Глава 18. Переговоры. Часть 4 (1/1)

Хельга написала в специальном журнале ещё пару строк и устало откинулась на жёсткую спинку стула. Было уже довольно поздно и станционный хронометр, безжалостно отсчитывающий минуты и секунды её скучной, бесцветной жизни, оповестил, что полночь уже миновала. Работники архива давно разошлись, завершив свои дела и только Хельга продолжала упрямо сидеть за столом, составляя каталоги дисков, книг, мыслезаписей и инфокубов, хранящихся в этих уходящих в бесконечность залах. Как бы странно и смешно это ни звучало, но здесь, среди астрономического количества вместилищ знаний нельзя было воспользоваться ни одной современной методикой составления каталогов – палуба, на которой располагались обширные помещения архива, почти вплотную примыкала к машинному отделению, и, соответственно, была полностью экранирована от смертельных, губительных излучений ионных двигателей, что полностью препятствовало работе сверх технологичных приборов. По просьбе Хельги отдел оборудовали менее притязательной техникой, но провода, видимо, оказались притягательным лакомством для мелких грызунов, обитающих среди книжных стеллажей и обожающих старый пергамент и, как выяснилось, изоляционные материалы. За последний год Хельга дважды извещала службы дезинфекции о проблеме, однако либо мыши выработали к ядам иммунитет, либо в силу иных неведомых причин, но четвероногие гады продолжали шнырять повсюду и мерзко шуршать в углах, погружённых в тени. Благодаря этому неудобству, весь отдел вынужден был перейти на доисторические способы записи информации, и вести документацию вручную, с использованием архаичных перьев и чернил, от которых на пальцах появлялись трудно смываемые фиолетовые пятна.Хельга по праву гордилась своим почерком – ровный, с правильным наклоном и чётко различимыми буквами, он свидетельствовал о доброжелательном нраве хозяйки, но более всего о её потрясающей усидчивости и работоспособности, ибо украшал собою немало журналов и реестров.Как вторая дочь Джеррии Гэлли, Хельга имела определённые привилегии, вовсе не располагающие к работе в таком скучном и неинтересном месте, как архив станции, да и, честно говоря, к работе вообще, чем откровенно пользовались её сёстры – Ханна, Гретта и Ундина. Однако впустую проводить свои дни от пробуждения до погружения в ледяной криосон она не хотела, предпочитая не обременять собою и без того перегруженное население Аглора, поэтому терпеливо сносила все вопросы и удивлённые взгляды персонала архива.Чуть слышно скрипнула дверь и Хельга невольно улыбнулась. Он снова пришёл сюда, чтобы поддержать и утешить, пусть и сам не понимал этого. С тихим стуком рядом с ней на стол опустился поднос и голос, глубокий, словно рокот океана, произнёс:- Вам следует немного отдохнуть, мистресс.Человеческий язык давался ему всё лучше, и Хельга лишний раз убедилась в том, что не ошиблась в выборе помощника. Хаашим оказался терпеливым и выносливым работником. Все её поручения он выполнял беспрекословно, с похвальной точностью и своевременно. Не могло быть никого лучше, чем этот великан-хсаши, когда требовалась помощь при извлечении и реставрации свитков и книг с самых верхних полок стеллажей. И если Хельге предстоял трудный поиск стремянки и последующее сражение с шаткими ступеньками, Хаашим без труда доставал нужные документы, не вызывая при этом водопадов пыли и трухи. С помощью его острого зрения они расшифровали и переписали не мало ценных свитков, и уж, конечно, никто не мог сравниться с ним в приготовлении крепкого кофе.Однако аромат, поднимающийся от чашечки, сегодня напоминал скорее солнечное летнее утро, и то, как пахла скошенная луговая трава, по которой приятно бегать босиком, не боясь уколоться острой былинкой. Словно угадав её мысли, хсаши тихо сказал:- Зелёный чай, мистресс. Он снимет усталость и вернёт красоту и здоровье.- Спасибо тебе, Хаашим, - с тихой признательностью произнесла Хельга, чувствуя, как горестно сжимается что-то внутри в ожидании его ухода. Все их разговоры были короткими, не более того, что было необходимо для работы, но Хельга всякий раз ждала их с нетерпением. Ей нравилось слышать его голос, глубокий, ровный, нравилось наблюдать за звериной грацией его движений и тем, как перекатываются сильные, упругие мышцы под бронзовой кожей, ловить отблеск серебристых чешуек и каждый раз восхищаться этой чуждой, завораживающей красотой. Как были слепы и глупы те, кто не понимал природы хсаши, называя их презрительно дикими животными! Хельга видела истинное произведение искусства, и пусть Хаашим отводит взгляд, считая, что шрамы на его теле не более чем признак уродства – женщина знала, что нет и не будет на свете мужчины желаннее. Детская влюблённость в Лайтонена, любование его совершенством давно остались в прошлом, как и осознание собственной неприметности. Рядом с таким Владыкой место для женщины намного более изысканной, чем какая-то Хельга из Гэлли. Она приняла это и теперь могла спокойно рассуждать об этом. Но Хаашим вновь разбудил в душе Хельги это трепетное чувство, желание видеть, слышать, чувствовать его рядом с собой всё время… Но он предпочитал не замечать её взглядов, оставляя для неё надежду на способность сохранить честь и здравый смысл.И всё же, так обидно…Вдруг тяжёлые ладони опустились на её плечи.- Вы слишком напряжены, мистресс. Позвольте?..Хаашим принялся осторожно разминать плечи женщины, тщательно дозируя свою силу, чтобы не причинить боли. Хельга трепетала от этих сильных и одновременно мягких прикосновений, но больше оттого, что именно Хаашим делал с ней это. Длинные сильные пальцы с жёсткими мозолями от рукоятей ятаганов с необъяснимой нежностью поглаживали её плечи, взволнованное дыхание едва-едва волновало тонкие пряди волос на макушке Хельги, заставляя сладко ёжиться. Она знала, что в этот момент чешуйки под бронзовой кожей образуют новые и новые перламутровые узоры, подчиняясь его движениям.Развернув кресло, Хельга встретила его взгляд. Тёмно-зелёная глубина, словно затягивающий омут, полон неизвестных помыслов. Но вот волшебство рассеялось и хсаши криво улыбнулся:- Вами следует лучше следить за своим здоровьем, мистресс.Чтобы уйти от пронзительного, щемяще-нежного серого взгляда, Хаашим опустился на колени и с великой осторожностью, каждую секунду ожидая резкого отказа, снял тесные туфельки с ног госпожи. Массируя изящные ступни безупречной формы, чувствовал, как невольная дрожь пробегает по телу сдержанной, чопорной женщины и почему-то боялся того, что сейчас делал. Следовало остановиться, вернуться к прежней дистанции и забыть о том, какова на ощупь нежная шелковистая кожа. Такая ухоженная, с лёгким ароматом незнакомых цветов… белоснежная, словно никогда не была под настоящим солнцем.Сердце в груди взволнованно билось, мешая думать рационально. Чтобы проложить себе путь к свободе, он должен воспользоваться добротой и беззащитностью Хельги, должен использовать любую возможность, чтобы втереться к ней в доверие, приручить её, заставить думать о себе не как о помощнике, а как о партнёре в любовных утехах… и это было настолько отвратительным, что Хаашим сам себе казался грязным, не достойным касаться её. Только мечта о возвращении домой ещё помогала ему бороться с собственной совестью. Только желание отомстить пленителям, одной из которых была эта женщина. Что с того, что она производит настолько благостное впечатление? Она одна из Кошек, одна из врагов.- Подобная работа может плохо сказаться на вашей красоте, мистресс.Чего ему стоили слова, сказанные самым обычным тоном? Хаашима раздирали противоречивые желания и он не знал, чего хочет сильнее – убить Хельгу или, повалив на пол, насладиться её телом, с удовольствием вслушиваясь в ответные стоны запретной страсти.- Ты считаешь меня привлекательной, Хаашим?Фальшивое имя звучит слишком сладко в её устах так, будто она не притворяясь, хочет знать его мнение. Невольно поддавшись очарованию, прошептал:- Разве можно в этом усомниться?Замер, удивлённо вскинув глаза на её заплаканное лицо, а Хельга отвернулась, тихо всхлипнув. Что он сделал не так? Почему она плачет?- Хелгхаа, - он не имел права называть имя госпожи. Это правило жестокой болью вбили в его сознание люди в чёрной униформе, но сейчас Хаашим знал, чувствовал, что он должен позвать её, медленно погибающую среди холодного безразличия Аглора, не используя безликих титулов и званий. – Хелгхаа…Он думал потом, идя по коридору в свой чулан, что ходит по лезвию бритвы и следовало соблюдать величайшую осторожность, чтобы не погибнуть, влюбившись в эту женщину по-настоящему. Сердце всё ещё колотилось где-то в горле, в ладонях остался призрак её тепла и это её имени. Если бы она знала, какой он на самом деле, смогла бы так же улыбаться ему, сквозь светлые слёзы, вверяя ему новые, ещё не окрепшие мечты и желания? Если бы только знала, какое зло поселилось в его душе, ломая и коверкая, изменяя гордого Йахшим-хааза, превращая в раба по имени Хаашим, для которого не было ничего святого – ни любви, ни верности, ни чести.…Укутавшись в одеяло, Хельга Гэлли засыпала со слабой улыбкой на губах. Выплакавшись и почувствовав странное облегчение, она казалась сама себе обновлённой, готовой для чего-то нового и чудесного, ещё не зная, что в будущем в её жизни будет немало слёз – горьких и сладких. Только то, что это будущее связано с Хаашимом, Хельга понимала так ясно, как ещё никогда в жизни.+++Их «свидания» в ночных архивах помогали Хельге терпетьмногое, в том численастойчивые попытки Матери устроить её личную жизнь в соответствии со своими предпочтениями. Стычки с Джерр раз за разом становились всё напряжённее и агрессивнее. Мать, и в прошлом не блиставшая спокойным покладистым нравом, с недавних пор раздражалась и взрывалась в приступах гнева просто стремительно, встречая со стороны обычно покорной дочери не свойственное ей сопротивление. В один из таких дней терпение несчастной лопнуло и она выбежала из комнаты в слезах, чтобы весь день провести, запершись в своей вотчине среди книг и бесконечных архивных стеллажей. Язвительные упрёки Матери ранили как никогда больно. Ей припомнили всё: и неспособность родить ребёнка, и внезапную увлечённость «этим безобразным выродком-хсаши»… Джерриа знала все слабые места дочерии не замедлила воспользоваться шансом хорошенько пройтись по ним, ввергнув и без того удручённую не сложившейся жизнью Хельгу в пучины горького отчаяния.Сидя за своим столом, глядя на разложенные в образцовом порядке письменные принадлежности, Хельга до сих пор слышала отдающиеся эхом в сознании слова Матери: неудачница, слабачка, пустоцвет.Сжав гудящую голову руками, она пыталась хотя бы теперь, перед собой, оправдаться, найти опровержение этим словам… и не могла. Мать сказала чистую правду, не стоит на это обижаться. И всё же… Скорбь переполняла измученное сердце, непослушные слёзы не хотели останавливаться, и Хельга сердито вытирала их уголком шали. Как-то раз она, задремав над каким-то реестром, проснулась оттого, что Хаашим укрывает её плечи тёплой тканью. С тех пор она редко расставалась с этой накидкой. Воспоминание о Хаашиме и его доброте неожиданным теплом и светом окутало Хельгу и она подумала, что уж он-то точно никогда не станет обвинять её в чём-то, никогда не заговорит с нею грубо, упрекая в неудачах…Когда же она привыкла так думать? Когда именно этот искалеченный в бою, угрюмый и мрачный мужчина стал ей ближе семьи, дороже любого на Аглоре? Когда же она успела влюбиться в него так глупо и безнадёжно? Т е шрамы, что Гретта и подобные ей считали уродством, были для Хельги символами мужества. Хаашим получил их в бою, как истинный воин и участь слуги принял далеко не сразу. Неукротимый, сильный – рядом с ним она чувствовала себя слабой и женственной, забывая, что среди родных сестёр получила обидное прозвище «верзила».Хаашим… Всегда оставался сдержанным, словно боялся сблизится с ней хоть на шажок и здесь, в архиве, где она впервые почувствовала на плечах его тяжёлые ладони, Хельга могла найти утешение в собственных мечтах.Всегда-то у неё всё не так, как у других!- Что случилось, мистресс? Вы не вышли к ужину.Хельга торопливо вытерла слёзы, досадуя на то, что Хаашим увидит её такой жалкой, с красным носом и опухшими глазами.- Я… мне слегка нездоровится, - сообщила она нейтральным тоном, старательно отводя взгляд.Хаашим вдруг взял её лицо в ладони, ласково сказал:- Вы не обязаны лгать мне. Я всего лишь ваш слуга.- Не говори так. – Хельга зачарованно смотрела в его тёмно-зелёные глаза, в которых вспыхивали и гасли золотые искры. Так прекрасно, так таинственно… и ей не было дела до того, что огрубевший шрам стягивает бронзовую кожу, заставляя хсаши щуриться почти насмешливо.- Просто мне стало очень холодно.- Могу ли я помочь?Сколько смысла было вложено в этот простой вопрос! Сколько надежды и страха перед отказом! И Хельга не смогла устоять перед соблазном. Она притянула его ближе и коснулась тонких губ мужчины своими губами. Змеиные зрачки медленно расширились, дыхание сбилось, а в следующий миг Хаашим подхватил её на руки, заставив испуганно вскрикнуть, и исступлённо впился глубоким поцелуем в согласно приоткрытые губы.…Их путь до огромной кровати в хозяйской спальне можно было проследить по разбросанной в нетерпении одежде. Хельга, смущённо краснея, прикрывала одной рукой упругую грудь, а второй пыталась удержать на бёдрах кружевные трусики. Хаашим понял, что слишком торопится и, нависнув над женщиной, принялся с упоением целовать её мягкие, податливые губы, словно давал обещание, что всё будет хорошо и он не причинит ей боли. Ему нравилось вторгаться в её рот жадным языком, исследовать, ловить юркий язычок Хельги и, настигая, сплетаться с ним в изумительной ласке. Эсса Хайат никогда не позволяла себе подобной «распущенности», так что поцелуи жениха и невесты были сколь возможно целомудренными, даже робкими, тогда как Хельга отвечала на ласки Хаашима со страстностью, какую сложно было заподозрить в обычно сдержанной и строгой женщине.- Хелгхаа… - прошептал он. – Пока ещё есть время одуматься. Остановится.Кому это говорил Хаашим? Действительно ли боялся за последствия их безумства для Хельги или же уговаривал себя? Но она лишь хрипло рассмеялась:- Почему все так стремятся мне указывать? Я хочу этого, Хаашим. Хочу тебя, а что будет дальше – уже не важно. Ты же помнишь мой герб, верно? Я кошка, что гуляет сама по себе.- Но эта милая кошечка могла бы выбрать любого другого… - Слова, острые, словно осколки зеркала, отражающего его истинную суть, ранят изнутри, их очень сложно произнести, но он уже пьян этими запретными поцелуями, запахом трав, исходящим от её кожи, мягкостью светлых волос, струящихся сквозь пальцы… и продолжал упрямо, словно хотел разрушить этот хрустальный замок из лжи и подлости:- Не такого уродливого раба, как я.Серые глаза гневно сверкнули и Хаашиму показалось, что перед ним не слабая человеческая женщина, но гордая, сильная эсса.- Я выбрала того мужчину, которого считаю достойным.Голова закружилась, сердце совершило невозможный кульбит, подпрыгнув к самому горлу, а в следующий момент Хаашим с глухим стоном опрокинул Хельгу на мягкие подушки, жадно целуя. Его ладони исследовали плавные изгибы её тела, каждое прикосновение к жемчужно-белой коже заставляло огонь, бушующий внутри, разгораться всё ярче. Горячее дыхание хсаши согрело шею Хельги, изящную и тонкую, чтобы миг спустя его жёсткие губы запечатлели на ней свою печать. Хельга дрожала от вожделения и нетерпения, комкая в пальцах тонкие простыни, и наслаждалась этими изысканными ласками. Никогда прежде она не представляла, что близость с мужчиной может быть столь упоительной, чем-то большим, нежели те механические действия, что совершали они с супругом в постели!Хаашим покрывал мелкими, торопливыми поцелуями её плечи, лизнув ямочку ключиц, чтобы потом нырнуть в ложбинку между грудей женщины, отчего она сладко вздохнула. Играя, дразня чувствительные соски языком и губами, Хаашим осторожно отвёл руку Хельги и сквозь тонкое бельё погладил её лоно, вызвав новую волну дрожи и тихий стон. Под его настойчивыми пальцами очень скоро стало горячо и влажно, Хельга металась, словно в бреду, желая либо прекратить эту сладкую пытку, либо покориться ей полностью, утратив контроль. Хаашим с трудом сдерживался, чтобы не взять её прямо сейчас, так, как хотелось – грубо, резко… но нет. Он должен помнить, что от этой ночи, от того, как хорошо он сможет удовлетворить хозяйку, зависит его дальнейший статус. Однако думать об этом становилось всё сложнее – она была такой мягкой, отзывчивой, беззащитной в его руках! И несчастный Хаашим окончательно потерялся в своих чувствах.Терзая её настойчивыми ласками, слыша довольные стоны, он хотел большего, ещё, ещё… оставив раздразнённую грудь женщины, Хаашим спустился ниже, выцеловывая созвездие трогательных родинок на плоском животе, медленно направляясь туда, где всё ещё держали последний рубеж обороны кружевные трусики. Сладостное безумие, владевшее им, заставило глубоко вдохнуть терпкий, притягательный аромат вожделения и страсти, которым истекала Хельга. Уткнувшись лицом в шёлковые трусики, он провёл по ним языком, потом ещё раз и ещё, вминаясь в нежную ткань губами. Хельга всхлипнула, взмолилась:- Хаашим, не надо!Его имя, сказанное в подобном тоне, могло лишь раззадорить и хсаши в нетерпении решил избавится от досадной преграды. Жалобно затрещала ткань, дорогое бельё полетело в сторону, открыв Хаашиму доступ к самому сокровенному и он воспользовался этим шансом, погрузив язык в увлажнённое лоно женщины, пробуя её на вкус, неповторимый, пьянящий…Хельга уже не сдерживала стонов – настолько чувственной ласки ей не доводилось испытывать! Язык Хаашима то проникал в неё глубже, то ласкал и дразнил чувствительное местечко, юркий, дерзкий… Мужчина чувствовал, что она почти на пределе. Его собственная плоть жадно подрагивала, желая занять место языка, но он продолжал яростно вылизывать истекающее соком страсти лоно женщины до тех пор, пока не ощутил сильную судорогу, пронзившую всё её тело и не услышал, как из горла Хельги вырвался жалобный крик.Истинную красоту Хельги он познал именно тогда, любуясь румянцем, расцветившим жемчужную кожу, видя, как поднимается и опускается упругая грудь с тёмными вишенками сосков, как тонкие светлые прядки прилипли ко лбу и щекам, к уголку приоткрытых губ, припухших от его грубых поцелуев… когда встретил её взгляд, затуманенный наслаждением и вдруг его затопило невообразимое чувство, названия которому Хаашим не мог подобрать. Только отчего-то ему показалось, что несравненная эсса Хайат была дурнушкой рядом с этой женщиной.- Хаашим… - её ладони скользнули по его плечам и груди, ласково проследили линии старых шрамов и перехватило дыхание, когда тонкие пальцы с непреходящими следами от чернил обняли его напряжённый ствол, требовательно сжали, заставив вздохнуть сквозь зубы. Хельга соблазнительно улыбнулась, потянулась за новым поцелуем, в то время как пальцы, сжимающие пленника, двигались вверх-вниз, увлажняясь сочившейся смазкой. – Не сдерживайся, - словно прочитав его мысли, шепнула она, и Хаашим понял, что больше не выдержит. Зарычав, он опрокинул её на спину, вонзился, погрузившись в пылающую глубину и она, вскрикнув, обхватила его плечи. Из-под тёмных ресниц скатились прозрачные слезинки, и Хаашим виновато собрал эти солёные капли жёсткими губами. Хельга, всхлипнув, ободряюще улыбнулась, а он чувствовал себя очень странно. Ему было так хорошо, что едва не терял сознание и в то же время обидно – почему же Хельга оказалась намного лучше Хайат, верность которой он хранил все эти годы?!Чтобы избавится от горьких мыслей, он двигался яростно, почти грубо и вот в голове не осталось ничего, чтобы мешало ему насладится потрясающей женщиной по имени Хелгхаа. Внутри неё было так горячо, что казалось, будто он сейчас расплавится от удовольствия. Подчиняясь древнему инстинкту, Хаашим раз за разом врывался в неё, узенькую, тесную и сладкую настолько, что внизу живота всё сводило от странной боли, смешанной с сильнейшим наслаждением. И когда это чувство стало невыносимым, он вонзился в неё в последний раз, излившись в глубины её лона огненным потоком, слыша её громкий стон и собственный отчаянный крик мучительного облегчения.