Глава 18. Переговоры. Часть 3 (1/1)

Каждое его утро начиналось одинаково - в полной темноте той каморки, которую ему отвели, Йахшим-хааз открывал глаза, пытаясь представить, что он вновь дома, на Ал-Хиссе, и сейчас старшая сестра войдёт, чтобы распахнуть тяжёлые гардины и попенять ему за привычку сладко поспать до обеда... но это было не правдой. Как бы не напрягал воображение Хаашим, ему уже с трудом вспоминались родное гнездо, запахи цветущей в саду асхании и заунывные песни пустынного жаркого ветра. Дорогие сердцу воспоминания стремительно выцветали, вытеснялись безжалостной реальностью, в которой не было ничего кроме бесконечного унижения. Оно принимало разнообразные формы, но суть, впрочем, не менялась, усугубляясь тем, что мужчина сознательно истязал себя мыслями о собственной никчёмности и бесполезности для оставшейся в безраздельной космической глубине родины. Да и что может сделать он, раб, взятый в плен в одном из приграничных боёв, покалеченный, лелеющий остатки гордости и чести... только ждать, когда смерть благосклонно не взглянет в его сторону.Хаашим никогда раньше не задумывался о смерти, не заглядывал в бездонную глубину вентиляционных шахт, зная, что когда-нибудь соберётся с силами и шагнёт в эту пропасть. Его жизнь была вполне размеренной и привычной для третьего сына схей-фьял не самого уж и богатого Гнезда Шеахасс. У него было будущее, в котором он видел себя хсонгом, командующим пятью сотнями лучших воинов-хсаши. И не считал это пустыми мечтами не в меру амбициозного юнца. Ему исполнилось тридцать циклов, когда он принял из рук самого старейшины Гнезда богато украшенный ятаган, чья перевитая ремешками рукоять хранила память о прикосновениях многих поколений третьих сыновей эль Шеахасс, а долгожданное и заслуженное звание хсонга обязало его нести тяжёлую и опасную службу по охране границ Триумвирата. Его служение было сопряжено со смертью, но почему-то Хаашим никогда не думал, что доведётся встретить её вот так, с рабским ошейником на шее.Как долго он жалел, что не погиб в том бою, когда неизвестные корабли, появившись внезапно, не обрушили на его эскадру ураганный и беспощадный огонь. Они действовали слаженно и умело, будто предвидя все его действия и команды Хаашима опаздывали, в результате чего гибли многие хсаши, доверившие ему свои жизни. Их невесты никогда не дождутся наречённых, матери ослепнут от пролитых слёз и всё потому, что он, Йахшим-хааз эль Шеахасс был не слишком умелым и удачливым командиром. И когда, наконец, разрушительная волна достигла его эсминца, он принял абордажную команду противника, как и положено хсонгу, в первых рядах обороняющихся.Доспехи нападающих были странного, непривычного вида: непроницаемо чёрные, словно стеклянные, они имели обтекаемую форму и лезвия ятаганов безобидно соскальзывали по ним, не находя щелей и стыков. Однако единственное, что хорошо запомнилось Хаашиму перед тем, как вибро-клинок врага располосовал ему бедро, - это изображение самой обычной кошки, золотистым силуэтом украшавшей собою шлемы, нагрудники и даже гарды мечей атаковавших. До сих пор в кошмарных снах он видел этот тонкий, сверкающий абрис, и просыпался с криком, в холодном поту и с противной, тупой болью, пронизывающей искалеченную ногу.Тот бой лишил его не только надежды на продвижение по службе, здорового, крепкого тела, но и самой свободы, заставив расплачиваться за свои ошибки постыдным унижением. Теперь он не имел права называть себя хсонгом, военачальником гордого народа хсаши. Отныне Йахшим-хааз - всего лишь лакей на службе у врага, оказавшегося умнее и сильнее в битве. У него отобрали ятаган, наследие предков, замкнули на шее металлическое широкое кольцо, и первый встречный на Аглоре мог узнать имя его хозяина просто просканировав электронный чип, встроенный в ошейник. После нескольких попыток произнести его имя, люди отобрали даже это, взамен оставив лишь кличку, которая наилучшим образом подходила теперь ему и была удобной для произношения: Хаашим. Имя раба.Горечь этого имени была на языке, в глотке, в самых его внутренностях, когда, стремясь поглумиться над ним, люди заставляли его повторять снова и снова, "чтобы лучше запомнить" - Хаашим.Несколько месяцев его и других пленников, которым не повезло выжить, держали в лазарете станции, внимательно наблюдая, изучая и анализируя те сведения, которые вольно или невольно могли получить от угрюмых заключённых, не настроенных общаться с врагом. Чтобы они не причинили вреда персоналу лазарета, Хаашима и других хсаши привязывали к койкам крепкими ремнями. Йахшим-хааз уже знал, что враг - хрупкое существо, куда слабее хсаши и тем загадочнее становилась та необузданная ярость и дикая сила, с какой воины в чёрных доспехах прорубали себе путь сквозь строй хафесов, держащих отчаянную оборону.Из пяти сотен захваченных в плен, в итоге, выжила лишь половина, остальные умерли от ран, нанесённых неведомым оружием и как же Хаашим завидовал им! Потому что вскоре после того, как он смог вставать, чтобы под присмотром охраны самостоятельно дойти до уборной, в его палату пришёл невысокий человечек в чёрной униформе с фигурой кошки на плече, и вывернул мозги Хаашима наизнанку. Ничего страшнее и мучительнее он ещё не испытывал! Чужая воля, ощутимая, словно ледяные пальцы, листающие страницы его воспоминаний, вторгалась в разум снова и снова, доводя до безумия.А безжалостное чудовище, разрывающее сознание беззащитной жертвы на части, лишь улыбалось тонкими, бледными губами и всё время задавало вопросы, смысла которых хсаши не понимал, однако образы, рождающиеся в его голове, словно бы подчинялись человеку и хсонг послушно вспоминал о том, где именно находится форт Ияхмат, с которого стартовала эскадра Йахшим-хааза уже, казалось, целую бесконечность назад, какое вооружение составляет его оборону, сколько кораблей и какого класса может противопоставить вторжению...Он не хотел вспоминать. Пытался бороться, сохранить хоть что-то, за что мог сражаться, но в результате получал лишь новую порцию невыносимой боли. От постоянных стрессов его раны плохо заживали, воспаляясь и вновь ставя его на грань, за которой осуждающе смотрели те, кого Хаашим невольно предал. В кровавом тумане спасительного забытья их мёртвые лица становились едва различимы, но только не голоса. От него постоянно что-то требовали, спрашивали, умоляли и грозили... Изнасилованный рассудок с трудом отличал видения от реальности, сны от яви, так что Хаашим вряд ли мог сказать, что именно происходило с ним всё это время, но однажды очнувшись, он с лёгкой отстранённостью осознал, что вполне способен понимать людей, обращающихся к нему. Наверное, во время телепатических пыток, для собственного удобства, люди вложили в голову пленника знания о своём языке. Странно, но он даже не удивился этому факту. Должно быть от того, что был слишком измучен и жаждал лишь избавления от страданий.И оно пришло в образе высокой и стройной женщины с жемчужно-белой, мягкой кожей, так констатировавшей с бронзовым загаром самого Хаашима. У его избавительницы были длинные и мягкие светлые волосы какого-то удивительно нежного золотистого оттенка и умные серые глаза под веером тёмных ресниц. Большего тогда он разглядеть не смог, потому что стерильный белоснежный свет операционной, где проводили его допросы, резал глаза, выжигая, впиваясь в мозг белыми крючьями боли, а по щекам текли постыдные горячие слёзы.Прохладные пальцы коснулись его пылающей кожи, мягко очертили линию скул, проследили за узором чешуек-хэле... и покинули. Такая невесомая, но невозможно нежная ласка к нему, жалкому, раздавленному, распятому на операционном столе, словно лягушка, готовая к препарированию...- Потерпи ещё немного, - эти слова, сказанные чистым, хрустальным голосом, были единственным утешением, что мужчина был согласен принять.В памяти вновь возникло лицо смешливой девчонки-невесты, оставшейся дома. Их брачный союз был заключён три года назад, когда самому Хаашиму исполнилось двадцать девять циклов, а милой, славной Хайат - пятнадцать. Семьи очень тщательно готовились к этому событию, взвешивали каждый пункт брачного договора, по целому месяцу обсуждая условия... Гнездо Захрен было богаче и древнее Гнезда Шеахасс, но они медленно вырождались, предпочитая заключать браки внутри семьи и только после того, как сразу три кладки старших женщин почернели, повествуя о гибели младенцев, старейшина Фархас решился на вливание "новой крови". Почему выбор пал именно на Йахшим-хааза? Счастливый случай? Роковая ошибка?Он любил свою наречённую невесту, согласен был ждать, пока она не войдёт в пору зрелости, тайком дарил подарки и целовал украдкой, держа прямо на руках, а она трогательно краснела, обвивая тоненькими ручками его шею.Всего этого уже никогда не будет. Ни звонкого смеха Хайат, ни брачной ночи, которую они с нетерпением ждали, а их детёныши никогда не будут бегать по нагретым солнечным теплом плитам внутреннего дворика их собственного гнезда.Кто теперь обнимает её, сажает на колени и заплетает длинные, чёрные волосы в тонкие косички, украшая цветными бусинами? Кому она подарит свою любовь? Наверное, это будет брат Хасим, или Фарух?..Хаашим вдруг понял, что всё ещё способен чувствовать боль. Она отозвалась в его изломанном теле огненной волной, дрожью в непослушных ногах. И в какой-то момент он с неотвратимостью осознал - всё, что произошло с ним - навсегда. Никогда не исправить и даже если каким-то чудом ему удастся вернуться на Ал-Хиссу, всё, что его ждёт там - неизбывный позор. Хсаши не простят такого, как он, проигравшего в битве, позволившего захватить себя в плен... такой мужчина не достоин звания хафеса. Его участь по возвращении - позорный столб на площади и ежедневные насмешки.Хаашим застонал от отчаяния, с трудом разлепив спекшиеся губы. Точнее, захрипел. Надсаженное в крике горло отказывалось служить, но даже этот тихий звук привлёк внимание той, что недавно с такой лаской гладила его лицо, изуродованное шрамом, тянущимся от левого виска к уголку глаза, отчего опухшее веко не позволяло широко распахнуть левый глаз. Что ж, уродством больше или меньше - какая теперь разница? Однако женщина так не считала. Она спросила у невидимого палача, до её прихода истязавшего Хаашима:- Чего вы добиваетесь, мастер Танас? Разве не достаточно того, что вы перевернули всю его память, выискивая нужные сведения? Или вам настолько нравится мучить беспомощного пленника?- Мне жаль, мистресс Хельга, но таков приказ Матери. - Монстр в чёрной униформе в притворном сожалении склонил голову. Вот только голос его звучал непривычно - не требовательно и угрожающе, как привык слышать хсаши, но заискивающе и даже подобострастно."Хелгхаа", - повторил про себя Хаашим незнакомое имя. "Хелгхаа".- Вы хотите сказать, что Мать пожелала свести этого беднягу в могилу лишь потому, что он принадлежит другой расе? Взгляните, он умирает, почему вы продолжаете потворствовать собственным прихотям, да ещё и прикрываясь именем Матриарха?- Мистресс... со всем уважением, но вы ошибаетесь. Этот "бедняга" - командир целой эскадры, насчитывающей не менее десятка кораблей, которые по нашей классификации считаются не ниже уровня "Агат"! Он - военный офицер ещё не изученного нами вида, посему в мои задачи входит извлечение из его мозга сведений касаемо вооружённой мощи его державы, буде таковая посмеет угрожать Аглору. Как видите, я всего лишь радею за безопасность нашего Дома.- Всем на Аглоре известны ваши садистские методы, Танас! Не далее как позавчера вы замучили до смерти двух других пленников, один из которых перед кончиной превратился в слюнявого идиота. Вы считаете себя вправе распоряжаться трофеями Дома?- Н-нет.- В таком случае я лично прослежу, чтобы ваши "пациенты" перешли к более нравственным и гуманным коллегам.- Вы не имеете права, мистресс, вмешиваться в военное ведомство Аглора! - Сделал последнюю и неубедительную попытку возмутиться телепат. - Благодаря знаниям этого хсаши мы можем с большей эффективностью противостоять атакам из космоса...- Пока что именно наши силы атаковали их флот, не так ли, мастер?- Приказ Матери и Долг защиты.- Всего лишь отговорки, и мы это знаем. Нашим военным не хватает практики, - так вы говорите. И это, разумеется, весомый аргумент для подобных пиратских рейдов! На своём пути Аглор, точно живое существо, пожирает целые миры и бессчетное количество жизней!- Вынесете этот вопрос на рассмотрение Совета Дома. - Окончательно сник одарённый. Он прекрасно осознавал, что его положение в обществе не идёт ни в какое сравнение с той, что занимает вторую ступень у трона Матери.- О, всенепременно! - Хельга ещё раз с сожалением провела ладонью по пылающей коже пленника. Температура, высокая даже для человека, для хсаши была признаком предсмертной агонии. - А пока я хочу, чтобы этого хсаши перевели в мои чертоги.Вот таким образом Хаашим стал вещью женщины по имени Хельга Гэлли.Она оказалась весьма сведуща в медицине, потом он узнает, что выжил лишь благодаря её стараниям и неустанной заботе. Ему следовало бы задуматься, почему столь блистательная и уважаемая эсса оказывает ему, ничтожному из хсаши, столько внимания, лично присутствуя на всех перевязках, меняя холодные компрессы, сбивающие губительную лихорадку... но тогда Хаашим был способен только на одно-единственное чувство - всепоглощающую ненависть. Он ненавидел себя, Аглор и эту женщину, которая упрямо не подпускала к нему смерть. Пытался объяснить ей, коверкая незнакомые слова, отталкивал заботливые руки, отказывался от еды... Хельга обращала на эти попытки внимания не больше, чем на капризы больного ребёнка. Терпеливо сносила все гневные упрёки, смоченной в холодной воде тряпицей протирала его лицо от выступающего пота и слёз, текущих из уголка левого глаза, повреждённого шрамом, вливала в него питательный бульон, заставляя чувствовать смущающий стыд. Всегда была рядом, когда он приходил в себя, измученный жаждой и ломотой во всём теле, утешала, шептала что-то успокаивающее... и его ненависть начала уходить, оставляя после себя тянущую пустоту, не заполненную другими чувствами.Хаашим, бывший хсонг Йахшим-хааз, с пропастью вместо сердца, с ледяной пустыней взамен эмоций. Жалкий раб, родившийся в новом мире для того, чтобы служить своей госпоже. Так он решил, когда болезнь отступила и он вновь мог ходить, пусть и не достаточно ровно.Он не был благодарен или преисполнен уважения к Хельге. Просто достаточно умён для того, чтобы не вызывать недовольства новых господ. Раз уж ему так не посчастливилось остаться в живых, нужно использовать любую возможность, чтобы отомстить. Найти для себя новую цель и отдаться ей всеми помыслами и желаниями - Хаашим справился с этим вполне. Его безумие затаилось в самом тёмном уголке души, нашёптывая каждую ночь заманчивые посулы и награждая видениями, от которых он просыпался в холодном поту и долго не мог сомкнуть глаз.Ему пришлось заново учиться многим вещам, в том числе и терпению и науку эту Хаашим постиг в совершенстве. Отныне его практически невозможно было вывести из себя, и внешне он оставался невозмутимым, позволяя себе вспышки ярости и гнева только тогда, когда был уверен, что его никто не увидит. Прислуживая мистресс Хельге за столом, он не раз и не два встречал насмешливые взгляды её гостей, наслаждающихся своей властью над ним, хотя Хаашим физически был сильнее любого из них. К числу тех, кто пренебрежительно относился к "трофеям", относилась и сестра госпожи - мистресс Гретта Гэлли. Эта вздорная особа, казалось, задалась целью отыскать слабые места в ледяной броне Хаашима и являлась, как ему казалось, исключительно ради того, чтобы лишний раз унизить его....Хаашим составил с подноса на стол две чашечки тончайшего, изысканного фарфора, наполненные ароматным кофе с такой осторожностью, что тёмная жидкость даже не качнулась. Следом с лёгким звоном на специальную подставку хсаши водрузил молочник, а вазочка со сладостями заняла своё место на кружевной салфетке, после чего бывший хсонг выпрямился, ожидая новых приказаний, из-под прикрытых ресниц разглядывая "кошачью элиту". Женщины, которым он прислуживал в этот вечер, были разными настолько, что никому и в голову не пришла бы мысль об их близком родстве! Мистресс Хельга, изящная, благородная и воспитанная, как нельзя лучше подходила к понятиям хсаши о настоящей эссе. Она была безукоризненно вежлива со всеми, и даже если собеседник не вызывал у неё восторга, эта женщина никогда не подала бы вида, предпочитая видеть достоинства, а не заострять внимания на недостатках. Видимо, именно поэтому она всё ещё терпела подле себя такого строптивого грубияна, как Хаашим. Светлые, словно выгоревшие на солнце волосы её струились по плечам и спине мягкой волной, от которой исходил невыносимо притягательный запах каких-то трав. Он был неуловимым, заставляя Хаашима раз за разом делать глубокие вдохи в надежде вновь ощутить его и насладиться ускользающим ароматом. Красота этой женщины была подобна морозному рассвету ранней весной, когда на листьях асхении в саду ещё можно увидеть хрупкий налёт инея, мгновенно тающий от дыхания. Так и Хельга казалась изнеженной и капризной, что никак не вязалось с воспоминаниями Хаашима о той тяжёлой работе, что она добровольно взвалила на себя, когда ухаживала за ним, беспомощным и жалким. Её тонкие, ухоженные пальцы были покрыты выцветающими пятнами от чернил, а вот здесь, ревниво подметил мужчина, на жемчужно-белой коже появилось новое, - должно быть, мистресс встала ещё до рассвета, чтобы работать в своих архивах.О Гретте Гэлли никогда не сказали бы - прилежная, усидчивая, послушная. Огненная копна пышных волос топорщилась задорными кудряшками в тщательно созданном художественном беспорядке, однако Хаашим прекрасно видел, как бережно залачены все эти "случайные" прядки, как тончайшая золотистая пудра заставляет волосы мистресс искриться, привлекая завистливые взгляды прочих женщин и алчные - мужчин. Кому на Аглоре не хотелось хоть раз запустить жадную руку в эти локоны, сжать в горсти упругую гущу, заставляя их обладательницу запрокидывать голову, открываясь для поцелуя... Хаашим ненавидел её сильнее всех. Эта непоседливая, вертлявая особа любила наносить визиты Хельге, и, прикрываясь своим высоким положением, изводить и унижать хсаши, жадно выискивая на его лице следы боли или гнева. Словно огонь, постоянно меняющий свою форму, Гретта не могла долго сидеть на месте спокойно, в ней кипела жажда деятельности, время от времени прорываясь язвительными вспышками и комментариями, за что и получила прозвище главной занозы Аглора: медноволосой фурии непостижимым образом удавалось засунуть свой конопатый носик в каждую щель и только высокое происхождение до сих пор хранило её от мстительных недоброжелателей и если Хельгу Хаашим невольно мог сравнить со спокойной, ровной рекой, то ручеёк Гретты изобиловал опасными омутами и внезапными порогами, коварными стремнинами и перекатами.Словно почувствовав нарастающий в нём глухой гнев, Хельга коснулась опущенной руки Хаашима в благодарном жесте. Она всегда говорила ему тёплые слова признательности, когда поздней ночью он навещал её в архивах в компании подноса с кофейником и ещё тёплыми булочками с корицей. Хаашим неизменно отвечал, что забота о её здоровье и благополучии входит в его обязанности личного фамильяра, и с каким-то болезненным наслаждением отмечал, как меркнет при этих словах её улыбка. Так, словно он причинил ей боль, мимолётную, но ощутимую.Тонкие пальцы скользнули по его запястью, невольно пригладив старые шрамы. Подавив в себе странную дрожь, Хаашим с ненавистью уставился на Гретту, сделавшую глоток кофе и небрежно заметившую:- Не понимаю, почему этим хсаши не полагается намордник?Острый взгляд серых глаз впился в лицо Хаашима. Он ощущал это злорадное внимание, словно сотню ледяных снежинок, впивающихся в кожу.Хельга нахмурила светлые брови:- Пока ты в моём доме, Гретта, будь добра, соблюдай правила приличия.- Перед кем? - С готовностью ухватилась за возможность поспорить сварливая сестра. - Я, разумеется, не против того, чтобы этих животных использовали там, где нужна грубая рабочая сила. Например, в доках или промышленных цехах, но впервые вижу, чтобы кто-то отважился взять одну из ящериц в дом! Посмотри на него! Ему же не хватает только цепи и намордника, ведь ошейник у него уже есть...- Хаашим! - Перебила Хельга и Гретта в немом изумлении уставилась на старшую сестру, известную своими безупречными манерами. Та же, смягчив резкий тон, предназначавшийся сестре, с улыбкой, добавила: - Можешь идти. Если что-то понадобится, я дам знать.Хсаши коротко поклонился. Его спина была даже не прямой - деревянной. Он только надеялся, что не будет выглядеть смешным, когда поковыляет прочь, с каким-то страхом вслушиваясь в тишину за спиной, и боясь расслышать язвительный смешок.Гретта была права - соплеменников Хаашима использовали на тяжёлых работах, где они один за другим погибали от несчастных случаев или просто от истощения. То, что он до сих пор оставался в живых и ещё ничего не сделал, чтобы помочь им вселяло в его сердце скорбь и стыд.Когда за слугой закрылась дверь, Хельга осуждающе произнесла:- Тебе не стоит так отзываться о нём. Хаашим - не животное.- Неужели ты всерьёз считаешь его и ему подобных за людей? - Удивлённо рассмеялась Гретта. - Эти дикари с их чудовищными и средневековыми понятиями о чести и достоинстве не годятся ни для чего, кроме как для опасной работы. Или, быть может, ты думаешь сделать из него раба другого толка?- О чём ты?Гретта глумливо улыбнулась:- Я слышала, что наш брат, разыскивая материал для своих дворцов наслаждений, подобно тебе подобрал в промышленном секторе двух юношей-хсаши и знаешь, оказалось, что спрос на их услуги превысил предложение.- Отвратительно, - передёрнула плечами Хельга. - Северин не слишком разборчив в средствах, но чего ещё можно ожидать от мужчины?Женщина взяла с блюдца пирожное. Нежный крем просто таял во рту.- Мать смотрит свысока на его попытки отказаться от опеки Семьи. Она считает, что нет особой власти в том, чтобы владеть целой палубой, набитой борделями и казино.- А ты, сестра? - Гретта, жадная до слухов и сплетен, выжидательно уставилась на Хельгу.- Вряд ли я когда-нибудь окажусь в его маленьком царстве.- После смерти мужа ты стала такой скучной, - недовольно протянула Гретта. - Прошло уже пять лет и не только я, все остальные считают, что пора бы тебе положить конец этому затянувшемуся трауру и снова объявить о том, что готова принимать ухаживания.- Я тронута заботой Матери, но сестра... не думаю, что ещё хоть раз выйду замуж.Рыжеволосая красавица фыркнула:- Никто и не говорит о браке, Хельга! Зарывшись в свои бумаги и архивы, ты потеряла связь с реальностью и становишься скучной провинциалкой! Видит Прародительница - одиночество не идёт на пользу женщине. Если так не хочешь воспользоваться помощью Северина, почему бы не взять в оборот этого твоего хсаши? Разумеется, если у него нет других увечий кроме перекошенной мор... лица.- Гретта, откуда такая настойчивость?- Мать интересуется, - отбросив, наконец, маску заботливой сестры, буркнула непоседа и Хельга понятливо кивнула. Конечно, в глазах Матери, подарившей жизнь пятерым детям, она, Хельга, кажется ущербной, белой вороной в стае, кривым сучком на древе рода, потому что не смогла выносить и родить Эрику даже одного ребёнка. О, нет, никто бы не сказал, что они с мужем не старались, но после трёх выкидышей её здоровье пошатнулось, а потом Эрик погиб на рейде.Тяжело вздохнув, женщина сделала последний глоток кофе, отставив чашечку и попытавшись побороть недостойную зависть. У Гретты было шестеро детей, из которых только двое родились мальчиками. Неприятность, по мнению Матери, считавшей мужчин бесполезными, способными лишь выполнять ту работу, до которой женщине не пристало снисходить. Но, сказать по правде, Хельга была бы рада и такому варианту. А несколько месяцев назад сестра в шестой раз благополучно стала бабушкой, несмотря на то, что по-прежнему выглядела на тридцать. Разумеется, они ведь принадлежали к Дому Туманной Кошки, у них было природное долголетие и крио-технологии, позволявшие жить практически вечно, однако если остальных подобная жизнь, растянутая во времени, устраивала, Хельга предпочла бы короткую, но насыщенную, в которой была бы окружена не фальшивой, но настоящей любовью. Все на Аглоре знали: её брак с Эриком – всего лишь дань династической традиции, одобренный самой Матерью, просчитавшей и тщательно взвесившей родословную супруга. И это было в порядке вещей. Нередко случалось так, что брак, заключённый по расчёту, оставался крепким и счастливым долгие, долгие годы, а дети должны были стать достойными родоначальниками новых Домов… Если бы Эрик действительно хотел этого. Он приходил в её спальню только в благоприятные для зачатия дни, предпочитая всё остальное время проводить среди сослуживцев-офицеров. Когда ему сообщали о том, что жена не смогла в очередной раз удержать во чреве его дитя, он лишь досадливо морщился и уходил, не сказав ни слова убитой горем и стыдом женщине. Хельга знала – все остальные в Семье искренне полагали её брак счастливым, ведь она прилагала достаточно усилий, чтобы это выглядело именно так. Но когда пришло скорбное известие о гибели мужа в одной из стычек с пиратами глубокого космоса, она вряд ли ощутила печаль.Наверное, она просто злая, дурная женщина.Конечно, ещё не поздно начать всё сначала, выбрать мужчину раньше, чем это сделает за неё Мать… Но Хельга ощущала внутри странную усталость, словно её сердце остановилось, точно сломанные часы. Всё наскучило, не приносило удовлетворения и только работа в архивах могла скрасить её унылую, одинокую жизнь. Только там, в царстве книг и мудрых слов, она чувствовала себя в безопасности. Почти счастливой. А когда Хаашим приносил поздно вечером чашечку кофе с хрустящими булочками, это чувство разрасталось, становилось шире и Хельга могла вновь улыбаться.- Матери придётся набраться терпения, ибо я не собираюсь торопить события.Хельга хотела обратить разговор в шутку, но Гретта внезапно став серьёзной, посоветовала:- Не затягивай с этим. В последнее время Мать стала раздражительной и опасной.- Неудивительно. Чем ближе мы подходим к нашим бывшим владениям, тем сильнее прогрессирует её безумие.- Порой мне кажется, что она просто одержима идеей убийства этого человека. – Гретта вздохнула. – Представь, каково Ханне! Ей, как наследнице, приходится находиться рядом с Матерью больше времени, чем всем нам.Женщины сочувственно переглянулись. Вдруг непоседливая Гретта спросила:- А ты помнишь его? Лайтонена? Какой он?- Мне тогда было всего семнадцать, - словно оправдываясь, произнесла Хельга. – Он показался мне красивым… и печальным. Кан Сатор только вернул его ко двору и всем было любопытно взглянуть на прощённого предателя.- Ха, Мать говорит, что между Императором и Лайтоненом была порочная связь.- Я не помню этого, - покачала головой Хельга, погружаясь в старые воспоминания. – У Тимо Лайтонена умерла жена, погибла при взрыве крейсера, а его сын Альфред не желал признавать вернувшегося отца, так что, думаю, ему было не до связей.- Должно быть, он скучный и мрачный тип?- Сильный, - прошептала Хельга. – Сильный настолько, что мог улыбаться, когда другие залились бы слезами. Наверное, Мать боится его именно поэтому.- Говоришь так, будто была влюблена в него, - фыркнула Гретта и Хельга улыбнулась своему прошлому:- Может и была, - неожиданно согласилась она. – Да только всё это осталось так далеко, что кажется сном.- Когда мы вторгнемся в его Империю, думаю, Мать позволит тебе взять одного из его сыновей наложником. Это будет забавно, не так ли?Хельгу невольно передёрнуло от подобных циничных рассуждений сестры.- Мне не нужно ничего подобного, - отрезала она гневно.- Но большего не стоит и ожидать, - заметила Гретта. – Уверена, Мать захочет лично распоряжаться жизнью Тимо Лайтонена.- Надеюсь, её новый советник остановит это безумие.Гретта неопределённо пожала плечами. Она не стала говорить, чтобы не расстраивать сестру, но поскольку гораздо чаще являлась ко двору Матери, знала – новый «советник» не только не остановил Джеррию Гэлли на пути к саморазрушению, но ещё и усугубил его, предоставив Матери оружие, которое могло навсегда избавить Галактику от живучей занозы по имени Тимо Лайтонен.Уходя из чертогов, принадлежавших сестре, Гретта едва не столкнулась с ненавистным хсаши. Всё это время он стоял под дверью каменным истуканом, не то подслушивая, не то ожидая, когда его позовут убрать со стола. От него веяло чем-то холодным, словно некоей смутной угрозой, и прищур тёмно-зелёных глаз с отвратительным вертикальным зрачком показался женщине зловещим. Фыркнув на него по привычке, Гретта удалилась, позабыв оглянуться, иначе увидела бы в этих нечеловеческих глазах огонёк злобного торжества.Хаашим стремительно прокручивал в голове варианты действий. Из беспечного разговора эсс он выяснил, что у хозяйки давно не было мужчины, и если он займёт эту пустующую нишу, то добьётся не просто расположения Хельги, но и одолеет ещё одну ступеньку на пути к свободе, какой бы она ни оказалась. Что ж, вряд ли человеческая самка во многом отличается от хсаши, а он будет настолько убедительным, что с лёгкостью завоюет эту крепость. В конце концов эсса Хайат, для которой всё это время он сберегал себя, уже не примет его в свои объятия, так почему бы не утешится малым? Скрасить рабскую долю. По-своему унизить хозяев, пусть и таким гадким, бесчестным образом.Хаашим медленно, с наслаждением улыбнулся, представив, как будет вершить свою сладкую месть, в то время как Хельга Гэлли неторопливо составляла на поднос посуду и вазочку с пирожными, решив не беспокоить и без того занятого слугу.