Глава 7. Родословная (1/1)

Стараясь загладить вину перед Яковом Вилимовичем, Петя вздумал-таки впихнуть в себя завтрак. Однако Яков Вилимович не позволил ему ?насильственной трапезы?. Обошлось без неуместной жертвенности. Да и некогда было разлеживаться: подавлять тошноту, головокружение и прочие дурные симптомы?— хозяйка явилась за час до отправления. Довольно пунктуально с ее стороны. В пути, вероятнее всего, их ожидают задержки. Пусть мельтешение за окном помалу редело?— стало видно мостовую, до этого устланную нескончаемым потоком тысяч ног и некоторые пестрые лавчонки,?— а все-таки движение было по-прежнему чрезвычайно оживленным. Как бы здесь не подцепить еще какой недуг, в этой непроглядной толпе! Ведь, куда не глянь, откуда-нибудь на тебя уставится чья-то макушка: лоснящиеся лысины, напудренные парики или нечто засалено грязное, от этого утерявшее свой натуральный чистый оттенок. …Петя же не успел ступить и пары шагов, как потерял равновесие?— едва успел пасть в руки Брюса, который был готов в любой момент помочь мальчику. —?Благодарю, ваше… —?Ты, сын мой, не лопочи понапрасну! Не охотно мне, чтоб ты, ненаглядное мое дитя, еще какой заразы нахваталось из города?— посему в платок дыши. С этими словами он вынул из кармана атласной ткани платок, и протянул его захолонувшему от страха Пете. Всю жизнь величать этого достойнейшего из людей ?вашим сиятельством? да по имени-отчеству, и вдруг?— ?папенькой? (при этом, произносить это слово по отношению к нему совершенно беспрепятственно, без угрызения совести) было неосуществимо для Пети. Он, конечно, все понимал и не хотел идти против наказа учителя, но ему отчего-то казалось, что ?папенька? глубоко оскорбляет Брюса. А вообще, непросто было разобрать в данную минуту, что больше оскорбило бы его: неповиновение или неуважительное это обращение? Поэтому Петя решился: —?Да, п-папенька… Это слово застряло резью в горле и осадком на сердце. Сказав это, Петя не слышал последующего воркования подложного отца. А, между тем, тот говорил много?— из чего большее, разумеется, было для хозяйки, чем для самого Пети. Обращался-то Яков Вилимович как бы к нему?— такими озабоченными выражениями, какие могут адресовать лишь отцы к своим чадам,?— но сказано то было для нее, изогнувшей в удивлении брови с недоуменным выражением лица. Удивительно было и то, что хозяйка так ничего и не сказала, лишь сочувственно вздохнула. Видать, подумала, что Петя иной раз с ума сходит?— ?отца? не признает… …Из размышлений этих он воротился рассеянным, половину сказанного взрослыми пропустил. Петя держал тряпочку наготове и смиренно плелся за Яковом Вилимовичем. Устрашала мысль о том, как удастся ему, едва держащемуся на ногах, преодолеть дорогу?— какими невообразимыми силами? Спускаясь по лестнице, Петя держался самостоятельно, пытался не падать, что давалось ему тяжко. Потому, когда они спустились в харчевню, задержавшись у выхода в набитую людом залу, Петя сумел расслышать: —…дохтур совет дает и приказывает,?— говорил Брюс владетельнице,?— а сам тому неискусен. А лекарь прикладывает и лекарством лечит, и сам научен. —?С таковым понятием солидарна,?— отвечала хозяйка, снова совершая глубокий вздох, надувший ее груди едва ли не до самого подбородка. Петя обратил на них осторожный взгляд, в любую минуту готовый увидеть, как корсет лопнет?— ба-бах! Но ничего такого не произошло. Жалко. —?Отныне все стало ясно,?— продолжала она,?— зачем вы отказались от дохтура. На что он требуется, подчас вы сами?лекарем являетесь? Ого! А Яков Вилимович горазд врать. И его, Петю, принуждает. Что ж, это даже заманчиво, любопытно?— порядки нарушать. Когда еще придется сыграть роль графского сынка? Петька?— граф! умора! Выходя из таверны, лакей принял у Якова Вилимовича плетенку, удивляясь столь немногим пожиткам пассажиров. —?Бережнее с корзинкою,?— предупредил Яков Вилимович,?— в ней наша кошка. Петя округлил глаза. Лакей недоверчиво нахмурил брови: одна всего корзинка, и та?— с кошкой! Ну что за багаж таков? При всем при том из корзинки донеслось протяжное ?мяу?, озадачившее лакея. —?Буду беречь, как зеницу ока, почтеннейший,?— улыбнулся он Брюсу. Если честно, Петя был убежден, что не доведется им прибегать к помощи транспорта, а уж тем более, такого превосходного. У ворот стоял помпезный, сияющий в лучах полуденного солнца дормез, как показалось Пете, не совсем соответствующий сей небогатой таверне. Она могла разве что похвастаться какой телегой да скрипучей кибиткой с тараканами (судя по их наличию в комнате). Вообще непонятно откуда великолепный дормез взялся здесь среди всей этой неоднородной толпы, многообразных скудных лавок и мглистой пыли, опоясывающей периметр так плотно, что сколько бы Петя ни щурился, ему так и не удалось углядеть поблизости и намека на иного вида транспорт. Местность-то не особенно пригодна для сего броского великолепия… В таких дормезах, по обыкновению, отправляются в путь дальний. Если до мастерской кузена хозяйки добираться полчаса времени?— к чему подобная роскошь? Петя такой дормез лишь издалека в оны дни видел, ни то, чтобы воззреть на близком расстоянии. Да еще и стать его пассажиром! —?Дурно сделается,?— сказал Яков Вилимович, когда они устроились на роскошных сидениях внутри дормеза,?— приляжешь худо-бедно. Крови лишаться тебе ныне не должно. Петя кивнул, удобнее устраиваясь на мягком кипенном сидении. Беседы взрослых в одно ухо влетали, из другого?— вылетали. Ни о чем важном они, вроде бы, не говорили. Без их любезных разглагольствований было на чем остановить внимание! Слышал, конечно, Петя, что дормез?— богат и комфортабелен: и с выдвижными столиками, и с сидениями, которые можно выдвинуть в спальное место, обитые самой дорогостоящей тканью. Но что может значить чье-то неточное изложение, по сравнению с тем, что в действительности предстало перед глазами мальчика? Петя выглядывал в окошко из-за занавески, обшитой по кромке золотой бахромкой, когда они тронулись. Правда, вскоре рябь человеческих смазанных образов вскружила мальчику голову, и он вернулся на сидение. Ему было весьма беспокойно из-за тошноты, образовавшейся вследствие тряски. Бархатная белоснежная обивка сидений не заслуживала быть испачканной рвотным фонтаном крови. Комкая в руках отданный Брюсом платок, Петя словно пытался перекинуть свои тревоги на этот кусочек атласа. Больше его мутило, конечно же, из-за боязни осрамиться своей несдержанностью перед хозяйкой и учителем, которому он обещал непременно ?держать себя в руках?… —?Петя,?— сказал Брюс,?— располагайся удобнее. И не давая Пете выбора, приобнял его за плечо, притягивая ближе к себе. Выражение лица Пети стало таковым, точно его испугало нечто жуткое?— черт, быть может, или страшный леший,?— о комфорте его не могло идти и речи. Он сконфузился в неловком полу-объятии… —?У тебя непонятное мне выражение лица,?— снова сказал Яков Вилимович. —?Иль боишься ты чего? Не дурно ль тебе стало? —?Что вы, папенька… —?пропищал Петя. —?Мне подле вас хорошо. Яков Вилимович протянул Пете свободную руку. Он посмотрел на учителя озадаченным взглядом, не совсем соображая, что тот от него хочет. В итоге, в раскрытую его ладонь, Петя опустил платок. Теперь настала очередь Якова Вилимовича уставиться на Петю взглядом нарочито укоряющим?— ты, мол, с ума спятил, что ли, совсем? Жест этот был произведен вовсе ни с целью заполучить смятый платочек… Тогда уж Яков Вилимович самостоятельно заключил руку Пети в своей. Неожиданно, необычно. Для чего предназначен сей жест? Петя уловил в прикосновении нечто тревожное, в улыбке Якова?Вилимовича — тоже. Яков Вилимович что-то скрывает от него? Но?— что? Или Пете снова что-то мерещится? Очевидно ведь, что он тем самым всего-навсего старается его успокоить… К мастерской подъехали нескоро. Нельзя сказать конкретно, в который час они прибыли на место, Петя все бы принял за вечность. По дороге ему так и не стало плохо, благодаря заботе Брюса. Вот от этой самой заботы Пете было не по себе. Кого он прежде касался так же близко? с кем сидел в объятиях? кто держал его за руку, стараясь отвлечь и утешить? кто заказывал для его удобства дормез? кто в конце концов совершал ради него столь опасный путь? Петя испытывал несоразмерную со всеми словами, которые он сберег для уединения, благодарность. И даже эти слова выглядели неубедительно в его голове. Не могли они ?отплатить? Брюсу тем же. Может, Петя ошибался, считая себя?— его интересным экспериментом? Как бы там ни было, а он не смел думать об учителе плохо. Постыдиться бы ему своих сомнений! …Ряд трехэтажных домов, возле подъезда одного из которых остановился их дормез, облицовкой темного камня резко отличался от новейшего Петровского барокко. Эти угрюмого вида дома с окаймленными красным кирпичом окнами, тянулись по обе стороны от проезжей дороги и тротуара, мощенного все тем же камнем, по которому торопливо передвигались человеческие фигуры. Не стоит и упоминать, что все представления этого места, выглядели иначе в Петиных мыслях… Владетельница таверны обронила в короткой перемолвке с Яковом Вилимовичем у парадных дверей здания, что приняла правильное решение?— сопроводить их с сыном до мастерской,?— так как ее кузену сложно угодить из-за его скверного характера. И ее беспокойство было небеспочвенным. Кузен хозяйки в действительности оказался господином недружелюбным: держался строго?— хлебосольства не жди. Высокомерный его взгляд, однако, остро пронизывал, а безмолвие корило?— неволило наполнять тишину какими-то совершенно несвязными речами, на которые мастер реагировал донельзя безэмоционально. Следовала такая же неловкая пауза, затягивающаяся на долгие минуты. Да, быть может, он действительно не отличался словоохотливостью и радушием, зато был виртуозен в своем ремесле. …Скромная его обитель, обособленная длинным черным коридором, представляла собой небольшую комнату?— и характеризовала ее хозяина как нельзя лучше! В потемках этих и свет дневной выглядел унылым. В камине дотлевали остывшие угли. Пара жестких кресел, посредине стол с металлическими приспособлениями, по углам от окон лавки, заставленные разнообразными предметами, начиная исписанным листом пергамента, заканчивая стеклянной колбою. По сравнению с лабораторией Якова Вилимовича, разглядывать здесь Пете ничего не хотелось, любопытствовать над штучками за деревянным шкафом?— тоже. Он поежился от холода. На просьбу кузины разжечь камин, хозяин мастерской отозвался отрицательно. —?Присаживайтесь,?— указывая на сидения, сказал он прибывшим, отворяя шкаф с колбами. —?И ты, Настасья, не стой. Что из себя представляла данная процедура и каких последствий от нее ждать ни Яков, ни Петя не знали. Последний был уверен, что первому все известно?— ни тени сомнения на уверенном его лице. Да и как Яков Вилимович может не знать? —?вздор! Все он знает… Перед тем, как устроиться в кресла с жесткими спинками и железными подлокотниками, Яков Вилимович накрыл Петю своим кафтаном, за чем последовало то же нетвердое ?благодарю, папенька?. К слову, ничего другого он не произносил в конце каждой фразы, адресованной Брюсу,?— сознательно подчеркивал свое значение перед посторонними. Эти его бесконечные ?папеньки? выглядели не очень убедительно. Также могло показаться на первый взгляд, что ребенок, обладающий таким малым словарным запасом, чем-то встревожен. В принципе, боязнь эта?— разоблачения?— спасла его на этот раз. —?Мальчонка, как видно, здорово перепугался,?— заметил угрюмый хозяин, устраиваясь напротив визитеров. Прежде он готовил необходимые инструменты, часть из которых взаправду устрашала воображение Пети… —?Больно не будет. Закутавшись в теплый кафтан, мальчик наблюдал за этим удивительным процессом?— Брюса подвергли татуированию первым. Опять же, судя по его спокойствию, бояться нечего. С другой стороны, как можно терпеть такое со спокойствием? Так называемая ?родословная? татуировалась на запястье, представляла собой ряд трех заглавных букв?— инициалы, для которых перед началом работы глава семейства обязан был выбрать индивидуальный шрифт. Долго с этим Яков Вилимович решил не возиться: в предоставленном мастером каталоге выбрал один из самых примитивных, чтоб не задерживаться. Пока он будет выводить эти вычурные закорючки, Пете лучше не сделается. Перед процедурой мастер обработал выбранный участок спиртом, затем мокнул тоненькую иголочку в чернила и остреньким ее кончиком аккуратно вводил краску под кожу. Ни один раз в процессе работы он удалял излишки чернил салфеткой. —?С севера, стало быть, путь держите? —?осведомился мастер, опуская кончик ткани в сладко ароматизированный раствор?— было нечто в этом аромате приторно-тошнотворное, в тоже время приятное. —?С севера,?— отозвался Яков Вилимович . —?Что ж, ничего,?— и там люди живут. —?Мастер ухмыльнулся, протирая пахучим раствором выведенные буквы на раздраженной процедурой коже Якова Вилимовича. —?На юге таким ходом скоро земель не останется. Ужели на севере Москвы так худо? Петю обдало ледяной волной мурашек. Не ослышался ли он? Москва? Но откуда этому господину известно о Москве? И плутоватый взгляд его брошенный на Брюса чуть было не лишил Петю самообладания. Узнал, никак иначе! —?Поправить сыну здоровье получится лишь в южной ея части,?— ответил Яков Вилимович. —?И даже с родословной не ждите так просто очутиться за границею. Сами знайте, сиротских сторонников великое множество: каждую семью с малолетними подвергают суровой проверке. —?Нам нечего страшиться?— родословная уж есть. —?Не поспешайте, однако, радоваться,?— сказал мастер. —?На юг попадете як, вас и там не оставят в покое. Если чадо вам не родное, родословная исчезнет спустя неделю. —?На что вы намекаете, достопочтенный? —?Кончимте это, господин. Через меня прошло слишком много ?фамилий?; отличать научился уж. —?Заблуждаетесь вы, сударь, да обижайте почем зря! Вся красная от возмущения хозяйка таверны, до этого помалкивающая, встала с места. —?Алексей, что дозволяешь ты себе?! —?Предупреждаю я, Настасья! Втай пусть вы и помогайте сиротинке,?— обращаясь к Брюсу, сказал мастер,?— щедро сердце ваше! Ан токмо всех заступников ведь государь на чисту воду выведет! Жития вам там не будет! —?Житиё нам и не нужно,?— признался Яков Вилимович,?— мы уйдем, как только поправим мальчику здоровье. —?Скрываясь? —?Если потребуется?— да. Яков Вилимович был категоричен; мастер сдался. —?Дело ваше,?— сказал. —?Одначе помните: ?родословная? не вечна. После того, как мастер завершил работу, нанес финальные штрихи на запястье Якова Вилимовича, настала очередь Пети терпеть неприятную эту церемонию. Теперь, когда их разоблачили, когда он узнал горькую правду о своем незавидном положении, чувствовал себя уязвленным и смешанным?— сколь может быть смешан человек, убежденный в честности близкого. То, что сказал господин о Москве?— вот, что было непонятно Пете более всего. Яков Вилимович ведь говорил о некоем Погосте прошлой ночью. Или Пете все это приснилось? Ни сходит ли он с ума, воображая, словно Брюс покинул башню и с Петей в другом мире?.. Во что бы то ни стало, он принял решение сегодня же расспросить его обо всем, что оплетало его страшной этой тайною… …Полагая, что отношение к нему хозяйки и ее кузена после обличения изменится, Петя боялся лишний раз пошевелиться. Однако мастер был обходителен с мальчиком. Чахлым видом разжечь в сердце он мог лишь только сожаление… —?Чем он недужит? —?тихо спросила хозяйка, увлекая Якова Вилимовича в соседнюю комнату, чтобы закрепить бинтом приторного запаха салфетку на его запястье. —?И где вы нашли его? Зачем подвергайте себя опасности ради его спасения? Аль он обладает какими талантами? —?Он дорог мне,?— отвечал Яков Вилимович. —?Пусть бы у него и вовсе не было никаких талантов, я бы не оставил его. Однажды он заступился за меня ценою своей жизни. Он знал наверняка, что за сим наказание?последует?— наказание суровое. —?Вы не заслуживаете эких терзаний… —?не слушая его, сказала хозяйка. —?Как и он,?— отрезал Яков Вилимович. —?Могли бы заиметь собственного отрока, чем бегать с чужим?— вы молоды. —?Право, вы мне льстите! —?Не смейтесь, почтеннейший мой гость,?— сказала хозяйка с самым серьезным видом. —?Дело ведомое?— вам, мужчинам, ничего не стоит взять юную девицу в жены в любых своих летах,?— подчас вам только вздумается. А нам что же? Кто есть женщина в мире? —?Она выдержала паузу. —?Мы?— живые. Такие же сердца, такие же разумы… Она взяла Брюса за руку, опустив на свою грудь, где учащенно билось сердце. —?Слышите?.. В нас тоже есть вожделения, ничуть не хуже вашего… Некоторые несчастные мечтают об одном мгновении всю жизнь, вожделея, грея, страдая по несбывшемуся!.. Они чают о том, чего никогда им не достанется… Несбывшиеся надежды Настасьи навсегда разорвал в клочья кузен, громогласный возглас которого покрыл собой, казалось, все комнаты этажа. Немедленно отреагировав на вызов, Яков Вилимович и хозяйка вернулись в мастерскую. Мастер, смертельно перепуганный, стоял в отдалении. Петя, исторгший наружу свой исключительный завтрак, смотрел на кровяную лужу взглядом полной обескураженности. —?Ваше сиятельство… Оставив перепуганную не меньше мастера хозяйку таверны в дверях комнаты, Яков Вилимович приблизился к Пете. Он здорово перепачкался: жабо в расплывчатых бордовых каплях, кафтан в мелких брызгах, на лицо страшно глянуть?— с губ липко стекает кровь… —?Петя… —?Я… я… этого не хотел, Яков Вилимович!.. Я… —?Тише, тише, голубчик,?— сказал Яков Вилимович, погладив мальчика по щеке. —?Все будет хорошо, не бойся… —?Мало того, самозванец… —?вскричал не своим голосом мастер,?— еще и привел сюда чумного ублюдка!.. Убирайтесь! убирайтесь оба!.. —?Послушайте… —?Вон!.. Не приближайтесь!.. —?Все совсем не так, как вы думаете! Он не болен чумой! Его недуг не заразен! Провалиться бы им на этом месте! Работа почти окончена?— они могли уйти без этой бессмысленной перепалки и оправдательных объяснений. Что ж, Яков Вилимович не мог винить Петю в том, что ему стало плохо; в конце концов, от него это не зависит. Поэтому, ради их благополучного отправления, пришлось приписать мальчику измышленную болезнь: редкая, мол, протекает тяжело. Главное?— абсолютно хроническая, от него точно никто не заразится. Пришлось ведь еще выслушать тираду о ?проклятущем времени, когда любая скотина может завладеть своею жалостью сердцем честного человека?, но на это Брюс никак не отреагировал. Претить ему было невыгодно. Лучше выслушать этот жестокий крик души. Им нужна была эта чертова родословная! —?Когда же вы отчаливаете? —?Невероятным усилием решаясь довести до конца начатое (с опасением, конечно же), мастер вновь приступил к запястью Пети. —?Сегодня было бы лучше всего. —?Но вы опоздали! —?вмешалась хозяйка. —?Последний корабль отплывает через полчаса?— за это время вы не успеете и за городские ворота выехать! Дело?— дрянь! —?Что ж, в таком случае нам следует поспешить…