Глава 13. Вторжение (1/1)

Яков Вилимович проснулся раньше Пети,?— возвещая о наступлении нового дня, солнце поднялось над бесконечным морским простором. На первый взгляд, а уж тем более спросонья, действительно могло показаться, что утро только впустило на небосвод ласковое светило и природа очнулась от мрачного ночного сна. На самом же деле утро давно закончилось, большие настенные часы показывали половину двенадцатого. Учитывая все впечатляющие события прошедшего дня и беспокойную ночь, Яков Вилимович ни сколько не удивился, что они с Петей проспали так долго. Время от времени мальчик улыбался?— интересно, что ему снится? Ночью его мучили кошмары: он несознательно прижимался к Брюсу, бормотал что-то невнятное и хрипло кашлял. К счастью, удушья удалось избежать, лихорадки?— тоже. И все-таки будить его раньше времени Яков Вилимович не решился: пусть отдохнет от страшных снов и тяжелой болезни. В один прекрасный момент все может выйти из-под контроля?— вчерашний ?выпад? это наглядно продемонстрировал. Яков Вилимович надеялся как можно скорее довершить нелегкий путь?— довершить до того, как Петя окончательно сойдет с ума. Одному Богу известно, что еще ему может привидится! Шварц вложил в проклятие все свои непревзойденные силы без остатка?— так сильно ему хотелось сразить Брюса в этой неравной борьбе, так сильно хотелось, чтобы он сдался ему… Но Брюс бы и не помыслил сдаться?— ни за что, никогда. Какие бы мучительные препятствия не встали на пути, он был полон решимости продолжить путь?— не ради победы, а ради спасения. О соперничестве Яков Вилимович думал в последнюю очередь?— Шварц бы, вероятно, глубоко оскорбился. Те низменные ценности, что переполняли завистью все его существо, были Брюсу чужды, а триумфальные чувства совершенства и власти над побежденным?— безразличны. Главное для него по-прежнему оставалось избавить мальчика от терзаний и вернуть к жизни… Однако, когда Петя наконец проснулся, нельзя было назвать его неизбежно лишенным жизни. Да, он был неестественно бледен?— его кожа приобрела мертвенно-серые оттенки,?— худ и медлителен; но глаза?— две синие звездочки?— такие же лучезарные и живые. Пете все еще казалось чудноящим, кто изменит мир к лучшему?— преобразует его. Или хотя бы поможет его развитию, сделает какой-то ценный вклад. Теперь никакое проклятье не сразило бы его мечты: Петя благоговейно растил ее внутри себя?— свой собственный плод совершенствования и подражания. Но вскоре его сладкие воображения прервал громоподобный звук, который отдавался бухающими толчками в позвоночнике. Обернувшись к окну, за которым до этого невозможно было отличить одинаково черное небо от неподвижной морской глади, Петя увидел разноцветное сияние. —?Фейерверк, Яков Вилимович! Посмотрите, посмотрите!.. Лицедейство столь великолепное тотчас заворожило мальчика, он даже не извинился за свою несдержанность. Более того, он продолжал восторженные возгласы и наблюдал необыкновенную ?огненную забаву? с замирающим сердцем. Безусловно, ему было чрезвычайно важно, чтоб и Яков не упустил ни одной искры, взлетающей далеко к лунному зениту, поэтому он, не помня себя от радости, выкрикивал: —?Вы видели? Ах! что за диво! О, как полетел! Посмотрите, ваше сиятельство!.. Вы видели? видели?.. Якову Вилимовичу только оставалось разделить с Петей этот знаменательный момент его жизни. Широко раскрытые глаза мальчика наполнялись счастьем с каждым новым грохотом петарды; а хрупкое больное тельце сотрясала дрожь ликования. А ведь это был всего-навсего только фейерверк. До чего ж крепко способна преобразить человека такая мелочь, подумал Яков Вилимович. Также он размышлял о том, какой Петя еще ребенок?— как он трогателен и беззащитен… К сожалению, эти мысли были грубо прерваны стуком в дверь. Кто-то, ей-богу, намеревался сорвать ее с петель, до того сильно стучал! Пришельцем оказался смятенный чем-то слуга: он был бледен, стоял с опущенной головой и виновато переминался с ноги на ногу. —?На одну из распутниц было совершенно нападение,?— смятенно проронил он. —?Розалия. Говорит, знаете вы ея-де. Яков Вилимович изменился в лице. Еще вчера Розочка была цела и невредима, звала его на танцы и смеялась над чванливыми дружками Федора Александровича. В сущности, она была Брюсу абсолютно чужим человеком?— он ничего не знал о ней, ее судьбе и мечтах,?— она лишь однажды скрасила его унылый вечер… Однако Яков Вилимович не смог бы бесстрастно проигнорировать весть о покушении на ее жизнь. —?Как она? —?спросил он вполголоса. —?Крепко ей досталось, государь: худо она. —?Кто осмелился совершить сие злодеяние? —?На его поиски ужо отправлено было… —?Розалия в сознании? —?С Божьей помощью,?— сказал слуга. —?Она просила всенижайше не презрети вам ея низости, посетить ея, грешную, ежели соблаговолите вы да не побрезгуйте, государь. Петю немало встревожил внезапный уход Якова Вилимовича. Во-первых, он ничего ему толком не объяснил?— мало ли, в какую опасную ловушку хотят втянуть его враги? Во-вторых, теперь Петю некому контролировать. Надеясь на здравомыслие и честность мальчика, Яков Вилимович лишь второпях наказал ему не подходить к окну и не пить много воды. А это означало, что пить Пете все-таки не запрещалось? Или Яков Вилимович имел в виду не это? Вполне возможно, что он сказал совсем не то, что хотел?— ведь торопился… Едва сдерживаясь, чтобы не осушить графин до дна, Петя думал о Якове Вилимовиче, который весь день потратил на беседы; однако мог этого и не делать, если бы Петя был ему безразличен. Нет, сделать хотя бы один глоток?— предательство! Чтобы сладострастный графин не мозолил глаза, Петя накрыл его простыней и отошел к окну. Голова у него не кружилась, так что вряд ли он свалился бы в воду. Тем более мальчик никак не мог упустить пленительный калейдоскоп разноцветных вздымающихся в ночное небо искр. И не успел Петя насладиться своим невообразимым счастьем,?— что он здесь, в этой чудесной каюте на настоящем судне наблюдает волшебный фейерверк,?— как снова раздался громкий стук в дверь. У Пети перехватило дыхание. Кто бы это мог быть? Яков Вилимович не стал бы стучать, да и удалился он сравнительно недавно; знакомые, как пить дать, все на празднике, любуются фейерверком; а слуги наверняка знают, что хозяина нет в каюте… —?К-кто там?.. —?спросил Петя, с опаской шагая к двери. —?Тук-тук-тук, соседушка! Петя осторожно приоткрыл дверь, тотчас догадавшись, кому принадлежит голос. На пороге стоял не кто иной, как Федор Александрович. —?Вечор добрый, лапушка! —?Ваше превосходительство… —?Петя поклонился, пропуская визитера в комнату. —?Для меня большая честь приветствовать вас… токмо папенька отлучился… вы, как знать, к нему? Федор Александрович загадочно улыбнулся, и Петя только сейчас заметил, что он прячет руки за спиной. —?Вовсе нет,?— сказал Федор Александрович,?— вторгся я в столь поздний час к тебе, мой юный друг.?У меня для тебя кой-что есть. Глаза у вице-адмирала заблестели, лоб покрылся испариной?— было видно, что он волнуется, вместе с чем и предвкушает реакцию мальчика на уготованный ?презент?. Наконец, не томя ни себя, ни его, Федор Александрович вынул из-за спины самый дорогой сердцу Пете подарок?— небольшую плетеную корзиночку, вдвое меньше той, в которой спала Дымка. Каково же было изумление Пети, когда он увидел любимицу?— живой и здоровой! —?Дымка!.. Петя протянул руке к беглянке. Крепко прижимая мягкое тельце Дымки к груди, он не помнил, сколько ласковых глупостей позволил себе проворковать в присутствии вице-адмирала. Мальчик был на седьмом небе от счастья?— Дымка нашлась! В теплых объятиях хозяина, она громко заурчала, забавно перебирая коготками его одежду. Таким образом Дымка выражала Пете свою любовь и доверие. Она не забыла его, и даже решила успокоить своим фирменным ?массажем?. —?Ваше превосходительство, где вы нашли ее?.. —?Заскреблась, шалунья, в дверь,?— сказал Федор Александрович. —?Гляжу: ан ваша! Давно ль потерялась-то? —?Вчерашнего дня намедни сбежала. Премного благодарен я вам, ваше превосходительство, за честь вами оказанную! Ждали мы трепетно животную нашу?— одному Господу известно, что бы приключилось с нею, ежели б вы не отварили ей двери… Федор Александрович рассмеялся. —?Благодарности твои пусты, дитя. Дымка твоя, стало быть, двери перепутала, аль что? —?Стало быть. —?Изволь узнать тебя о здоровье твоем, сынок. Бремя это тяжкое в столь летах юных хворать сей дрянью… —?Премного благодарен,?— вежливо отвечал Петя,?— болесть моя с каждым днем все более легчает… —?Что ж, нам это токмо на руку, не правда ли?..*** Каюты третьего класса, в которых томили распутниц, находились в дальней части судна, далеко от танцевальной залы, трапезной, кают первого и второго класса?— словом, у черта на куличках. Якову Вилимовичу потребовалось куда больше времени, чем он предполагал, чтобы добраться до ?грязных корабельных недр?. Чем дальше слуга уводил его, чем ниже они спускались и петляли по запутанным коридорам, тем менее неблаговидной становилась обстановка. Уважаемые судари, которыми были полны богатейшие залы для пассажиров первого класса, которые танцевали и играли вечером в карты, которые обычно держались достойно и знали этикет, забыли о приличии. Кто-то вел себя чрезвычайно развязно и грубо, кто-то?— властолюбиво и самоуверенно. Все это, безусловно, выпадало на долю безропотных потаскух, одной из которой являлся Розочка. Тем временем она и помыслить не смела, что ?ненаглядный? посетит ее непристойное обиталище; также как и не помыслила бы, что такой достойнейший человек, как он, покинет сына, чтобы провести время здесь. С ней. Поэтому, когда Яков Вилимович появился на пороге тесной комнатки, где она теснилась с тремя другими девушками,?Розочка так и обомлела от изумления. —?Яков? —?Что случилось? —?произнес он, приблизившись к девушке. —?Как ты? Розочка выпустила капну рыжих волос из напудренного парика, откладывая приготовления к ночи с очередным, еще ей неизвестным, ?покупателем? ее запятнанной чести. Пока Яков Вилимович не вторгся, она и сама ничего не знала о том, что там успело приключится на этом беспокойном судне… —?Твой вид истинно пугает меня, Яков,?— призналась Розочка. —?С тобой-то, свет мой, все в порядке? —?Мне доложили о нападении,?— сказал Брюс. —?Ты, мол, кровью исходишь, с жизнью прощаешься, сказали… —?С жизнью прощаюсь??Кто тебя столь подло обманул, Яшенька? Кто сказал тебе сей вздор, любимый?..*** —?…Вы видели фейерверк, ваше превосходительство? —?Петя сделал полу-кивок головой в сторону мерцающих за окном огней. —?Удивительное представление! Вам не известно, в честь чего устроено торжество? Федор Александрович приблизился к окну, сложил руки за спиной. Урывками возвращаясь к мыслям о разоблачении, Петя не забывал образ вице-адмирала?— мальчик осознавал, что он является главной опасностью. Фактическое влияние на общество, существенная власть над подчиненными и высокий чин. Но главное, пожалуй, его горячее стремление уничтожить ?вредоносных? сирот. Оказавшись наедине с Федором Александровичем?— запальчивым фанатиком, поощряющим убийства, удовлетворяющимся жестокостью,?— Петя не мог чувствовать себя комфортно, даже несмотря на значительное доказательство своей невиновности в виде родословной на запястье. Родословная?— фальшивка. Но разве здесь не только он, Петя, знает об этом? Вице-адмирал не сможет обвинить их с Брюсом во лжи, до тех пор, пока татуировки находятся на их руках?— пока они имеют ударное воздействие. Этими доводами Петя, скорее всего, себя успокаивал… —?Тайна. —?Федор Александрович хохотнул. —?Но ты не отчаивайся?— тебе я могу доверится! Видит Бог, ты?— малый надежный, и никому ничего не расскажешь, ведь правда? Я могу положиться на тебя? —?О да, ваше превосходительство! —?воскликнул Петя. —?Обещаю: я сдержу тайну! Он все еще прижимал Дымку к себе; а та и не выказывала желания спрыгнуть с костлявых ручонок хозяина. С ней Петя чувствовал себя необъяснимо защищенным… —?Попервоначалу дай ответ мне,?— сказал наконец Федор Александрович, после затянувшейся паузы,?— где твой папенька тебя нашел? долго ль знаете вы друг друга? Слова, столь легко слетевшие с уст Федора Александровича, пронзили воздух. Петя не слышал громких хлопков взрывающихся петард?— жизнь разделилась на до и после. —?Прошу прощения,?я не совсем понимаю… —?На глупца ты не похож,?— вице-адмирал не сдержал смешка,?— навроде смышленый на вид-то! Спрашиваю сызнова: когда познакомился ты с ?папенькой?? —?Мы вместе от рождения моего, ваше превосходительство. Ваш вопрос мне не совсем ясен посему… Федор Александрович сощурил глаза, презрительная ухмылка не сходила с его лица. —?Имея эту отметину на руке подложную,?— сказал он, наклоняясь к самому лицу мальчика,?— ты все же не можешь быть покоен?— я догадался? Ты?— лжец. И ?папенька? твой… Снова обернувшись к окну, вице-адмирал самодовольно произнес: —?Теперь ты просто обязан узнать, в честь чего устроен праздник… —?Вы не смеете винить моего отца в столь наглой лжи! —?отчаянно выкрикнул Петя. —?Единственный лжец здесь?— это вы! Петю душил адреналин: сбылось то, чего он так боялся?— они с Брюсом оказались в шаге от гибели. Кто знает, что этот самодовольный, кровожадный ублюдок сделал с ним? какую коварную ловушку подстроил? Где же сейчас Яков Вилимович?.. Невозможно было привести мысли в порядок?— они беспорядочно роились, сбивались, путались… Еще немного и Петя сошел бы с ума, если бы Федор Александрович не приступил к осуществлению своего зловещего плана. —?Ты, как видно, ужо не хочешь узнать, в честь чего торжество. Напрасно! Одначе я все же скажу: торжество сие для тебя. Петя захолонул. —?Ч-что?.. —?Она нам помешает, не думаешь? Схватив Дымку за загривок, Федор Александрович воспользовался озадаченность мальчика и резким движением вырвал ее из его ослабевших ручонок. Петя тотчас же ринулся за любимицей, но не успел и слова вымолвить, как вице-адмирал навсегда разлучил их: беспощадно швырнул Дымку в широко распахнутое окно. —?ДЫМКА! —?истошно завопил Петя. —?НЕТ! ДЫМКА!.. Чуть не бросившись следом в черную, как бездна, морскую пучину, Петя почувствовал на шее загрубелые, толстые пальцы Федора Александровича. —?Хочешь последовать за ней? Он наклонил голову мальчика вниз. Жизнь его висела на волоске?— попробуй он сопротивляться, грозно рычащему о расправе вице-адмиралу, полетел бы вниз с приличной высоты. Петя затаил дыхание, сердце у него едва не разорвалось на мелкие кусочки?— его стук отдавался в голове пульсирующей болью. —?Сие было б слишком просто,?— сказал Федор Александрович, перехватив Петю за шиворот рубахи. Вернув мальчика в комнату, он и отдышаться ему не дал?— не дал оправиться от прыгающих перед глазами белых искорок и беспорядочных соображений, сразив новым неожиданным ударом. Пощечина?— самая пронизывающая, самая оскорбительная, какой Пете никогда ранее не приходилось испытывать,?— обрушилась на него. Он рухнул на колени, сначала не чувствуя боли, однако вскоре адская агония пронизала все лицо. Из носа струилась кровь. Комнату вело то влево, то вправо?— Пете даже сперва почудилось, что это не его голова ?едет?, а судно угодило в свирепствующий шторм… —?Поднимайся!.. —?Федор Александрович нетерпеливо взял его за шкирку и хорошенько встряхнул за грудки. Шатаясь, опираясь на близстоящую мебель, Петя заметил в руке вице-адмирала, не понятно откуда взявшуюся, сыромятную плеть. Или их было две? В глазах у него тошнотворно двоилось… —?Торжество устроено,?— желчно сказал Федор Александрович,?— дабы никто на судне не услышал твоей мольбы о пощаде?— не услышал твоих жалких криков… Затем снова швырнув несчастного на устланные бархатными коврами пол, вице-адмирал осыпал его целой грядой пронизывающих ударов, каждый из которых сопровождался резким, унизительным высказыванием: —?Я покажу тебе, дрянь! Я-то живо отучу тебя лгать! Я покажу тебе твое место!.. Не в силах сопротивляться Петя только и мог, что беспомощно загораживать голову локтями и стонать от боли. Несмотря на одежду, изживающие удары казались ему настолько невыносимыми, как будто его пороли по голому телу. Федор Александрович ненасытно полосовал дрожащего от боли мальчика, не жалея усилий. Он прекрасно осознавал, что Петя долго не протянет?— был слишком слаб и болен. Еще пара взмахов?— и он скоропостижно скончается… Однако разгоряченная плеть потеряла власть над безобразно истерзанным мальчиком?— пытка завершилась. Федор Александрович остановился. Сбитый с толку, пропитанный болью, стыдом и отчаянием, Петя так и не осмелился поднять глаза на мучителя. Он не мог пошевелиться, не мог вздохнуть. Федор Александрович, наверное, решил, что Петя действительно простился с жизнью; или решил ?добить? его иначе?— более изощренным, жестоким способом… Но вице-адмирал по-прежнему бездействовал. Петя поднял глаза?— и не поверил им. То, что он увидел, показалось ему предсмертным видением, миражом… На пороге комнаты стоял Яков Вилимович…