Глава 1 (1/2)
Вольфганг впервые был в покоях отца, поэтому остановился на пороге и внимательно их оглядел, бегло оценивая необходимость каждой вещи. Кровать – сразу в костёр, даже думать не хотелось, сколько невинных судеб или даже жизней было на ней загублено. Одежду – туда же или на половые тряпки слугам, пусть собирают бывшими мантиями грязь, а Вольфганг к ним даже не притронется. Ковры и шторы, в общем-то, ни в чём не виноваты, так что можно раздать бедным, им же пойдёт и оставшаяся мебель – дома обустроить или на растопку отправить. Все личные вещи нужно было перебрать и решить, что с ними делать – сжигать, раздавать или оставлять. Работы предстояло много.
Первым делом Вольфганг подошёл к письменному столу. Отчего-то ему было сложно представить, как предыдущий король сидел за ним и просматривал важные документы, вникал в суть просьб и отчётов. Ему вообще было сложно представить отца за работой, он всегда казался озабоченным только наслаждениями плоти, а не государственными делами. Вольфганг никогда не жаловался на воображение, но он не мог увидеть бывшего короля со склонённой над бумагами головой и задумчивым взглядом, со скользящим по пергаменту пером. Может быть раньше, когда отец был моложе и ещё не погряз в собственных алчности и похоти…
Перед мысленным взором тут же появился молодой образ предыдущего короля – ещё без длинных волос и бороды, но с горящими азартом глазами. Вот он сидит на столе, потому что никто его не видит и можно немного расслабиться, держит в руках документы и чуть морщит лоб, читая их. Вольфганг даже поразился чёткости образа, а потом замер, не в силах поверить, что вообразил молодого отца слишком – пугающе – похожим на самого себя. — Ну уж нет, — пробормотал Вольфганг, несильно ударив кулаком по столу, и повернулся к кровати, словно на ней прямо сейчас сидел отец, к которому он и обращался. — Я никогда не стану похожим на тебя. Всё это глупости. Несусветные глупости, рождённые воображением из-за последней фразы, брошенной ему умирающим королём. Тот явно хотел задеть, ударить побольнее в последний раз, заставить сомневаться и прислушиваться к себе каждую минуту, пытаясь понять, действительно ли они похожи. Вольфганг не должен придавать той фразе значение. И уж тем более он не должен ей верить.
Документов на столе оказалось не так много, и бегло их осмотрев Вольфганг понял, что ценности они никакой не представляют: большинство были датированы ещё прошлым годом, а некоторые вообще были за прошлое десятилетие. Видимо, если отец и решал какие-то государственные дела, то не в своих комнатах. Вольфганг всё-таки решил передать их в архив, а сам наклонился и начал выдвигать ящики. В верхних не было ничего интересного, только пара чистых пергаментов, перьевые ручки и чернильница с разводами высохших давным-давно чернил. В нижних ящиках были письма, и Вольфганг даже не обратил бы на них внимания, если бы взгляд не зацепился за почти стёршийся из памяти знакомый почерк: это были письма от Кристины. Вольфганг сел прямо на пол рядом со столом, вытащил сразу пачку писем и с жадным любопытством принялся читать, чувствуя, как застарелой болью кольнуло сердце.
Первое письмо было отправлено ещё до его рождения и, собственно, Кристина, явно отвечая на заданный ранее вопрос, подтвердила, что действительно ждёт ребёнка. Коротко и лаконично, тремя фразами.
Следующее письмо было чуть длиннее, и в нём Кристина использовала десятки безупречно вежливых фраз, которые в целом несли только один посыл – ничего мне от вас, Ваше величество, не надо, отвяжитесь. Вольфганг хмыкнул, узнавая эту манеру: он сам потратил месяцы, пытаясь отточить подобное мастерство слова, но до уровня матери так и не дотянул.
Третье и последующие письма тоже изобиловали вежливыми оборотами, прикрывая резкие отказы Кристины от переезда во дворец. А в самых последних она ещё и категорически отказывалась отправлять во дворец сына, по-прежнему вежливо заявляя королю, что никаких прав на него он не имеет.
Читая эти письма, Вольфганг не мог избавиться от двойственного чувства: с одной стороны, он безумно гордился матерью и тем, как она раз за разом отказывала королю. С другой – он и не думал, что отец не только приезжал к ним раз в два месяца с горой подарков, но и каждую неделю отправлял письма, всё приглашая и приглашая их с Кристиной во дворец.
Вольфганг задумчиво провёл пальцем по летящему росчерку подписи матери, представив что было бы, согласись она перебраться во дворец или отправить его сюда одного. Возможно, он вырос бы таким же, как старшие братья – презрительным и высокомерным, считающим себя центром всего мира. Смотрел бы на всех остальных свысока или абсолютно безразлично. Вольфганг поёжился – такая перспектива совершенно не радовала, хорошо, что Кристина так и не согласилась.
Выбрасывать или сжигать письма он точно не станет, ведь они единственное, не считая его самого, что осталось от матери. Буквально материальное доказательство её силы духа и благородной непреклонности. Вольфганг ещё раз заглянул в ящик, чтобы убедиться, что точно ничего не осталось, и заметил смятый листок, закинутый в самый угол. Вольфганг достал его с каким-то трепетным волнением, надеясь, что это ещё одно письмо от Кристины, но почерк был совершенно другой – и тоже очень знакомый. Размашистый и витиеватый, с сильным нажимом. Почерк отца.
?Надеюсь, произошедшее наглядно показало тебе, кем являюсь я и кем в будущем станет мой сын. Смири свои гордыню и упрямство, Кристина, и приезжай во дворец. А если нет – отдай мне сына и покинь королевство. Не сражайся с Драконом, ты его не победишь. Амельрих Голденрейнольд?.
Вольфганг перечитал это короткое послание трижды, прежде чем до него дошёл смысл. Амельрих – так звали его отца, хотя в последние десятилетия к нему уже так никто не обращался. И выходит, что он не хотел убивать их с матерью, а хотел только напугать. Заставить Кристину воочию увидеть мощь Дракона, причём не просто увидеть, но и почувствовать, узнать, что значит злить короля. И Вольфганг… Вольфганг должен был стать таким же, отец заявил это напрямую.
Ложь? Или всё-таки правда? Есть ли у некогда четвёртого принца и нынешнего короля сила Дракона? Сила, что когда-то возвысила их род и заставила остальных склоняться в благоговейном восторге и трепете? И если есть, то как же её пробудить?
Вольфганг аккуратно отложил письмо отца, которое тот смял, вероятно, в порыве гнева, когда узнал о смерти Кристины и исчезновении сына, и снова внимательно оглядел ящики. Двойное дно или какой-нибудь потайной рычаг не были редкостью, тем более у персоны такого высокого ранга. Вольфганг потратил минут пятнадцать, по миллиметру простучав стол вдоль и поперёк, и был вознаграждён – потайное отделение в столе всё-таки нашлось. А в нём – пустой пергамент и конверт, запечатанный сургучом с печаткой в форме дракона. Вольфганг узнал его – это был оттиск перстня отца, который тот не снимал. Предполагалось, что он сгорит вместе с его телом, но теперь Вольфганг на секунду задумался, что, возможно, стоит повременить со сжиганием всех украшений почившего короля.
Сломав сургуч, Вольфганг развернул конверт и принялся читать послание, которое отец так тщательно прятал.
?Мой сын, ставший новым королём. Пергамент, что ты держишь в руке, таит в себе секрет нашего рода, открыть который способна только наша кровь. Но будь осторожен: познав нашу тайну, ты примешь не только наш дар и нашу судьбу, ты примешь силу, которой не знают люди, и испытания. Подумай, мой сын, готов ли ты к этому, и если готов, то наша кровь откроет тебе путь?.
Вольфганг нахмурился, не узнавая почерк. Кто бы ни писал это письмо, это явно был не отец. А если учесть, что имя сына не стоит, то это с равной долей вероятности мог быть и дед, и прадед и вообще первый из их рода. Вполне возможно, что и письмо, и пергамент передавались из поколения в поколение, от старого короля к новому, от отца к сыну. Вольфганг покрутил в руках пергамент, поднял его вверх, рассмотрев под солнечным светом, льющимся из окна, но не увидел ни чёрточки. В голове всплыли какие-то обрывочные факты про тайнопись, скрытые записи молоком и воском, про что-то ещё подобное. Но потом ещё раз перечитал письмо и чуть не хлопнул себя ладонью по лбу – кровь! Его кровь была ключом, как бы странно это не звучало.
Вольфганг взял со стола нож для бумаг и быстро провёл по пальцу, позволяя капле крови упасть на чистую поверхность пергамента. И как только это произошло, по бумаге тут же прокатилась едва различимая в дневном свете золотая волна, а потом появился символ дракона – кроваво-красного с ощеренными клыками. Вольфганг даже удивиться особо не успел, когда нарисованный дракон взмахнул крыльями, посылая по пергаменту ещё одну волну, и вместо его изображения появилась карта. Приглядевшись, Вольфганг понял, что это карта дворца и, судя по миниатюрной морде дракона, которая тут заменяла крестик, отправляла она его куда-то глубоко в подвалы.
Конечно, не стоило идти туда одному, нужно было хотя бы предупредить Су Хёка, ведь неизвестно, что встретит его в этих самых подвалах. Но, судя по всему, там его ожидало наследие его рода – Золотое благословение. И несмотря на предупреждение, Вольфганг не имел права отказаться от этого, даже не узнав всё наверняка. В конце концов, он ведь не собирается сразу принимать своё наследие, наверное у него будет время подумать, всё взвесить и решить.
?Ты более других принцев похож на меня?.
Вольфганг раздражённо прищурил глаза. Слова отца всё ещё были свежи в его памяти, всё ещё вызывали стойкое желание отмыться от них, счистить с себя, как грязь и кровь.