаст! Да не ссы! Давай, Шастун! — кричали отовсюду, но огребать меньше это не помогало.

Антон сплюнул на землю, чтоб не блевануть от терпкого металлического привкуса крови во рту, и поднял взгляд на соперника. Если сам Шастун еле держался на ногах, готовый вот-вот свалиться от бессилия, то Белый просто запыхался и переводил дыхание, утирая струящийся по вискам пот. У Руслана из ранений – всего лишь кривая царапина на щеке и парочка крупных синяков, которые затянутся через неделю, а на Антоне живого места нет: разбитая губа, рассечённая бровь, широкая палитра кровоподтёков и адски ноющая челюсть. Вывихнутая, наверное.

Шастуну не хватило ни опыта, ни скорости реакции, чтобы увернуться от мощного удара, пришедшегося аккурат в солнечное сплетение – он рухнул на землю, сгибаясь пополам и скуля от пронзившей кости боли.

Проиграл.

Вдруг рядом свалился сам Руслан, матерящий Попова на чём свет стоит и обещающий перерезать ему глотку, как только они покинут базу.

— Сколько раз вам повторять, идиоты: только мёртвым в спину не стреляют.

Белый зашипел, когда его со всей силы ткнули вбок мысом сапога.

— Добивать противника нужно, чтобы он жопы ваши не порвал! А ты, Шастун, вообще пушечное мясо. Я тебя вместо приманки для снайперов выпущу и бубенцы намотаю, чтобы звенело. Следующие! — рявкнул на притихших солдат Попов.

До выхода на фронт оставалось две с половиной недели.

***Хотя казалось, что пиздец давно уже достиг своего апогея, степень нагрузки продолжала расти, и под конец подготовительного этапа распорядок дня полетел настолько, что невозможно было отличить тренировку от обеда, а обед ото сна. Все события схлопнулись воедино и просто тянулись сплошной красной линией, постепенно приближая седьмую роту к часу икс.

И если раньше Антона мучали вопросы о численности личного состава и нечеловеческих условиях, под которые приходилось подстраиваться, то с гордым словом ?спецназ? отпали абсолютно все. Ясное дело, что за такой короткий срок машинами для убийства не становятся, но и в экстренных условиях войны усилий одних профессионалов недостаточно. Поэтому-то специально отобранных бойцов и натаскивали с нуля, увеличивая их шансы выжить.

Увереннее всего Антон себя чувствовал на стрельбище. Возможно, сказывался богатый опыт игры в шутеры, а может, целиться по мишеням для него было куда приятнее, чем получать по роже. Но тем не менее.

Во время перебежек от одной стены к другой в специальном лабиринте и коротких перестрелок Шастун был как рыба в воде. И лишь одно его напрягало: именно здесь, среди непрекращающихся выстрелов и запаха пороха, он от Попова упрёков не слышал. Вообще.

Даже наоборот.

— Огонь!

Воздух одновременно разрезали десятки пуль, поразивших искусственные человеческие силуэты, и после солдаты стали наперебой докладывая командиру о прекращении стрельбы.

— Всё внизу и справа – спуск дёргаешь.

Арес опустил бинокль и шагнул к следующему бойцу, вынося похожий вердикт:

— Кучно, но вверху – дыши ровнее.

Попов давал совет каждому бойцу без исключения, ожидая после пересменки стрелковых групп увидеть качественную работу над ошибками. Потому что идеальное владение огнестрельным оружием – это одна из главных гарантий сохранности жизни. Не только своей, но и товарищеской.

Арес задержался около Журавлёва, придирчиво изучая отверстия, проделанные в левой половине груди предполагаемого врага.

— Сойдёт, — коротко бросил Попов.

Когда впереди показался профиль Антона, у Бога Войны появилось искушение пройти мимо и ничего не комментировать. Вообще ни слова не говорить. При всей его любви к публичным унижениям конкретно тут придраться было не к чему – Попов знал об этом заранее, потому что прирождённых снайперов видно сразу.

Арес нехотя поднял бинокль, рассматривая аккуратное скопление дыр, которое располагалось ровно посередине лба мишени.

— Шастун, я всё жду, когда ты промахнёшься, — Попов вздохнул, протирая запотевшие линзы. — А ты не промахиваешься. Скажи честно: это специально, чтобы меня расстроить?

— Никак нет, товарищ капитан. Профессиональное: глазомер развит, — выпалил сбитый с толку Антон.

— Снайперку сюда! — крикнул Арес.Кто-то из бойцов метнулся за винтовкой, отдавая её в руки командиру.

— Комиссаренко!— Я! — отозвался Слава.

— Без оружия ко мне. Держи, — Попов вручил парню обычную пятирублёвую монету и прежде, чем тот успел что-либо понять, произнёс: — Рядовой Комиссаренко, занять позицию у мишени! Бегом!

До последнего Антон думал, что испуганный Славкин взгляд и слегка подрагивающие пальцы, сжимающие проклятую монету – это всего-навсего мираж. Пугающая картинка, приклеенная с другой стороны прицела. Однако увы.

Когда на плечо легла чужая ладонь – Антон не придал этому значения. Когда чувствительную шею опалило жаром дыхания – Шастун непроизвольно сглотнул, ощущая бегущие по спине мурашки. Но когда возле уха раздался вкрадчивый шёпот – ноги его подкосились, мигом став ватными.

— Стреляй по монете, Антон. Ровно по центру. Промахнёшься – Комиссаренко потеряет пару пальцев, зато в следующий раз будешь внимательнее. Попадёшь, — Арес растянул губы в пошлой улыбке, — я тебе отсосу.

Шастуна официально в этот момент переебало.

Он вцепился в винтовку, умоляя разбушевавшийся не на шутку организм успокоиться, и титаническими усилиями заставил хлынувшую вниз кровь вернуться обратно в мозг.

Это всё провокация – Антон не сомневался. Тонкий психологический трюк, чтобы затуманить разум и вывести стрелка из душевного равновесия, показав ему, насколько важна концентрация.

Зато каким способом показав! Попов ведь мог сказать, что угодно: ?Не буду смешивать с грязью?, ?Обещаю пиздить только по выходным?, ?Разрешу перед смертью часок отдохнуть? – вариантов масса. Однако сказал он именно то, что сказал.

Отсосу.

За секунды в Антоне вспыхнули диаметрально противоположные эмоции, начиная от смятения, продолжая возбуждением и заканчивая животной яростью. Конечно же, ничего такого Попов делать не будет – это дураку понятно. Но сам факт того, что сознание с радостью повелось, в красках обрисовав пикантную ситуацию и оставшись весьма довольным, поверг Антона в бешенство.

?Хуй тебе мой хуй, понял?? — мысленно выплюнул Шастун.

Он дёрнул плечом, скидывая чужую руку, и поднял заряженную винтовку. Приклад упёрся в ключицу, щеки коснулся холодный металл, и монету расчертили отметки прицельной сетки. В целом можно было бы выстрелить уже сейчас, если бы не трясущиеся Славины пальцы.

По движущейся мишени попасть в принципе тяжелее, чем по статичной, а если часть неё – твой друг, то права на ошибку вообще нет.

Антон сделал глубокий вдох, абстрагируясь от окружающего мира, и нервно провёл языком по губам, высчитывая закономерность движений. Несуществующую на первый взгляд. Наклон влево, чуть вниз, затем Слава тянет руку к себе, поднимая монету повыше – зелёные глаза внимательно следили за каждой деталью, в то время как пальцы гладили дугообразный спуск.?Есть!?Антон наконец-то уловил тот переломный момент, когда мишень замирает на месте.

Немного терпения, расслабляющий выдох – и звук выстрела ударил по ушам, на мгновение отключив восприятие. Очнулся Антон только тогда, когда вокруг поднялся восхищённый рокот, и сквозь густую пелену до него долетели отдельные слова: ?Красавчик!?, ?Охуеть, Шаст!?, ?Ну ты вообще...?, а вдалеке Комиссаренко демонстрировал пробитую пулей монету, которую только что подобрал с земли.

— Во время операции будешь снайпером.

Антон перевёл удивлённый взгляд на Попова, рассматривая его профиль с плеядой родинок на гладковыбритой щеке.

?Да ну быть не может, — саркастично фыркнул Шастун. — Неужели сдался??

Словно услышав чужие мысли, Бог Войны повернул голову, сталкиваясь с победно блестящими изумрудными глазами.

— Не зазнавайся, Шастун.

Попов забрал у Антона винтовку, равнодушно щёлкнув предохранителем.

— Если похеришь операцию, я лично тебя пристрелю.

Туше.

***В конце августа седьмую роту доставили в перевалочный пункт одной из групп российского спецназа – в помощь более опытным коллегам, так сказать. Группа на тот момент состояла человек из ста, прошедших через такие горячие точки, которые молодым солдатам и в кошмарах не снились.

По прибытии новичков сразу ввели в курс дела, объяснив, что и как происходило в мире последние месяцы, затем кратко обрисовали дальнейшие перспективы, выдали дополнительное снаряжение и перекрестили. Образно говоря, но по факту именно этим сплочение коллектива и завершилось.

Среди безлюдных улиц и разрушенных снарядами зданий никто никого ни к чему не готовил: бойцам в тот же день дали команду зачистить территорию, что в переводе означало: ?Костьми ляг, но выполни?.

Все и выполняли. Всегда.

Антон, как и было обещано, сидел либо на крыше, либо в неприметном углу, бесшумно выводя из строя других стрелков. Иногда рация шумела, подсказывая: ?Двое. На восемь часов? или ?Шаст, прикрой наших, ща обратно пойдут?, но в целом он и сам неплохо справлялся. Тем не менее, работать изолированно ему приходилось реже, чем в команде. Главным образом потому, что даже с врождённым талантом Шастун до профессионалов не дотягивал: сказывалось отсутствие опыта. Поэтому обычно его посылали действовать с товарищами одним слаженным механизмом.

Было ли Антону спокойнее от присутствия в их рядах Попова и Бебуришвили? Отнюдь.Хоть теперь исчадия Ада и вынуждены были советоваться с местным злом, ставить под вопрос конкретно их авторитет никто не пытался. Да и смысл, если указаниям, отданным знакомым голосом, организм подчинялся куда охотнее, нежели чужим?

Как псы цепные – честное слово.

Не так давно солдатам казалось, что руководящий состав для них недосягаем и никогда с небес на землю не спустится, а теперь Арес и Бебур сражались бок о бок с теми, кого совсем недавно гнобили, и когда нужно было прикрыть друг другу спины, вопрос о том, кому именно: начальнику, товарищу или подчиненному, не стоял. Потому что статусы в таких условиях – это вторично.

На войне только один враг, общий для всех. Не тот, на кого наводят прицел, и не тот, чья кровь пятнает руки. Главный враг на войне – это смерть. И пока не угаснет огонь последнего взрыва, она будет тенью следовать по пятам.

Фраза ?тренер не играет? в отношении Попова не действовала. Когда он вёл за собой остальных, зажав в руках автомат, спецназовцы только и успевали, что переступать через трупы и оглядываться по сторонам, потому что впереди со сто процентной вероятностью было чисто. Ни единого промаха Арес не допускал.

В нём сочетались все качества, которыми обычно описывают идеального киллера: хладнокровие, наблюдательность, отличные физические параметры, умение обращаться с любым видом оружия и просто нечеловеческая удачливость. Он словно шутя выходил под пули, и ни одна его не брала: под редкими разрезами, оставленными на форме, виднелась молочно-белая кожа с неизменными тёмными точками.

И только ночь видела, как Бог Войны незаметно выскальзывает из временного лагеря, чтобы спрятаться в ближайшей постройке и достать из себя пулю, мешающую тканям регенерировать. Кусок тряпки оказывался зажат в зубах, глуша болезненный вскрик, и лезвие ножа глубоко входило в плоть, поддевая засевший в мышцах металл. Арес не таскал с собой спирт или антисептик, потому что магия, едва окровавленная пуля падала на пол, помогала ранам затянуться, возвращая коже первоначальный вид. А наутро Бог Войны, живее всех живых и переполненный ?доебись-до-каждого? энергией, старательно доводил окружающих до бешенства. Всех, кроме Бебура, ибо каждой твари, как водится, по паре.

Антон тварью не был.

И на память не жаловался, вспоминая диалог на стрельбище в те моменты, когда Арес слишком долго и демонстративно обсасывал ложку, пялясь в его сторону. Откуда в Попове столько блядства, Шастун в душе не чаял. В оккупированных противником городах не то что подрочить – поспать было некогда, поэтому Антон стоически терпел все пошлые причмокивания во время еды и двусмысленно упёртый в щёку язык, стараясь не прибить Попова на месте.

Хиханьки хахоньками, а дела на фронте обстояли хреново: из главного штаба поступил срочный приказ совершить марш-бросок на несколько сотен километров и с ходу захватить стратегически важный аэропорт. По задумке высшего руководства, спецназовцы должны были опередить отряды противника и удержать объект до прихода основной мощи российских войск. Делалось всё это в строжайшем секрете, чтобы вражеская разведка раньше времени ничего не заподозрила. И вот так, стройной колонной из бронетранспортёров и грузовиков, не зная по большому счёту нихуя, бойцы двинулись отстаивать честь Родины.

В окрестности аэропорта спецназ прибыл ранним утром, и, разделившись на несколько групп, двинулся в противоположные стороны, огибая терминалы по периметру. Несмотря на прохладную осеннюю погоду, в бронежилете и прочей амуниции было жарко, но Антона это не беспокоило.

Руки привычно оттягивал автомат, а к лицу прилегали балаклава и тактические очки, сливающиеся с защитным шлемом. Взгляд Шастуна внимательно скользил от постройки к постройке, чтобы ничего не упустить, цеплялся за детали, и уже хотел обратиться в другую сторону, как вдруг вдалеке послышались звуки стрельбы.

Арес махнул рукой, приказывая группе быть тише, и проник внутрь аэропорта через служебный вход. Солдаты потянулись следом.

Им приходилось застывать у каждого угла, дожидаясь, пока Попов высунется, оценит обстановку и быстрым кивком головы даст разрешение идти дальше. Двери резко распахивались от ударов, и из-за них высовывались автоматчики, укладывающие попадающихся на пути боевиков с одного выстрела.

Группа рассредоточилась по залу ожидания, прячась за барными стойками, кассами и креслами, из-за которых открывался обзор на взлётные полосы. Там, за высокими окнами, мелькали фигуры в спецназовской форме и какие-то местные бандиты, у которых в аэропорту, судя по всему, была база.

Едва Антон подумал, что для убежища головорезов здесь подозрительно тихо, как в центр зала выкатилась граната.

— Ложись! — крикнул кто-то.

Раздался взрыв.

Стёкла вышибло ударной волной, засыпав пол мелкими осколками, и с верхних этажей донеслись какие-то ругательства на иностранном языке вперемешку с автоматными очередями.

— Хреново дело: у них гранатомёты, — сообщил Арес, сползая обратно за стойку и передёргивая затвор. — Варианты следующие: либо прорываемся наверх и кладём всех до единого (что действенно, но рискованно), либо ждём подмогу.

— И как лучше? — поинтересовался Антон, возвращая боевикам пули точными выстрелами в головы.

— Сейчас узнаем.

Арес включил рацию, прижимаясь к ней щекой.

— Говорит Пятый, приём. Всем группам доложить обстановку, приём.

— Пятый, это Второй. Всё чисто, приём, — проскрежетало из динамика.— Пятый, это Четвёртый, приём. Первый, внимание. От десяти до пятнадцати человек на подходе, вали их возле ангара. Приём.

— Четвёртый, говорит Первый. Вас понял, выполняю. Приём.

Попов хотел было вставить новую реплику, но его перебили:

— Пятый. Нет ответа от Третьего. Приём.

— Как нет? — упавшим голосом произнёс Усович. — У нас же на них всё осталось: боеприпасы, питание, техника. Одна на всех...— Одна на всех у вас только клетка мозга и могила. Будет, если не отставишь панику, — жёстко отрезал Арес.

Он поднял плечо, говоря в рацию:

— Это Пятый, приём. Срочно выяснить ситуацию с Третьим. При необходимости направить к ним Второго. Внимание. Иду на внутреннюю зачистку. Конец связи.

— Значит, работаем сами, — вздохнул Антон, меняя пустой магазин.

Бандиты стреляли без перерыва, чередуя пули с гранатами, и всем было ясно, что при подобном раскладе патроны у спецназовцев закончатся гораздо раньше, чем вооружённые до зубов боевики устанут обстреливать первый этаж.

— Так, вы четверо – со мной, — скомандовал Арес, указав на сидящих за барной стойкой. Он аккуратно привстал, окидывая взглядом помещение, и переключил частоту: — Пятая группа, приём, это Попов. Иду наверх, прикройте. Приём.

— Вас понял, выполняю. Конец связи, — отрапортовала рация.Авангардная пятёрка, пригнувшись к полу и целясь сразу во все стороны, короткими перебежками направилась к лестнице. Рядом прогремел взрыв, на солдат градом посыпались обломки – Щербаков выдернул чеку из гранаты, бросая её в противника, и через несколько секунд раздался звук разрывающегося снаряда. Антон тем временем успел положить троих, краем глаза заметив движение в просвете между металлическими перилами и парапетным стеклом. Палец на спуске – ощутимая отдача в плечо, и очередное тело падает, прошитое пулей насквозь.

Спецназовцы, засевшие внизу, старательно защищали товарищей, безостановочным огнём отвлекая внимание бандитов на себя. Авангард быстро взлетел по лестнице, ликвидируя последних стрелков, и в транзитной зоне наконец-таки стало спокойнее.

Арес связался с другими группами, сразу успокоив Ваню тем, что с Третьей ничего не случилось: все остались целы и невредимы. А вот Первая и Четвёртая, которые с ходу полезли на занятый местным криминалитетом аэродром, доложили о двадцати раненых – к счастью, не смертельно.

В итоге, обсудив положение дел, Арес и командир Второй договорились встретиться на служебно-технической территории, где, по общим предположениям спецназа, находился главный склад оружия боевиков. Оставив часть группы в транзитной зоне, Попов повёл солдат дальше, петляя по извилистым коридорам и замирая на каждом шорохе с взведённым автоматом. Ориентироваться только по редким табличкам, не имея в руках ни плана аэропорта, ни навигатора, было сложно. Но возможно.

Когда просторные помещения сменились кабинетами администрации, а затем багажным отделением с застывшими конвейерными лентами и торчащими из потолка трубами – Антон напрягся. И не зря: через мгновение рядом прогремели удары, и снова в воздухе оказались сотни пуль.

Шастун решил схитрить.

Действуя по принципу ?слабоумие и отвага?, он нырнул в ближайшую дверь, чтобы обходными путями попасть на сторону противника, и провести несколько контрольных выстрелов в спину. Тактика-то хорошая, но геройствовать, никого не предупредив – это плюс десять к вероятности, что всё пойдёт по пизде.

Пока, вроде, не планировало.

Арес заметил отсутствие бойца, только когда обратился к нему лично и не услышал в ответ ничего. Сначала Бога Войны посетила мысль о том, что Шастун охуел. Затем, оглядевшись вокруг, он предположил, что парень схватил пулю и валяется где-нибудь за углом. И только когда разум сложил открытую дверь и Антонову импульсивность, всё встало на свои места.

— Держать оборону, о подходе Второй доложить. Контрольная связь каждые три минуты, — отчеканил Попов, покидая поле битвы и скрываясь в лабиринте служебных помещений.

Его и так потряхивало от бурлящей в крови энергии, а теперь вообще трясло от бешенства и желания Шастуна придушить. Непокорного, дерзкого, чуть-чуть ёбнутого – такого же, как он сам.

Аресу нравилось выводить Антона из душевного равновесия. Видеть, как дёргается от раздражения украшенная шрамом бровь, как темнеют зелёные глаза и поджимаются пухлые губы – Попов этой мимолётной агрессией дышал. Ловил кайф от висящего в воздухе напряжения, зная, что Шастун его слова абсолютно точно не забыл, и всячески подогревал интерес к своей персоне, не давая Антону расслабиться.

Люди забавные. И нарушать установленные для Богов правила куда интереснее, чем слепо им следовать.Парень нашёлся в коридоре, ведущем к ангарам, и Арес чудом заглушил пламя ярости, вспыхнувшее при виде открывшейся картины. Шастун стоял, опустив автомат, и на чистом английском трепался с местным пацаном, который, старательно изображая заложника и прикрываясь горькими всхлипами, незаметно доставал из-за спины гранату.

Попов в мгновение ока оказался у Антона за спиной, кладя руки на его автомат, и поднял оружие, вынуждая парня сделать то же самое.

— Какого хуя, Шастун? — прошипел Бог Войны, насильно сдвигая чужие пальцы к спуску. — Это так ты воюешь, да? Ёбаной дипломатией?

— Я не могу застрелить ребёнка, — донеслось спереди.

Антон напряг мышцы, стараясь высвободиться из захвата, но в худощавом Попове силы было куда больше, чем кажется.

— Это бесчеловечно: он просто жертва обстоятельств.

Арес эти наивные реплики пропустил мимо ушей: всё его внимание было обращено к пацану, который уже не стесняясь вытащил гранату, отбрасывая чеку.

Две секунды на то, чтобы отпустить предохранитель и сделать замах, ещё три-четыре – до взрыва. Итого – шесть, чтобы спасти одну жизнь и забрать другую.

Попов резко ударил Антона по коленному сгибу, лишая равновесия, и когда тот стал беспомощно заваливаться набок – нажал на спуск.

Шастун ничего не успел понять – только почувствовал давление чужих пальцев на своих собственных и ощутил горечь предательства, стремительно затопившую грудь, когда малолетний бандит всё-таки швырнул гранату, упав замертво.

Попов изловчился, удерживая Антона на ногах, дёрнул его вбок за лямку бронежилета и уже после – толкнул в спину куда-то за огромные ящики, прикрывая собой. Стена из голубого пламени вспыхнула прежде, чем по ушам резанул громкий хлопок, и полетевшие в огненный щит обломки тотчас сгорели, так и не успев задеть прячущихся спецназовцев. Едва опасность миновала, Арес рывком поднял Антона с колен, заглядывая в испуганное лицо.

— Ты совсем придурок, что ли?

Шастун смотрел на разозлённого командира сверху вниз, но по ощущениям – наоборот.

— Я не знал, что он тоже из этих, — попытался оправдаться Антон. — Я шёл в обход багажного отделения, но попал в другую зону и...— Мне похуй, — оборвал Арес, наплевав на его раскаяние. — Ты не знал, не предвидел, не догадался – никого не ебёт, потому что у меня в подчинении ещё двадцать девять человек. И если встанет выбор между целой группой и понтами одного дебила, то мы с тобой распрощаемся, понял?

Последовал короткий кивок. Арес оглядел виновато понурившего голову парня, и добавил:— Считай, что сегодня твоя амёбность тебя спасла: я не люблю оставаться в долгу у трупов.

Шастун намёк уловил.

Возбуждение, подогреваемое отголосками страха, скрутилось где-то внизу живота и заставило Антона сглотнуть вязкий ком, подкативший к горлу.

— Спасибо.— Война, Шастун, — с умным видом заявил Арес, — это тот же секс: либо ты, либо тебя.

Он невозмутимо поправил шлем, убирая выбившуюся чёлку, и вновь взял в руки оружие.

— Пошли, гуманист хуев, там уже Вторая подтянулась. Расскажешь всем, какой ты молодец – посмеёмся.

Спустя полтора часа, несметное количество пуль и пару десятков раненых аэропорт был полностью занят спецназом.

***В здании обнаружился душ и скромные остатки продукции дьюти-фри, которые ещё не успели прибрать к рукам бандиты и мародёры. Лично Антона привлекали две вещи: еда и сигареты, поэтому, до отвала набив желудок снэками и газировкой, он распихал пару пачек по карманам, и на этом его аппетит умерился.

После передышки солдаты поставили бронетранспортёры и грузовики в одну линию, организовав таким образом круговую оборону с блокпостами, чтобы выстоять под натиском вражеских войск. Если верить информации, пришедшей из штаба, то отряды противника должны были прибыть к аэропорту либо ночью, либо ранним утром, поэтому спали солдаты по очереди, сменяя друг друга на дежурстве.

Антон нёс вахту ближе к четырём утра. Ну то есть как нёс: курил в отсутствующее окно, наблюдая за шныряющими внизу солдатами, потому что верхние этажи в охране как таковой не нуждались. А вот нижние – наоборот, поэтому там и дежурных находилось в разы больше, чем на крыше. Антона судьба миловала: от дополнительного груза ответственности его отделяли три лестничных пролёта, но от полной свободы – один.Пальцы Антона дрогнули от неожиданности, выпуская тлеющую сигарету, когда ему на плечо аккуратно лёг чей-то подбородок.

— Филонишь, я смотрю? — Арес выудил из чужого нагрудного кармана полупустую пачку и усмехнулся: — Курить вредно, вообще-то.

— Лезть не в своё дело тоже чревато, — огрызнулся Шастун.

Похуй, что по уставу не положено.

Антон шагнул вглубь комнаты, огибая Попова, и хотел было поднять снайперку, но её отшвырнули прочь ударом ноги.

— Ты по жизни такой язвительный или только когда долго не трахаешься?

Арес приблизился к Антону вплотную, быстро стаскивая с него шлем и опуская балаклаву до горла, чтобы обнажить лицо.

— Чего молчишь, жертва воздержания?

Шастун в этот момент просто потерялся.

Он озадаченно уставился на командира, разглядывая взлохмаченные чёрные волосы и поблёскивающие бирюзовым глаза – странно так, по-кошачьи, будто их изнутри подсветили. Но Антона причуды чужой физиологии как-то мало волновали: ему бы с собственной разобраться.

Кожу, ещё недавно скрытую защитным снаряжением и привыкшую к постоянному жару, ущипнул ночной холод, а близость чужого тела расползалась по животу приятным теплом. Шастун с шумом втянул в себя воздух, когда колено Ареса вдруг оказалось между его ног, а потом этим самым воздухом поперхнулся, ощутив прикосновение обветренных губ к своим.

Если бы Антона попросили описать происходящее как свершившийся факт, он бы не задумываясь выдал романтичное слово ?поцелуй?. Но как непосредственный участник процесса он бы выбрал грязное, грубоватое и пошлое ?сосаться?.

Грязное, зато правдивое.

Арес без стеснения вылизывал чужой рот, проталкивая язык всё глубже, и, что самое интересное, не встречал никакого сопротивления. Антон, поначалу замешкавшись, довольно быстро пришёл в себя и ответил Попову как следует: с жадностью, готовностью и пылкой страстью. Пухлые губы Антона очень скоро заалели от постоянных покусываний и оттягиваний, а появившиеся ранки стали саднить, но у Ареса даже мысли не возникло свои истязания прекратить.

Шастун всегда был чересчур чувствительным. А сейчас его гормоны сходили с ума, заставляя распалённое возбуждением тело тянуться за ласками, потираясь промежностью о выставленное бедро. Чмокающие звуки жгли Антону уши, сжимали горло, лишая спасительного кислорода, и весь его мир в эти секунды сузился до умелого языка и пальцев, уверенными движениями расстёгивающих бронежилет.

— Ты пахнешь порохом и пеплом, — спустя пару мгновений сообщил Арес.Он отстранился, сбрасывая собственное снаряжение, и взглянул на раскрасневшегося Шастуна, подбородок которого блестел от слюны.

— Мне нравится: ты насквозь пропитан войной.

— А если нас кто-нибудь увидит? — спросил Антон, плавясь под властными касаниями.

Удивительно, что он вообще был в состоянии выдавать более-менее связный текст: его грудная клетка вибрировала от хриплых постанываний, а сознание откровенно плыло, потому что вся кровь, питающая мозг, отлила к паху.

— Ближайший свидетель метрах в тридцати отсюда. Стони потише, и никто не заметит, — с жаром прошептал Арес.

Он широко лизнул дёрнувшийся кадык и запустил руки под Антонову форму, оглаживая плавные изгибы боков.

— И давно я тебя возбуждаю?

— Ты меня бесишь, — рвано выдохнул тот, подставляя шею под поцелуи-укусы.

— Правда? А встал у тебя тоже поэтому?

В подтверждение своих слов Арес накрыл ладонью крепкий стояк, дразняще потирая сочащуюся смазкой головку.

— Заткнись.

Антон рывком притянул Попова к себе, собственнически впиваясь в его губы, и нетерпеливо двинул бёдрами, намекая ему сделать хоть что-нибудь. Арес послушно сомкнул пальцы, позволяя напряжённому члену скользнуть в свой кулак, и неторопливо провёл по стволу, натягивая крайнюю плоть.

Одежда Антону мешалась пиздец, его руки тряслись от перевозбуждения, но он с завидным упорством продолжал подаваться навстречу ласкающей его ладони, уронив голову Попову на плечо и тихо поскуливая.

Убийственно медленное вращение кистью? Да, вот так.

Шершавые подушечки пальцев, обводящие каждую вену? Слишком правильно.

Трущиеся о ствол костяшки и снисходительный смешок, опаляющий ухо? Достойно полноценного стона.

Антону казалось, что лучше быть уже не может, но смогло, когда Арес медленно опустился перед ним на колени, взял в рот его член, не разрывая зрительный контакт, и стал плавно двигать головой, пошло при этом причмокивая. Щёки Попова то и дело втягивались, обнажая острые скулы, по подбородку обильно текло, а у Антона от этой картины вперемешку с невероятными по силе ощущениями подкашивались ноги.

Он сам не заметил, как положил руку Аресу на затылок, сжимая в кулаке отросшие пряди, и сорвался на быстрые грубые толчки, беззастенчиво трахая его в горло. В такое влажное и узкое, что колени предательски дрожали и лопатки сводило от удовольствия.

Антону уже наплевать было, услышит их кто или нет, потому что Попов слишком правильно расслаблял мышцы, позволяя набухшей головке утыкаться в тугие стенки, и смотрел на Антона с такой дикой похотью и безмолвной покорностью, что зелёные глаза мутнели от желания трахаться до потери пульса.

Вдруг снизу донеслось протестующее мычание – Арес с силой впился в худые бёдра, намекая Антону притормозить, и со звонким ?чпок? отстранился, утирая ладонью перепачканные губы.

— Заебёшь ведь. В прямом смысле, — усмехнулся Арес.

Он поднял на Антона полный озорства взгляд и полюбопытствовал:

— Тебе раньше парни отсасывали или я удостоился чести быть первым?

— Отсасывали, но… не парни, — нехотя признался Шастун.

Его щёки горели от смущения, а блестящий от слюны и смазки член плотно прижимался к животу, продолжая пульсировать. Попов тоже мучался со стояком, хорошо виднеющимся под формой, но ещё до прихода сюда решил, что кончит только после того, как вернёт долг. Появившийся из-за болтливого языка и озабоченных тараканов в голове, но всё же долг.

Антон закусил ладонь, глуша рвущиеся наружу звуки, когда Арес резко подался вперёд, накрывая губами влажную головку. Кончик языка несколько раз прошёлся по кругу, потёр чувствительную уздечку, а затем толкнулся в уретру, собирая вязкие капли. Попов плотно обхватил рукой член Антона, с оттяжкой ему надрачивая, и по свистящим выдохам наверху, по характерному напряжению понял, что Шастун максимально близок к оргазму.Придержав член у основания, Попов легко насадился до конца, упираясь носом в чужой лобок, сделал пару поступательных движений и буквально сразу же ощутил, как в горло ударили тёплые струи.

Долг платежом красен, ага.

Проглотить всё у Ареса не вышло. Сперма выплеснулась в несколько сильных толчков, и ему пришлось сплюнуть часть на пол, чтобы не поперхнуться.

Пребывающий в послеоргазменной неге Антон охнул от неожиданности, когда Попов вдруг приник к его губам, давая распробовать терпко-солоноватый вкус, и опустил руку Шастуна на собственный стояк, без стеснения толкаясь в сомкнувшиеся кольцом пальцы.

— При других обстоятельствах я бы трахнул тебя прямо у этой стены, — с жаром прошептал Арес, прикусывая ключицу Антона до бордовой отметины. — Заставил вжаться в неё щекой и выгнуться так, чтобы на следующий день умирала поясница. Я бы брал тебя снова и снова – до тех пор, пока слышу твой голос и тело способно двигаться. Ты бы в стонах своих захлебнулся.

— Слабо не в сослагательном наклонении? — провокационно усмехнулся Шастун.

Страх и стеснение отшибло напрочь, поэтому Антон притянул мужчину за шею и вовлёк его в собственнический, противоборствующий поцелуй, не переставая двигать кистью. Губы распухли и безостановочно горели, на прокушенной нижней выступила кровь, но останавливаться Шастун даже не думал: он то медленнее, то быстрее водил ладонью по члену, добиваясь от Попова глухих порыкиваний и нетерпеливых толчков навстречу, тёрся о его язык своим и чувствовал новые волны возбуждения, захлёстывающие тело с головы до пят.

— Если не в сослагательном, — Арес прихватил мочку Антонова уха, тут же зализывая укус, — то на твои крики раненой косули сбежится весь спецназ. Ты этого добиваешься?

— Блять… — прерывисто выдохнул Шастун.

И едва слышно заскулил, когда Попов коснулся его члена, тесно прижимая к своему, и обхватил ладонью сразу два, начиная надрачивать их в одном темпе.

— Сейчас только тебя хочу, — признался Антон.— Лестно слышать, — мурлыкнули ему в ответ.

Арес скользил пальцами по покрасневшим головкам, смешивая смазку с остатками спермы, проворачивал руку так, что у Антона тотчас мутнело в глазах, а затем тянулся губами к влажной от пота шее и оставлял на ней засосы, которые, к счастью, под формой не видны.

Шастун первый раз испытывал подобные ощущения, и они сносили ему крышу своей яркостью. Как Антон умудрялся держаться на ногах, когда его колени готовы были вот-вот подогнуться – хороший вопрос. Но вопрос ещё лучше – зачем мериться членами с дрочащим тебе командиром? И ответ на него Антон так и не нашёл.

Полутьма скрывала детали, поэтому Антон скорее почувствовал, нежели реально увидел, что ствол у Попова гладкий. Ровный, без выступающего хитросплетения вен, которые самого Шастуна иногда напрягали, и очевидно толще в диаметре. Ненамного, но разница ощутима (особенно если члены находятся так близко друг к другу, как сейчас). Зато у Антона длиннее.

В его одурманенной наслаждением голове взорвалась мысль о том, что сходу отсосать Попову не получится: тут нужны тренировки, причём долгие и упорные, но Шастун очень сильно соврал бы, если бы сказал, что желания научиться делать минет у него не возникло.

Арес замедлился, отсрочивая пульсирующий в мышцах оргазм, а после разочарованного вздоха и просящего движения бёдрами стал водить рукой по членам быстро-быстро, ловя хриплые постанывания.

Что-то в этом Антоне было.

Что-то неуловимое в мутных от возбуждения глазах, в язвительных комментариях и постоянном вызове, который пробирал Ареса до приятных мурашек и искрился под кожей разрядами тока.А может, он просто долго не трахался.

Липкие капли брызнули Антону на пальцы, плавно стекая к запястью, но что важнее – задели его форму, расползаясь на ней тёмными пятнами. Шастун ощутил жгучую боль в плече, в которое Попов в порыве животной страсти вцепился зубами, стараясь не издать ни звука, и кончил следом, выплёскиваясь в туго сжатый кулак.

Какое-то время оба молчали, пытаясь привести пульс в норму и научиться заново дышать, а потом Шастун нагнулся, доставая из кармана бронежилета платок. Припрятанный на всякий случай и, как ни странно, пригодившийся: кто же знал, что спонтанный секс окажется таким спонтанным?

Ёбнуться можно.

— На, вытрись.

Арес недоверчиво оглядел протянутую Антоном тряпку, но всё-таки взял её, начиная приводить себя в порядок.

— Если хоть кому-нибудь о случившемся заикнёшься, я твои кишки вместо новогодней гирлянды намотаю и всем скажу, что так и было. А уж где я ёлку возьму, тебя ебать не должно.

Арес натянул бронежилет, застёгивая липучки, и поднял с пола шлем.

— Это понятно?

— Так точно, товарищ капитан, — лениво отозвался Шастун, всё тем же платком стараясь оттереть с формы белёсые разводы.

Забавно: они, вроде как, официально переспали, а имени любовника он до сих пор не знает. Ну то есть Попов и Попов – хули дальше?

— И последнее.

Антон поднял на мужчину взгляд и невольно сглотнул при виде раскрасневшихся губ, которые совсем недавно блестящим кольцом растягивались вокруг его члена.

Блять.

— Сослагательное наклонение тем замечательно, что в жизни его нет. До сдачи смены у тебя полтора часа. Удачи, рядовой Шастун.

После этих слов Арес удалился, оставив Антона в полном одиночестве и такой же по масштабу растерянности.

***Окончательное осознание того, что именно случилось, накрыло Шастуна без предупреждения. Поселилось под рёбрами обжигающим чувством стыда и заставило Антона нервно мерить шагами свою часть этажа, раздумывая, что делать дальше.

Почему ни в школе, ни в универе, ни даже в армии не учат тому, как выбираться из подобных ситуаций? Вот из пожара – ради бога, доказывать никому не нужные теоремы – за милую душу, брать интервью у менеджеров и херачить стартапы с нуля – считай, уже умеешь. Но нигде, сука, в мире нет маленькой двухстраничной брошюрки ?руководство для тех, кому в лучших традициях порнухи отсосало начальство?. А жаль, пригодилась бы.

Ночь незаметно сменилась первыми лучами восходящего солнца, которые легли на стены и землю косыми полосами.

Настало время сдавать дежурство.

Антон уже спускался по лестнице с чётким намерением пожрать, когда здание аэропорта сотряс взрыв. Рация на плече ожила, передавая всем постам о необходимости перехода в боевую готовность, и мимо Антона молнией пронеслись группы солдат, занимая свои позиции.

Внизу уже во всю шла ожесточённая перестрелка, и Антону пришлось добираться до ближайшего бронетранспортёра перебежками, чтобы случайно не схватить пулю.

— Как обстановка? — поинтересовался Антон у стоящего около машины спецназовца, перекрикивая шум.

Мужчина подал товарищам пулемётную ленту, отвечая скороговоркой:

— Суммарно пятьдесят единиц техники, из них двадцать танков и три вертолёта. Шансы есть, ждём подмогу.

— Красиво. А седьмую случайно не видел?

Антон бы не спрашивал, но сослуживцы на связь не выходили, и поблизости их тоже не оказалось.

— Кто командир? — уточнил солдат.

— Попов.

— У взлётки были, — махнул он рукой куда-то в направлении аэродрома.

— Спасибо.

Шастун двинулся в указанном направлении, прикрываясь от свистящих вокруг снарядов, и стал высматривать впереди знакомые фигуры.

Высокого Славу он заметил сразу.

Комиссаренко вздрогнул, когда ему на плечо опустилась рука, а затем расслабился, встречаясь с лучистыми зелёными глазами.

— Мы уж хотели за тобой идти.

— Долго хотели.

Антон огляделся вокруг, пересчитывая товарищей, и нахмурился, не найдя Щербакова.

— А где Лёха?

— Его осколком в ногу ранило, сейчас забинтуют, и вернё...— Шастун!Бог Войны возник буквально из ниоткуда, рванув озадаченного Антона за шиворот.

— Со мной на крышу! Живо!

Ну живо так живо.

Антон нёсся по этажам, совершенно не чувствуя вес снаряжения, и перелетал через несколько ступенек сразу, еле успевая за резвым Поповым. Адреналин стучал в висках, перед глазами проносились многочисленные комнаты, а в груди заполошно колотилось сердце, стараясь накачать кровь на три жизни вперёд.

Служебная дверь распахнулась, выпустив двух спецназовцев наружу. В ещё тёмном небе, прямо над крышей, повис вражеский вертолёт, который лавировал между артиллерийскими минами, выпускаемыми бойцами одной из групп. Задача обороняющихся состояла в том, чтобы сбить врага на подходе и не дать ему приземлиться, но выходило у них не очень: вниз безостановочно падали ракеты, застилая дымом обзор.

Пока Арес опытным взглядом оценивал положение дел и прикидывал, сколько ещё человек прислать на помощь, Антон решил – ни много ни мало – подстрелить вертолёт. Пусть калибр у его винтовки и крупный, вероятность успеха всё равно стремится к нулю: попасть по движущейся мишени уже сложно, а если ещё и с ювелирной точностью, аккурат между лопастями… Но чем чёрт не шутит, правда?

Шастун встал на одно колено, прижимая оружие к плечу, и навёл прицел на несущий винт, готовясь вывести боевую машину из строя.

Однако сделать это ему не удалось.

Снайпер на втором вертолёте, приближающемся к крыше с другой стороны, сработал на опережение и без раздумий выстрелил спецназовцу в спину, спасая союзников от вражеской пули.Фигура в амуниции вздрогнула, покачнулась, а потом раздался грохот падающего тела.

Арес, обернувшийся для того, чтобы сообщить Шастуну о своём решении, удивлённо вскинул брови, никого рядом не обнаружив. И только спустя секунду заминки догадался опустить взгляд вниз.

На земле, хватая ртом воздух и задыхаясь от хлынувшей в лёгкие крови, лежал Антон. Несколько патронов пробили его бронежилет, глубоко войдя в мышцы, а другие сильным импульсом сломали рёбра и скрошили позвоночник, плотно засев в защитном снаряжении.

Даже лучшие хирурги здесь не помогут: с такими увечьями не живут.

Арес присел около Антона, смотря, как по чужому подбородку алой дорожкой бежит пузырящаяся кровь, и с интересом склонил голову набок.

Ему не было жаль.

Боль утраты не грызла Ареса изнутри, не царапала безысходностью горло, рождая беззвучные рыдания. Он один раз уже настрадался и на всю дальнейшую жизнь выработал иммунитет. Забота, любовь, милосердие и прочие моральные идеалы – это не про него. Про него – беспринципность, эгоизм и нечеловеческая жестокость, сжигающая в пепел города и сталкивающая в сражениях целый страны.Война ведь не мир: она никого не щадит.

И не обязана.

Попов вынырнул из раздумий, когда в горле Антона заклокотал булькающий кашель. В последние мгновения жизни Шастун увидел перед собой яркую вспышку, и в помутнённом сознании замелькали картины того, что могло бы быть, поступи он в тот день иначе: авария, улица, странные существа, карусель незнакомых лиц и мест, в которые он никогда не сможет попасть, потому что запачкал руки чужой кровью. Предательство, любовь, дружба, ненависть, изогнутые линии молний и фиолетовый огонь, сплетающиеся вместе в разноцветном фейерверке.

Над Антоном раскинулось небо.

Не такое, как сейчас – подёрнутое пламенными предрассветными оттенками – а чистое, без единого облака – насыщенно-голубое. Оно расстилалось океаном над головой и в то же время находилось в чужих глазах, которые смотрели с теплотой, благодарностью и безграничной любовью.

Это был Попов. Не тот, который отдавал приказы и стрелял на поражение, а кто-то совершенно другой, противоположный ему и смутно, едва уловимо знакомый.

Антон наконец-таки вспомнил, кто именно.

По щеке сама собой скатилась слеза. Зелёные глаза потемнели, становясь блёкло-серыми, и зрачки перестали реагировать на свет, когда сердце Антона ударилось в последний раз, навсегда останавливаясь.Поддавшись иррациональному порыву, Арес стёр прозрачную каплю большим пальцем, превращая её в широкий блестящий след, аккуратно опустил погибшему веки и надвинул на его лицо шлем.

Где-то вверху зашумели лопасти подлетевшего вертолёта, и в спину Богу Войны моментально ударила мощная волна воздуха, разрезаемого тяжёлым металлом. Арес встал, щёлкнув застёжкой на шлеме, и развернулся в сторону противника.

— Сдавайтесь немедленно, или мы откроем огонь! — донеслось из громкоговорителя на ломаном русском. — Повторяю: сдавайтесь, или мы откроем огонь!

— Да-да, конечно, — язвительно фыркнул Арес.

Он поднёс руку ко рту, неторопливо стаскивая зубами перчатку, отбросил кусок ткани в сторону и наставил на вертолёт раскрытую ладонь.

— Ignis.

Маленькая лазурная искра вспыхнула в топливном баке, запуская термохимическую реакцию, и уже через секунду прогремел взрыв, разнёсший грозную машину на запчасти. А Бог Войны даже бровью не повёл, укрытый от кусков арматуры надёжным пламенным барьером.

Пока обломки вертолёта догорали, плавясь от запредельно высоких температур, Арес приблизился к краю крыши. Втянул носом потяжелевший в преддверии скорых сражений воздух и приложил ко лбу ладонь, разглядывая мелькающую вдалеке военную технику.

Его лицо озаряло рассветное солнце, которое, даже спустя столетия, переливалось на горизонте всё таким же кроваво-красным.