Глава 22. Пощечина (1/1)
Благодаря тому, что дом находился в тени деревьев, в нем почти всегда сохранялась прохлада. Это значительно облегчало тяжелые условия удушливого лета?— едва ли не служило настоящим спасением. Лишь с утра?— да и то ненадолго?— солнечные лучи проникали сюда с востока; однако в отличии от горницы, которой не грозило настойчивое вторжение света, комнатка-пристройка нагревалась мгновенно, и духота в ней сохранялась довольно долго. Но даже несмотря на заметно спертый воздух днем, в преддверии ночи во всем доме становилось по-настоящему зябко?— как бывает поздней осенью или ранней весной. Жители Чернолесья любили вечер. После знойного дня вечерняя прохлада?— благодать. Многоголосая птичья трель, далекое эхо собачьего лая, похожие на шепот беседы обывателей, ласкающий шум ветра, глухой колокольный звон. Густеющие в воздухе, устойчивые ароматы хвои и полыни, запах пыли, зноя и земли. Угасающий диск заходящего солнца, почти скрывшись за туманным горизонтом на западе, коснулся золотым отсветом крон деревьев, окрасил неподвижный озерный брег кровавой краской, попрощался с синеющим под орешником ковром сладких медуниц и опустил последние сонные лучи на купола белокаменного храма?— священные очертания его виднелись за холмом. Уютно становилось на душе, покойно. Казалось, не может быть ничего лучше, чем провести очередной тихий вечерок здесь, в Чернолесье, однако во всем?— и даже в этом сказочном месте?— существуют свои подводные камни. Как объяснила Пете Розочка, с наступлением ночи погода меняется с нарочитой быстротою: едва заходит солнце, сумеречная тишь обращается абсурдным для южного края ветреным ненастьем. —?…знаешь, как холодно,?— говорила с чувством Розочка,?— ух!?Порывист, нещаден?ветер?— прямо сносит! Во все щели проникает, да с такой силою, что и почивать иной раз невозможно!.. Посему здесь все такие неспокойные да злые… ни одной души человеческой за весь день не встретишь… —?Почему? —?не понял Петя. —?Днем же спокойно весьма. Чего ж они боятся из дома выходить? —?Да потому что дела хозяйские стараются до наступления темноты завершить?— мало ли! Под удар непогоды угодить кому ж хочется? Ветер, на землю опускаясь, не спрашивает разрешенья?— может и раньше захода солнца застать. Пете стало не по себе?— Розочка полностью подтвердила его опасения, касающиеся сна. Не станет ли он явью? Не предсказало ли сознание ненароком будущее? Конечно, это был только сон, но почему же он тогда так схож с реальностью? Ветер был ?порывист и нещаден?, бесновался за окном и ?проникал во все щели??— все, как Розочка и описала. Впрочем, Петя дал себе слово, что справится со страхами в одиночку мужественно и непоколебимо?— ни одной клеточкой не дрогнет! Ну что маленький, тщедушный домовой может сделать такому великану, с одной стороны? Пустяками заморачивается… …К счастью, Яков Вилимович вернулся вовремя, так что Розочка не успела упрекнуть его в нерасторопности. Он по-прежнему считал, что ей не следовало ввязываться в его проблемы, требовать скорейшего их разрешения и намеренно подгонять к действиям, но?— то ли назло, то ли совсем неумышленно?— исполнил все ее увещевания и сделал даже то, о чем она еще не успела его попросить. Прошение к портному?— передал (в самое ближайшее время тот явится), воды?— принес, провизия, какую смог достать,?— на столе, ужин?— приготовил. В последнее Розочка, конечно, не поверила, но, увидев, что Брюс не врет, долго его допытывала. Толком она, конечно, так ничего и не добилась?— Яков Вилимович был немногословен да парировал искусно. Куда ей раскусить его секреты! —?Да ты,?— подытожила иронично Розочка,?— никак иначе, колдун, Яков Вилимыч!?Когда успел-то? Я б услышала, ежели б ты явится соизволил! Не знаю, радоваться ль мне, аль креститься от тебя? Токмо что ж Петьке за отваром твоим ходила?— не было тебя в горнице! —?Отходил я, вот ты и не заметила. —?Чур меня! чур! —?Варвары Михайловны что-то нет,?— сказал серьезно Яков Вилимович. Розочка присвистнула. —?Известное дело?— в городе задержалась! Быть может, и не придет уж сегодня-то? Похолодает вскоре, вымыться б успеть?— грязные с дороги, аки черти! —?Да, надо бы чертей с себя смыть! —?Все-то тебе хиханьки да хаханьки, ан я ж серьезно… Было решено немедленно заняться всеми нужными для того приготовлениями. Петя еще не знал о купании, столь его стесняющем,?— взрослые разговаривали в горнице. Да и не хотел Яков Вилимович раньше времени беспокоить мальчика; пусть эта весть будет для него неожиданной, ни то разнервничается заранее?— ни к чему это. Петю слегка разморило после настоя, и он не представлял, как теперь поднимется с постели без чьей-либо помощи. Утомленный ожиданием, он все-таки не оставлял попыток встать на ноги самостоятельно, ведь ему так хотелось доказать, что он способен преодолеть слабость! Потерпев же поражение, Петя впервые испытал злость: сначала она возникла на все сразу, затем?— на самого себя. Выплеснуть ее наружу оказалось легко, но бессмысленно?— должного облегчения не последовало. В костлявых кулачках по-прежнему сконцентрировались те отчаяние и боль, с которыми секунду назад он бессознательно ударил подушку. Самым ужасным для Пети стало осознание того, что, как бы он не злился, в какой бы предмет не вонзил свою разъяренность, это никак не помогло бы побороть недомогание. Помог своим приходом Яков Вилимович. Петя тут же расслабился и позабыл обо всех разочарованиях и заботах, нежась в его ласковом взгляде. Завидев мальчика столь необоснованно счастливым, Яков Вилимович сперва даже усомнился в том, что он болеет. Личико его преобразилось: разрумянилось, стало похоже на живое и здоровое. Но?— увы! —?на самом деле Петя просто очень соскучился по Брюсу: по его голосу, теплым прикосновениям, мягкости и спокойствию. Петя скучал по отцу, которым он стал для него за это короткое время их путешествия. —?Твои глаза,?— заметил Яков Вилимович,?— словно звездочки?— так и светятся. Что случилось, доколе меня не было? Отчего лицо твое улыбкой озарилось? Не поделишься со мной своей отрадой? —?Вы пришли,?— сказал смущенно Петя,?— вот мне и хорошо, ваше сиятельство. Яков Вилимович помог ему подняться на ватные, почти невесомые ноги. —?Перед трапезой следует вымыться,?— сказал,?— я тебе помогу. Наступила пауза?— до того звонкая и неспокойная, что едва Петю не оглушила. Лицо его приобрело растерянное, слегка испуганное выражение, созерцать которое было особенно больно после того упоения на нем. Нет, все-таки ставить его перед фактом было не лучшей идеей! —?Как скажете, ваше сиятельство,?— тихо проронил, однако, Петя. Ну, а что, спорить, что ли? Конечно, он смиренно покориться любому наказу их сиятельства, как бы не было тяжело и неудобно. Впрочем, Якову Вилимовичу нравились эти процедуры?еще меньше, чем его ранимому подопечному. Никто не видел то, что видел он. Под мешковатой одеждой разве разглядишь истинную болезненную худобу мальчика?— серую кожу, выпирающие кости и тоненькие члены? И если в предыдущий раз Яков Вилимович был уверен, что у Пети есть время, то сегодня он с ужасом осознал, что еще немного и он может потерять Петю навсегда. Видеть его таким отощалым и иссохшим, каким он становился с шокирующей скоростью, оказалось для их сиятельства слишком болезненным ударом?— изнутри пронизало тошнотою, замешательством и страхом… Как научиться не смотреть на него сквозь преждевременную скорбь? Как касаться маленького, хрупкого тельца, не боясь сделать ему больно? Как внушить ему, затравленному и беззащитному, что он в безопасности? Как передать ему покой, когда у самого сердце трепещет от беспокойства? …Петя знал, что Брюс жалеет его. Знал даже, что купания эти его не столь уж и отягощают, просто против всех разумных умозаключений стыд перед наготою и немощью били мальчика по чести. Сегодня он не скроется в ванной, обхватив себя руками,?— в доме не было ни ванной, ни слуг, которые бы ее принесли и унесли. Все водные церемонии сегодня решили провести на заднем дворе. Баню топить?— поздно, да и незачем. После дневной солнечной пытки сложно представить, какой бы храбрец осмелился еще раз удушиться в бане! Но это была лишь одна из причин, по которой мытье в комфортабельных условиях осуществить не получилось. Дело в том, что баней, как оказалось, давно не пользовались?— она находилась в самом серьезном запустении. Когда здесь в последний раз жили? Судя по запущенности жилища, его давно не касалась рука человеческая… —?Что ж,?— сказал Яков Вилимович,?— завтра мы со всем разберемся, и вскоре сможем купаться в бане. Здорово, правда? —?Да, ваше сиятельство… правда… В такие моменты Петю в последнюю очередь волновали насущные проблемы. В такие моменты ему хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко, скрыться ото всех, забиться в угол и замкнуться в себе. В такие моменты он ненавидел Шварца, проклятье которого отягощает его позором перед Брюсом. Почему он должен делать все это? Разве д —?Что случилось на границе? Розочка демонстративно отвернулась от Якова Вилимовича. После инцидента на заднем дворе она на удивление быстро пришла в себя?— ни следа обиды! Что же снова произошло с ее веселым настроением? Во время трапезы Розочка щебетала без умолку, уплетала за обе щеки наспех состряпанный ужин, отвечала на вопросы, рассказывала о том, что услышала от Варвары Михайловны?— словом, сама любезность и дружелюбие. Стоило же им остаться с Яковом Вилимовичем наедине, как сделалась она хмурой?— шиш тебе, а не разговор, мол! Яков Вилимович не обиделся?— отнюдь! —?ему эта глупая ситуация стала даже забавна. Розочка постоянно чего-то хочет от него, чего-то ждет, сама что-то выдумывает себе?— и обижается. —?Ну хватит тебе,?— не выдержал Яков Вилимович,?— чай, не маленькие?— дуться! Ты Петю смутила, я и… —?Не буду говорить с тобой,?— хмыкнула Розочка,?— отстань. —?Как будто до обид сейчас! —?Ежели б тебе нужно б было, ты б… —?Прости! прости?— искренно прошу! Довольна? Розочка одарила его таким взглядом, точно он неприлично перед ней выругался. —?Нет, не довольна,?— сказала,?— мало мне сего! Ты по-другому извинись?— я, быть может, и скажу. —?Что ж тебе сделать-то еще осталось, ненасытная ты баба? —?Поцелуй меня как тогда, в ночь нашей встречи. Яков Вилимович ухмыльнулся. —?Да как же я тебя целовал? —?А ты вспомни. —?По-другому, значит, ответ из тебя не вытянуть? —?Да, по-другому?— никак. Ты как всегда прав, Яков Вилимыч! —?А ежели не стану я тебя целовать? —?Давно б уж поцеловал?— все слова какие-то говорит! Теперь она смотрела на него молящим взглядом?— таким же, каким он смотрел на нее в ту ночь, когда раскатистые беседы Федора Александровича лились тошнотворно и томительно. В ту несчастную ночь, когда она ослушалась хозяина и позволила сердцу влюбиться?— влюбиться впервые и по-настоящему,?— могла ли рассчитывать она на б Петя не успел глубоко погрузиться в сон; когда услышал шаги в коридоре, с легкостью покинул сладкую пучину полудремы. Сон его действительно был чуток?— он ждал Якова Вилимовича, и ретивое это чувство ожидания в скором времени станет до того для мальчика обыденным, что придется, пожалуй, смириться с одиночеством. Вот только Пете было нелегко вспомнить, почему он ждет Брюса на этот раз, ведь Брюс никуда не уходил. Он держал его за руку, поглаживая по ладони, и рассказывал о участии своем в качестве инженера-фортификатора в строительстве Новодвинской крепости, судоверфей для торгового флота и закладке первого российского корабля. —?…Петр Алексеевич тогда назначил Федора Матвеевича* воеводой Архангельска,?— говорил Яков Вилимович,?— и меня ему в помощь оставил, с тем чтобы следующей навигации осуществить спуск нового корабля, киль которого он заложить изволил самолично. Государь выехал из Архангельска с намерением вернуться в следующем году в мае. К тому сроку планировалось завершить строительство и спустить на воду ?Святого Павла??— тот самый корабль. Оставшись осенью, мы, специалисты, вынуждены были упорно покорпеть, дабы достойно встретить царя в следующем году. —?И что же, ваше сиятельство, вы успели? —?А сам как думаешь? —?Яков Вилимович улыбнулся. Петя смутился, ведь ответ был очевиден: Яков Вилимович не мог не успеть! —?Я никогда не говорил,?— пробормотал Петя нерешительно,?— но вы доверяете мне столь многое, и для меня это такая честь… —?Мне приятно делиться с тобою тем немногим, Петя, лишь бы ты чувствовал себя лучше.?Постарайся уснуть, ладно? Яков Вилимович провел рукой по впалой щеке мальчика, нагнулся к его лицу и поцеловал в лоб. У Пети застучало в висках от счастья и благодарности. Он не представлял, что такое возможно! Что это было? Его переполняло сразу столько чувств, что ни о каком сне теперь не могло идти и речи! Петя часто и бесконтрольно задышал… —?Что с тобою? —?заметил Яков Вилимович. —?Я тебя чем-то напугал невольно? —?О… нет, ваше сиятельство!.. что вы! я… —?Если ночью почувствуешь себя нехорошо, не бойся?— буди меня. —?Да вы что, Яков Вилимович, я не смею!.. —?И слышать не желаю! Спи. И он действительно уснул?— уснул в покое, целиком и полностью вверяясь Якову Вилимовичу, который все время был подле. Однако почему же Петя чувствует, что ждал его? Почему, проснувшись, его вновь не оказалось рядом? Приподнявшись на локте, Петя попытался сменить неудобную позу, да только тело было каким-то неподатливым. Наверное, это все из-за сытного ужина: съел много с горяча, отяжелел тут же с непривычки! Яков Вилимович-то получше Розочки готовил?— Петя каждую ложечку ел с удовольствием. Ну, а метаморфозы эти с организмом?— что ж! —?были уже не столь удивительны.?Петя потихоньку привыкал к тому, что болезнь иногда проявляет себя совершенно спонтанными, неожиданными изменениями. —?Ваше сиятельство?.. —?позвал он шепотом, силясь разглядеть в темноте силуэт учителя. Кто это стоит там, в пороге комнаты? Яков Вилимович разве? Он ведь выше, да и статную фигуру его Петя не мог спутать ни с чьей другой. Незнакомец же был, напротив?— невысок и худ… —?Тихо,?— шепнул человек, приложив палец к губам. Скользящим, змеиным шагом приближался он к кровати, почти бесшумно и зловеще. Насколько мог быстро, Петя пересилил в себе истому и интуитивно отодвинулся к самому изголовью, едва ли не силой вжимаясь в него. Человек все не отступал. Выйдя на свет, лившийся из окна белоснежной лунной дорожкой, граф Шварц ухмыльнулся?— точно так же, как и тогда, на балу. Он ничуть не изменился: все тот же пронзительно-прищуренный взгляд, та же неустрашимость, надменность, власть… И лишь единственное изменение с того вечера бросилось в глаза очередным доказательством могущества?его?— перепачканные кровью руки. Петя, все еще не решившийся сорваться с места (или хотя бы позвать на помощь), натянул одеяло к подбородку и подобрал ноги, словно это как-то защитило бы его от нападения. —?Вы… —?выдавил он едва ли. —?Тихо,?— повторил Шварц,?— не надо криков?— их все равно никто не услышит. Яков Вилимович не придет к тебе вновь. Ведь он просто не может быть с тобою рядом весь день божий. Или ты решил, что он способен на любовь? Бедное, несчастное дитя, ты так запуталось в своих чувствах… —?Яков Вилимович придет! он не оставит меня!.. —?Как жаль,?— продолжал граф,?— что жизнь твоя ничего не стоит: ни здесь, ни где-либо еще. —?Он сочувственно вздохнул. —?Никогда тебе не стать Брюсу ближе, мальчик мой, никогда не стать ему сыном. Ложные надежды питает твой юный разум?— как жаль тебя. Я же говорил, говорил тебе, глупому, предупреждал, что порой неосторожное слово может серьезно навредить. Но ты меня не послушал?— ты все-таки заступился за него ценою жизни собственной. И что же получилось? Что получилось, Петя? Он поплачет над тобою денек-другой картинно, да и забудет о твоем былом существовании. Да и кто еще о нем вспомнить пожелает? Ведь у тебя нет семьи — ты никому не нужен; а уж тем более родовитому графу Брюсу! О чем думает твоя опьяненная его ласками головка? Одинокий умирающий мальчик разве нужен ему? Смирись, или мне придется… сделать кое-что столь ужасное, что вскоре ты и сам будешь молить меня о смерти… Выбор только за тобой. Если бы Петя смог облечь это чувство в верную формулировку, он бы обязательно сказал, что жизнь его на мгновение остановилась. Он впал в обескураживающий, обездвиживающий ступор. И единственное из того, что Петя мог сделать,?— предпринять тщетные попытки восстановить сбившееся дыхание. —?Если вы?— сон,?— сказал он,?не смея дрогнуть голосом, — мне нечего страшиться. Явью обернитесь, предстаньте пред могущественным магом?— предстаньте пред Яковом Вилимовичем. Или вы боитесь, ваше сиятельство, проиграть, сражаясь лицом к лицу с ним? Как бы вы не пытались противостоять его силе, у вас ничего не выйдет, потому что он сильнее вас?— человека, не способного на любовь… Шварц ухмыльнулся. —?Во второй раз,?— сказал,?— ты выбрал смерть. Какие новые издевательские речи рвались с его уст, Петя уже не слышал?— Шварц дал ему пощечину, принялся трепать взбешенно и силою удерживал. Дьявольские глаза его, однако, буравили мальчика во стократ больнее удара. Он дернулся было бежать, да тело вновь не поддалось?— словно одеревенело! Петя вырывался, царапался и даже пытался укусить сильного врага, но тот и не шелохнулся?— ухмылялся только. Несмотря на то, что пытаться победить графа было тщетно и бессмысленно, Петя не сдавался. Пока он жив?— он не сдастся! не сдастся! никогда… Пока есть силы бороться?— будет бороться! будет!.. Утомленный незначительными ударами слабеющего мальчика, Шварц обвил его шею рукой и сдавливал, сдавливал, сдавливал… Пете не хватало воздуха, он вырывался из последних сил. —?Каждую ночь буду тебе являться,?— сказал граф,?— не явью?— что ж! Буду откусывать от тебя по кусочку… Тогда ты узнаешь, кто сильнее… все узнаешь!..