Глава 12. Дурман (1/1)

Весть о случившимся передавалась из уст в уста до того спешно, что под вечер, когда солнце опустилось за горизонт, не было на судне человека, не знающего о злоключениях ?того самого хворого? мальчика. Тем временем, как он пытался согреться в своей каюте, принимая помощь лекарей и поминутно благодаря Якова Вилимовича, обыватели с ног на голову переворачивали грандиозное падение каждый по-своему. Ведь обычно, когда происходят подобные события, сплетники находят тому миллионы причин: кто-то утверждал, что мальчик решил покончить жизнь самоубийством; кто-то предполагал, что на судне прячется убийца, толкнувший его в воду; кто-то был уверен, что он поступил так, чтобы спасти отца от неизбежного заключения?— ведь, если верить толкам, Яков и Петя были совершенно не похожи друг на друга. Экие смелые злословия, однако, оставались безоговорочно секретными. Никто бы не решился предъявить Брюсу столь веского обвинения: наличие родословной на его запястье и запястье мальчика разрешало всяческие сомнения. За клевету никто не возжелал бы оказаться за решеткой. Хотя решетка?— не самое страшное, что могло произойти с лжецом… В общем, было выдвинуто великое множество причудливых гипотез, почему Петя оказался за бортом, но ни одна из них не была правдивой. Никому не пришло в голову, что он упал в обморок. Слишком просто. Видно же, что здесь сокрыта великая тайна, а не чистая случайность. Таких случайностей, дескать, не бывает. Также неправильно было бы не упомянуть о сердобольных женщинах, восхищенных самоотверженностью Якова Вилимовича. Не каждый бы осмелился на такое! Осуждающим его необдуманность мужьям, женщины ставили Брюса в пример: ты, мол, валенок экий, собака грешная, бросился бы за детём в море? По-разному отвечали затравленные мужья, однако ни один ловко вывернутый ответ не удовлетворял очарованных героизмом Якова жен.*** Попытки согреть Петю теплыми одеялами и горячими напитками не обвенчались успехом. Любой другой на его месте уже давно бы запарился, ему же по-прежнему с трудом удавалось говорить без запинок?— все из-за надоедливой дрожи. Шмыгая и чихая, мальчик тер друг о друга ладони, но закоченевшие синие пальцы упрямо не разогревались. О ногах и говорить нечего?— он просто их не чувствовал. А нос и щеки покраснели настолько, что можно было бы подумать, словно он зябнул на морозе без верхней одежды всю ночь (или без одежды вовсе). Обычно Дымка всегда забиралась к Пете на колени, когда чувствовала, что он нуждается в ее тепле, или когда ему просто было нехорошо. Однако ко всем вышеперечисленным огорчениям, мальчик обнаружил, что любимица пропала. До этого мирно сопя в своей излюбленной корзинке, она куда-то бесследно исчезла… —?Она ведь кошка,?— успокаивал его Яков Вилимович,?— найдется. Видимо, спряталась куда-нибудь. —?А ч-что, если она уб-бежала? Здесь б-было так много людей… стало быть, ис-спугалась… да и выбежала… —?С ней ничего не случится?— поверь. Она где-то здесь. Да, лекарей и беспокойных слуг в каюте побывало великое множество. Случайных пассажиров?— также. Каждого отныне манила заветная каюта местной знаменитости, поэтому от присутствия проворных постояльцев едва ли не ломились стены. Впрочем, как только лекарь приказал сейчас же внести ванну и ведра горячей воды для омовения больного, комната быстро опустела. И все же Петя очень беспокоился о Дымке. Куда она могла подеваться? Найдет ли обратную дорогу, если все-таки выбежала? Дымка была дорога Пете не только, как ценный дар его сиятельства, но и потому, что он успел здорово привязаться к ней. Сердце чувствовало в ее существе весомую надобность, однако никакой фактической пользы она не приносила. Разве что душевное успокоение (куда значительнее всякой ?фактической пользы?). Мальчику нравилось слушать ласковое урчание Дымки, нравилось гладить ее по шелковой спинке и просто наблюдать за ней. Он бы и не подумал ранее, что самая обыкновенная кошка станет для него совершенным созданием божьим?— ведь чем дольше Дымка была рядом, тем сильнее возрастала его любовь к ней. Например, если случалось во время игр заработать приличную царапину цепким коготком, Петя не злился на кошечку больше пары секунд. Было в Дымке нечто особенное, что пленило и завораживало. И теперь, когда она исчезла, Петя сильнее всего желал увидеть ее: удостовериться, что с ней все в порядке; успокоить, если ей страшно; согреть не меньшей заботой, чем она согревала его… К слову, Яков Вилимович испытывал не меньшее желание помочь Пете согреться, пока слуги тянут с приготовлениями. Кто знает, в каком часу им доставят эту чертову ванну? Яков Вилимович присел рядом с мальчиком на краю кровати, взял его за бесчувственно холодные руки. —?Никак не согреешься? Впервые за это долгое время безнадежных усилий нормализовать температуру тела, Петя почувствовал тепло?— настоящее тепло. Оно медленно, но верно разливалось внутри, щипало привыкшую к холоду кожу: пальцы неприятно опухли?— кончики порозовели и остро пульсировали. Петя несознательно тянулся ближе к Брюсу?— единственному источнику тепла в этом ледяном заточении. Вскоре он это заметил и позволил мальчику раствориться в греющем объятии: Петя понемногу привыкал к легкой слабости и отсутствию дрожи. Без колдовства здесь явно не обошлось! Как иначе объяснить это волшебное прикосновение, ставшее мальчику спасением? Пете казалось, что еще чуть-чуть и он совсем закоченеет, покуда дождется ?боле плодотворного? средства, назначенного лекарем… Половину им сказанного Петя пропустил мимо ушей. Сейчас он частенько витал где-то глубоко в своих мыслях. Потягивая тогда темными губами кофий, он, наверняка, думал лишь о том, как бы скорее согреться. Поэтому, когда в каюту пожаловали слуги с чугунной ванной и горячими ведрами воды, Петя так и разинул рот от удивления. Это еще что за причуды? Снова для него? ?Да нет,?— уверял себя мальчик,?— мне в таких мыться не должно!? Ванны из такого материала были доступны лишь высшим слоям населения. Да и в самом этом ?бессмысленном? приспособлении для богачей нуждались немногие: большей популярностью по-прежнему пользовались бани. —?Она, как знать, фунтов шестьсот весит,?— усмехнулся Петя. —?Ну, это ты погорячился,?— сказал Яков Вилимович. —?А зачем ее притащили?— можно ли полюбопытствовать? —?Тебе. —?Мне? —?Лекарь наказал. Ты не слышал разве? Отогреться тебе инако никак, вот и постановили неотложно горячую ванну тебе принять. Аль ты наново недовольный? Отнюдь Петя не был ?недовольным?, напротив, его сердце трепетало от благодарности; но сильнее от неудобства. Во-первых, ему придется обнажиться перед Яковом Вилимовичем?— извините, не перед шутом гороховым! Во-вторых, не много ли его персоне участия? Наравне с царской ванна горячей воды, пышные застолья, приемы… А ванна оказалась не такой уж и громадиной, какой на первый взгляд показалась Пете. Взрослый человек сюда бы вряд ли поместился, зато ему пришлась в самый раз. Единственная трудность, с которой он столкнулся, оказалась чересчур горячая вода?— просто обжигающая! Петя, конечно, хотел согреться, но не свариться… —?Закоченевшие члены твои понеже не обыкли,?— сказал Брюс. —?А так?— хороша водичка, не привередничай! Уж куда лучше морской. —?Извините, ваше сиятельство,?— сказал Петя,?— было бы возможно ежели очутиться вновь там, на палубе, ввек б не подошел к фальшборту?— Христом Богом клянусь! —?не подошел бы. Все произошло столь внезапно… Прошу: простите меня… Премного благодарен я вам; одначе чай выразить оную благодарность, что греет мое сердце, мне никакими словами красными не изловчиться… —?Буде же тебе в сотый раз повторяться! Скажи паче: согрелся ль? Петя кивнул, пусть все еще и сидел в скованной позе: колени к подбородку, руки подмышками. Может, он просто стеснялся расслабиться перед учителем? Или ему по-прежнему было перед ним неудобно за все то, что случилось? Невозможно ведь скоро забыть о таком приключении; особенно, когда на тебе лежит это тяжелое бремя за жизнь близкого. Сколько еще раз Яков Вилимович пожертвует собой ради него? Нет уж, не бывать тому! В эту самую минуту Петя поклялся себе, что больше не произойдет из-за него несчастья. Жизнь Брюса слишком ценна?— он не смеет подвергать его опасности. Погибнуть в честь мальчишки, которых здесь вешают одного за другим… —?Ваше сиятельство,?— сказал Петя,?— не сердитесь, ан токмо я все думал о словах Федора Александровича… Могу я вопрос задать: почем сирот требуется истреблять? В чем цель сего постановленья государева? —?Много их,?— ответил Яков,?— намного больше, чем ты можешь себе вообразить. —?Зачем же… казнить? Сурово это! нещадно! —?Да, это воистину нещадно?— вернее не скажешь. Сие такожде требует баснословных трат, Петя. Понеже государь озабочен воинами, строительством флота, формированием армии содержание лишних отроков будет ему в убыль. Способных работать, достигших совершенных лет милуют?— спору нет… —?Зря губит он невинных?— губит свой же народ! Правильно ли сие? —?Здесь?— да. Ты можешь быть с этим несогласен, я могу быть с этим несогласен; только помни, Петя: умен тот, кто в нужное время нем. Выступать против всего мира?— неправильно. Какое бы веское чувство отмщения не переполняло твоего сострадательного сердца, помни: одного тебя будет недостаточно, дабы изменить решение целого государства?— изменить целый мир к лучшему. Здесь изменения происходят своим чередом, и не наша это доля?— правильное пытаться доказать. Петя был согласен с Яковом Вилимовичем: ему ничего не оставалось, как принять мудрые соображения учителя. И все-таки многое оставалось непонятным?— весомая часть фактов пряталась в тени. Факты те Петя измыслил самостоятельно?— на то у него времени хватило,?— и каждая новая беседа с Брюсом о Погосте не оправдывала его ожиданий. Волнуя воду, Петя водил взбухшими пальцами по поверхности, задумчиво рисуя какие-то фигуры. Бессмысленные эти чертежи не имели никакого конкретного довершения, а только помогали ему усвоить новую информацию и сделать из нее новые доводы. И доводы нашлись, сверх ожиданий, скоро. —?Вы говорите так,?— сказал Петя,?— словно во главе страны сей небывалой стоит государь наш?— Петр Алексеевич: строительство флота, походы… Не будущее ли это России, ваше сиятельство? —?Хвала Всевышнему, нет! Я ведь говорил тебе ранее: Погост почти не отличается от нашего с тобою мира. —?Ан таит он в себе загадок великое разнообразие, ваше сиятельство, кои вы обходите молчанием… Яков Вилимович нахмурился. —?Ты знаешь достаточно. На сей раз тон его действительно был строг?— Петя не смел ставить под сомнение честность Якова Вилимовича. Безусловно, он оскорбился?— это неслыханная дерзость! Даже если он, Брюс, и утаивает что-либо, это его личное решение; вольничать Пете не дозволялось ни при каких условиях. Однако очередные горячие покаяния мальчика воздействовали жалостью на сердце Якова Вилимовича. Вполне может быть, что Петя вновь не так выразился, или в силу больного состояния имел склонность к несдержанности, раздражению. Гавкать на него не было никакого смысла, поучать?— также. Само собой, раньше он никогда не позволял себе выражаться столь самоуверенно в присутствии достопочтенного человека. Тем не менее усомниться в его к Якову Вилимовичу уважении было бы несправедливо. —?Язык твой?— враг твой, Петя. —?Брюс покачал головой. —?Не беспокойся?— ты прощен. Любопытство твое чай естественно, помни однако: любопытствуй да не забывайся. —?Слушаюсь, ваше сиятельство… Не хотел я обидеть вас… Петя втянул голову в плечи, надеясь избежать гнева Якова Вилимовича. Он не смотрел на него, боязливым взглядом изучая порозовевшую воду. Яков же Вилимович в свой черед вовсе не собирался наказывать Петю. Выпирающие страшные кости его становились все более выраженными: тело казалось до того хрупким, что мысль о прикосновении-то была страшна, ни то, что болезненные полосования розгой. —?Не бойся,?— сказал Брюс,?— посмотри на меня. Он взял мальчика за подбородок. —?Я виноват… —?пробормотал Петя,?— я болтаю всякий вздор… —?Что ж, посему изволь, дабы не слетело с уст твоих еще какого ?вздору?, помочь тебе обмыться. —?Яков Вилимович, я… —?Возражений не принимаю. Петя понимал, оттягивать этот момент вечно никак нельзя?— вода быстро остывала. К тому же, требуя наполнения, и не получая желаемого, его изможденный желудок уже давно прилип к позвоночнику. Живот втянулся настолько, что с Пети, пожалуй, можно было рисовать человеческий скелет. Ну нет, сейчас его не остановят даже страшные приступы?— мальчик был полон решимости проглотить ужин вместе с тарелкой! Также он не смел отказать Якову?Вилимовичу — это означало вторично оскорбить его. Поэтому мальчику ничего не оставалось, как покориться учителю, и позволить ему вымыть себя. Почему-то Петя был уверен, что сможет справиться и без его помощи?— дело все-таки интимное, он стыдился своей наготы,?— однако без него Петя не мог устоять на костлявых ногах больше полминуты. —?Не падай,?— подбадривал его Яков Вилимович,?— я понимаю, тебе тяжко, но ты обязан помочь мне: держись. Сегодня утром Петя уже видел свое отражение, и ничего хорошего в нем не было. Слабую, больную оболочку до этого злосчастного мгновения скрывали одежды, сейчас Яков Вилимович видит его таким, какой он был?— слабым, больным… Сильнее прочих беспокойств его смущал именно этот факт. На Петю резко нахлынула неудержимая волна: хотелось расплакаться от бессилия и стыда. Все проклятье! Оно заставляет его думать о слабости?— представляться слабым; оно делает его калекой в душе?— делает его больным. А в каком теле может быть здравие, ежели дух сломлен? …Стоит отдать Пете должное, он и впрямь держался молодцом. По крайней мере, до окончания омовений не заработал себе новых шишек. Яков Вилимович либо снова какое-то колдовство применил, либо Петя наконец осознал тщетность злополучных мыслей, и решил больше не вспоминать свое отражение. Куда лучше ему будет представлять себя таким, какой он был дома, в Москве: каким был внешне, а главное?— внутренне. В то время большой популярностью пользовалась пословица: ?Как ни мойся, белее снегу не будешь?. Так вот в случае с Петей с этим вполне стоило поспорить. Теперь, когда его кожа приобрела землистый оттенок, после купания он стал еще бледнее, чем был. Словно последнее это омовение окончательно смыло здоровый румянец… Разумеется, Петя какое-то время был розовым после горячей-то ванны, стать неестественно белым ему довелось позже: когда слуги унесли ванну восвояси и принесли ужин. Петя надеялся увидеть нечто подобное. В моду входили сложные приготовления изысканной пищи: от жареных щучьих щек, крокетов из картофеля и фаршированных оливками жаворонков воображение мальчика было сражено. А закуски какие! —?просоленная красная рыба, солонина, икра… Не терпелось скорее все попробовать. Стоило лишь сесть за стол и выразить его сиятельству глубочайшую благодарность за ?столь роскошный стол?, как Петя, недолго соблюдая приличие, накинулся на еду. Яков Вилимович смеялся над ним. —?Не спеши?— подавишься! Петя что-то промямлил в ответ с набитым ртом, что Якову Вилимовичу так и не удалось разобрать. Говорил он, впрочем, с улыбкой, стало быть, доволен. Яков Вилимович решил не ?проповедовать? Пете этикет?— пусть делает так, как ему удобно: неприлично чавкает, ест не теми вилками и облизывает пальцы… Мальчик заметно преобразился за ужином?— весомый шажок к улучшению. Глаза у него радостно блестели, он хохотал и его рот постоянно был чем-то набит. В общем, его кидало из крайности в крайность: то он не ел вовсе, то без разбору объедался. —?Непременно опробуй десерт,?— сказал Яков Вилимович. —?Места-то ащо осталось? Как ни странно, а места у Пети было хоть отбавляй?— его желудок превратился, как знать, в бездонную дыру! При всем том после десерта?— сочных персиков в меду,?— он ощутил на желудке тяжесть. Персики произвели на мальчика двоякое впечатление?— с одной стороны вкусно, с другой?— чересчур слащаво. Он так и не доел своей порции. —?Я, ваше сиятельство, думал о… о кофейне этой лондонской, о которой вы мне ведали… Вот, думал, бывали вы в ней подчас, шоколад аккурат пробовали?— а экой он на вкус, шоколад этот? —?совершенно не могу представить! Шоколад… он… також сладок, как персики, что ль?.. —?Видишь ли,?— сказал Яков Вилимович,?— ежели я и скажу, ты поймешь неверно. Для того, чтобы сие понять?— нужно опробовать. Однако шоколад?— далеко не сии персики, Петя. —?Как… как пряник, знамо? —?Петя, право, насмешил! Нет, шоколад?— далеко не пряник… Петя изменился в лице: ошеломленно изучал Брюса, которого немало удивила реакция мальчика. Не верит, что ли? Боже милостивый, бедный ребенок ни разу в жизни не пробовал шоколада?— само собой, ему трудно представить, что есть что-то вкуснее пряника и этих переслащенных персиков! Однако пристальный взгляд Пети становился все более опасливым?— в нем крылся страх и подозрение. Подавшись вперед, он неприлично перегнулся через стол, опираясь на локти. —?Ваши глаза… —?сказал шепотом. Брюс не успел выразить замешательства, как Петя схватил нож, отшатнулся и недвижимо замер в стороне. Оборонительная позиция его была, однако, весьма ненадежна: в слабой руке нож дрожал в воздухе, ноги подкашивались. Если бы на месте Якова Вилимовича здесь оказался всамделишный неприятель, Петя бы свалился после первого удара. Брюс встал из-за стола, за чем последовало истерическое предупреждение мальчика: —?Не подходите! не подходите, слышите?! Стойте там, где стоите! —?Петя, что ты… —?Где Яков Вилимович?.. Что вы с ним сделали?.. Нет! Стойте! Не смейте подойти ко мне ближе!.. Ваши глаза горят диавольским огнем!.. Я видел это! видел! Отвечайте?— где Яков Вилимович?! Избави мя, Господи... —?Послушай… —?Я нанесу удар, ежели осмелитесь подойти! Отвечайте!.. Галлюцинации Пети перешли на новый?— тяжелый уровень. На место воображаемых шорохов и несуществующих призраков встали ожидаемые страхи: Петя немало беспокоился о том, что учитель угодит в неприятность, и противник примет его облик. Обманывая, он будет допытывать Петю о намерениях Брюса?— страшнее этого могло быть лишь предательство самого Брюса! Так отголоски безумия, с которыми Петя столкнулся в начале пути, не имели наглядных сложностей по сравнению с тем, что происходило сейчас. Осложнялись ошибочные видение мальчика еще и тем, что Дымка?— как по чьему заговору,?— неожиданно сбежала. Наверняка, полагал Петя, она видела в ?Якове Вилимовиче? изменения; а Петя хорошо знал, что если кошки чувствуют присутствие нечисти, ненадолго задерживаются в энергетически опасном месте. Что же касается соображений Якова Вилимовича, то он, как это бывало обычно, не растерялся: он прекрасно понимал, что происходит, и к чему, стремительно набирая обороты, мчится. Пока Петя бормотал под нос молитвы, избавляющие ?от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста?, и крестил воздух, Яков Вилимович, вместо лишенных смысла вразумлений, думал разубедить мальчика иным способом. Ведь главная хитрость нечистого состоит в попытке убедить жертву в том, что его не существует… Только Петя опередил Якова Вилимовича очередным истошным выкриком: — Докажите, что вы?— это вы!.. Скажите то, что известно лишь мне и Якову Вилимовичу! Нет, стойте там, в указанном месте!.. и не шагу боле! Отвечайте: сколько алтын мне полагается на прикорм за учение в школе?! —?В день по пяти алтын. Петя колебался. —?Нет,?это диавол может знать! Отвечайте: кто оставил на руке Якова Вилимовича шрамы?! —?Хмельницкий. Петя замолчал; но ножа не опустил. В нем сражались вера и неверие?— две половины?— ни больше, ни меньше. Каверзное распутье. Может ли дьявол знать о Хмельницком? С одной стороны может, с другой стороны?— откуда? —?Все, что я скажу, вряд ли вразумит тебя,?— сказал Брюс,?— оттого я не стану опровергать твоих сомнений. —?Так ежели это и вправду вы, почем ваши глаза… красным огнем горят?.. —?Скорее всего, сие действие от сыворотки случилось, оная позволяет под водой дышать. Такое бывает?— опосля пройдет. —?У вас такая имеется? —?Как тогда у меня получилось бы вызволить тебя из моря, Петя? Ты был почитай на дне?— ежели бы я находился столь долго без воздуха, мы утонули бы вместе. У Якова Вилимовича гора свалилась с плеч, когда Петя опустил нож,?— единственное средство защиты (противостоять ?диаволу? без его помощи он вряд ли бы смог). Потому, вверяя себя в полноправную власть судьбы, он (не без опаски) приблизился к Брюсу. —?Дай мне нож?— поранишься, не дай боже. Передавая оружие Якову Вилимовичу, Петя вновь ощутил исходящее от его руки тепло. —?Тебе нужно отдохнуть,?— сказал Брюс. —?День днесь нелегкий выдался. —?Что со мной, ваше сиятельство? Почему я вижу это?.. Остальные тоже могут узреть во взгляде вашем то страшное?.. —?Нет, никто не узрит. Ты ведь особенный?— потому и видишь. Я понимаю твои опасения, это выглядит поистине диковинно. —?Прошу: простите меня… я напрасно сомневался в вас… —?Запомни на будущее: диавол есть воплощение людских пороков. Диавол может быть в тебе, но лишь ты управляешь им. — Значит, его не может быть на самом деле? — Не может. Пойдем, ты устал. Изможденный организм Пети, однако, вовсе не клонило в сон. После пережитого он и не надеялся уснуть этой ночью: адреналин притупил чувство тяжести в желудке и отнял у мальчика приятную сонливость. Имея непреодолимую тягу к сокрушению, совесть Пети вновь потерпела ?травму?. Обрушив на Брюса очередной поток извинений, к которым тот уже давно привык и успешно игнорировал, мальчик, недолго думая, предложил ?измыслить особенное выражение?, о котором будут знать только они. Яков Вилимович похвалил Петю. —?Однако необязательно выражение,?— сказал он мальчику,?— можно обойтись и словом. —?Каким? —?Ан придумай. —?М-м-м… —?Слов великое множество?— и ты затрудняешься выбрать? —?Может, ?Дымка?? —?Будь по-твоему,?— ухмыльнулся Яков Вилимович,?— Дымка так Дымка. —?Думаете, Яков Вилимович, она найдется? —?Найдется-найдется?— не тревожься загодя. Ей, быть может, надоело вне воли тужить? И то верно. Нужно надеется на лучшее. Петя знал, что Дымка любит его, и обязательно найдет к нему дорогу, сколько бы коридоров их не разделяло… Вспоминая безумные события прошедшего дня, Петя охотно согласился с Яковом Вилимовичем?— он утверждал: как день встретишь, мол, так его и проведешь. А ведь с самого утра все не заладилось. Событий было так много, что их можно было разделять на группы: какие-то хотелось вспоминать, какие-то?— повторить; большую же часть, конечно, навсегда стереть из памяти. Петя глубоко вздохнул, его тело потихоньку обмякало. Особенно тяжело справиться со сном стало после того, как Яков Вилимович бархатным своим голосом рассказывал мальчику приключения, какие ему случалось пережить. Отнюдь отяжелевшие веки Пети предательски смыкались не потому, что истории Якова Вилимовича были скучны, просто наступил тот самый момент, когда на смену сильным эмоциям, переживаниям и стрессу, пришло спокойствие — упадок сил. Контролировать себя Петя не мог, поэтому после провалившихся попыток держать глаза открытыми, крепко уснул. Вряд ли с утра Яков Вилимович будет сердиться на мальчика за то, что он не дослушал его рассказа?— он и сам был порядочно изнурен. Заметив, что Петя сладко спит под боком, Брюс последовал его примеру. Кто знает, что ожидает их завтра?