2. Перешагивая ненависть (1/1)

?Наш мир с содроганием обращается к людям: те, у кого есть сила для мести, но нет мощи для любви, вы потеряли качества, которыми я вас одарил.??Ninety one?— ?Bari biled?.Я с Чжухоном не знаком, но всё равно хорошо его знаю. Может, потому что весь мир Минхёка крутится вокруг этого человека, а, может, потому что Ли Чжухон и есть весь мир моего друга, изменивший свой смысл жизни со ?стать знаменитым? на ?посадить этого ублюдка на электрический стул?. И в какой-то момент это должно было произойти. Они просто обязаны были встретиться снова и разобраться друг с другом, а, возможно, и прикончить друг друга, чтобы покончить с дерьмом, которым поливал Минхёк бывшего заключенного.?Как избежать наказания за убийство? Иметь богатых родственников.? ?10 лет за убийство трёхсот людей.? ?Мораль 21-го века: убивай детей, а мы вам скосим срок.? ?Хочешь стать капитаном корабля?— просто садись за штурвал.? Вот, как звучали одни из его самых знаменитых статей на просторах беспроводного интернета. Просто, но в то же время до жути пафосно и глупо. Точно, как и Минхёк, которого я больше не узнавал. Но в день их третьей встречи, к которой Минхёк готовился очень долго и скрупулёзно, не было ни угроз, ни ненависти, ни слёз, потому что их встреча застала его врасплох.***Затуманенный рассудок начинает проясняться после недолгого сна в заднем сиденье машины, хоть и молотком отбивается в висках. Минхёк еле разлепляет слипшиеся от слёз глаза и несколько раз моргает, чтобы сфокусироваться на чем-то одном, пока маленькие детали происходящего неторопливо собираются в одну картину.—?Простите, если разбудил,?— сухо просит прощение водитель, никак даже не извиняясь.Минхёку уже всё равно на прощение: ему нужна месть, а извинения ему кажутся слишком нелепым, будто слепленным из ничего.—?Дальше я сам.Рука Чжухона; теперь Минхёк уже уверен, что это он; проводит по костям на предплечьях и дёргает за неё, роняя журналиста на себя даже после отказа от помощи.—?Я же сказал, что сам,?— Хёк ворчит неестественно злобно, словно всем нутром просит не останавливаться, и Чжухон его слушается.Слишком уж сложно не слушаться учащенного дыхания парня с лицом ангела у самого уха. Почти тоже самое, что отказать доступной шлюхе. Всё просто и насущно, как будто отрезано из части жизни.—?Я ведь обещал.Мин ещё не видит, но он уверен, что вот-вот и на лице Чжухона расползётся хрупкая ухмылка, не похожая ни на что. Кажется, он где-то это видел, только понятия не имеет где. Это было давно, ещё с Хёну, и эта ухмылка запомнилась ему навсегда, посему он ищет её везде, и всё же нигде не находит.Больше Минхёк не протестует, позволяя ненавистному чужаку пробираться своими холодными пальцами под подмышки, крепче зажав к себе. Запредельно близко, ведь дыхание врага касается его макушки, нежно подхватывает от падения и почти дружески кладёт его руку на своё плечо.—?А как вас зовут? —?снова тихий и в то же время звонкий голос, касающийся мочки уха Мина, опьянённого от бутылок алкоголя и также отрезвлённого от холода наступающей зимы.Это не вопрос на засыпку: он не нуждается в ответе, и не риторический, потому что ответить нужно, но Минхёк испуган, как и пять лет назад.Давай же, скажи ему своё имя и всели в него страх.Нет, лучше замолчи. Его время ещё не настало.Вот так, борясь с самим собой, Мин сдаётся с белым флагом в руках. Ему не только страшно назваться, но и страшно не назваться, не отпугнуть или вовсе остаться неузнанным.—?Минхёк. —?короткое, ангельское имя, неожиданным раскатом грома ударившее не только Чжухона, но и самого испуганного до чертиков Хёка.—?Моего сына зовут Минхёк,?— изрекает Хон, а Мин, изучивший его досье вдоль и поперёк, не верит такой наглой лжи, напоминающего плевок в лицо. Нет у Чжухона ни сына, ни совести.Они, еле волоча ноги, укрываясь в объятиях друг друга и делясь удушливым запахом чуждых одеколонов, плетут длинные круги, чтобы добраться до квартиры, в которой, совершенно точно, Минхёка ждёт до неприличия красивая и скверная Хёнджон. Почти жена, но и не жена. Единственная, кто ещё заботится о нём, ничего не требуя взамен, кроме истинной любви. К сожалению, мой друг и этого не может отдать, то и дело пуская чувство своей невесты в беспощадную мясорубку своих желаний.—?Боже, ты жив и здоров. Какое счастье! —?восклицает Ким, стоя у порога их маленькой, двухкомнатной квартиры, купленной родителями Хёнджон в виде её трастового фонда, потому что Минхёк со своими всё ещё в ссоре. Это злит и огорчает мужское достоинство Ли, но разум просит молчать до поры, до времени. Их счастье всё равно не было долгим, а значит брак продолжится до самого последнего вздоха, пока сама смерть их не разлучит, да и разлучит ли она вообще таких злодеев, не устающих бороться с добром,?— вопрос риторический.—?Да, какое счастье,?— пьяно ругается Минхёк, запутавшись в своих длинных ногах, но не упав, благодаря Чжухону, всё ещё поддерживающий его своими большими лапами.—?Просто замолчи, идиот, пока я не окончательно разозлюсь. —?Хёнджон злобно шипит в самое ухо своего жениха, чтобы не быть услышанной чужими ушами, но Чжухон, приспособленный ко всему из-за выживания, не может не услышать, хоть и не хочет быть свидетелем семейной ссоры. —?Можете помочь мне занести его внутрь, пожалуйста,?— позже добавляет она, и Чжухон, которому уже неловко стоять в обнимку с чужим мужем, просветлённо заходит за порог дома, такого же чужого дома и мрачного, где писалось бесчисленное количество статей о нём самом.Знал бы он, что это будет означать для без малого хозяина этого дома, не зашёл бы явно, но Минхёк молчит, будто затаившийся хищник, поджидающий свою добычу в тайном углу леса, поэтому Чжухон, ещё не знающий об опасности зверя рядом, синхронно с ним переставляет ноги и разделяет один кислород на двоих, словно давно бывшие лучшие друзья, пока являются худшими врагами друг друга.—?Вот тут положите,?— Хёнджон указывает на твёрдый диван, обтянутый черным кожзаменителем с выпирающими деревянными ставнями, напоминающие Чжухону твёрдые матрасы в давнишних поездах, где он в юношестве колесил едва ли не за бесплатно по всей Корее.На таком и сидеть неудобно, не то, чтобы лежать и спать, но Ким уверена в своём желании, указывая именно на эту фурнитуру в центре огромной гостиной.—?Тут ему не будет удобно,?— слабо протестует Ли, знающий своё место, но не понимающий, каким образом нужно сесть на это самое место.—?Пусть помучается. —?твёрдо изрекает женщина в ответ, даже не глядя на водителя. Чжухон и без особого ума улавливает её гнев и злость, поэтому аккуратно, словно дорогую немецкую мясистую куклу его старшей сестры из детства, кладёт на незастеленную ночную кровать, и половины ноги его заказчика не умещающий.—?Доброй ночи, госпожа,?— тихо бормочет Чжухон, оплачивая заказ черной карточкой Ким в терминале, и не дождавшись ответа покидает дом в спешке, обуваясь в продырявленные ботинки. Они, как этот дом, не укрывают от холода, но в иные моменты спасают от сухой мерзлоты Сеула, хотя ему ли об этом говорить, привыкшего к промёрзлым стенам тюремных камер.***На утро Минхёка ожидает головная боль, сухость во рту и вонь из тазика рядом, а также слабый протест Ли Чжухона ?тут ему не будет удобно? из сегодняшней ночи. Подумать только. Человек, убивший почти триста детишек за ни за что, думает об удобстве. Хватает ли ему смелости вот таким образом думать о тех людях, некоторые из которых всё ешё в неудобстве спят вечным сном на дне большого потока воды?—?Блять, ты меня испугал! —?погруженный в свои мысли он не сразу замечает сидящего напротив него Чангюна, как обычно, облаченного в лучшие дизайнерские шмотки, подаренные для рекламы, с последней моделью Айпада в руках.Им лениво поднимает взгляд с квадратного экрана планшета, и слабо улыбается своему хёну, опуская ноги с причудливыми носками, не подходящие образу, с журнального столика.—?Наконец, хён. Я думал, ты подох,?— негромко заявляет Чан и протягивает Мину бутылку с лекарством. Какое-то дерьмо вперемешку с чаем?— то, что всегда помогает, хоть и воняет нехило.—?Не дождёшься, сволочь. Зачем припёрся в такую рань? —?недовольно ворчит в ответ Ли, выпив содержимое чудо-бутылки с таким же чудо-эликсиром залпом, чтобы не растягивать удовольствие.—?Вообще-то, уже пять часов дня, хён.—?Вот, черт! Значит, Хёнджон придёт через три часа,?— разочарованно изрекает Мин, ещё не готовый к мозгоебле своей почти жены.—?У неё слушание по делу господина Бэка в Кванджу. Представляешь, этот толстяк всё ещё не откинулся какой-нить ложной болезнью.—?Этот толстяк спонсировал вас со времён преддебюта,?— без иронии напоминает Минхёк, привыкнув к ярким лучам из светодиодных лампочек и естественному лицу Чангюна.—?Конечно, он это сделает. Я с ним на свидание три раза ходил.—?И сосал? —?на лице Хёка всего на жалкие секунды проскальзывает коварная улыбка, и Чангюн готов удавиться воздухом, лишь бы самому зачерпнуть эту улыбку своими губами.—?Хочешь и тебе отсосу,?— то ли шутит, то ли на полном серьёзе говорит мой брат, которого временами слишком трудно понть, посему Минёку снова начинает сомневаться в правильности своего воспитанника, но это сомнение тут же испаряется с последующими, успокаивающими словами мальчика. —?Можешь кое-кого убрать? У меня было свидание с Чен Сяо, а какой-то нищеброд нас поймал.—?И как зовут этого нищеброда?—?Я откуда знаю. Никогда не видел его, да и не похож он на фаната. Слишком заметный и шумный. Вот и подумал, что журналюга с никчемной газетёнки. Ты ведь сможешь такого убрать?У Чангюна нелепый кошачьи взгляд и отрешенное лицо, словно плевать он хотел на этого журналиста, если он, конечно, существует. Снова у Хёка неопределённое чувство беспокойство за младшего, за его ориентацию и за его будущее. Интересно, а пидарство заразно или, может, генетически предрасположено? Если это так, то сколько процентов возможности, что я и Чангюн влюблены в одного и того же человека?—?Ладно, я поспрашиваю там, кто про тебя инфу хочет слить, но сильно не надейся. Твоя группа на пике популярности, много будет, кто против вас. —?заранее предупреждает Минхёк, не нарочно долго облизывая пересохшие губы, что вызывает в Име большую искру для фантазий.Как отреагировал бы он, облизни Чангюн его губы своим языком? Медленно проведи он от уголков минхёковских губ до солёной шее с выступающим кадыком; раскрой провонявшую перегаром рубашку одним рывком и вцепись Чан за розовые соски своего хёна; что было бы? Ответил бы Минхёк взаимностью, ожесточенно срывая с безупречного тела младшего брендовую чушь, чтобы встретиться там с полоской тёмных волос от пупка до ремня джинс? Или же жестоко отказал бы, врезав своим кулаком? А, может, тихо следил бы за донсэном, ожидая чего-то, чему сам не в курсе? Блять, это, должно быть, так трудно: встречаться с девушкой из своего агентства, пока каждую ночь тайно желаешь своего хёна.—?Кстати, Ккуккуни,?— Чангюн, обратно взявший в руки айпад, ставит планшет на стол и изучающе смотрит на хёна. Не часто хён называет его ласковыми прозвищами?— только в минуты полного краха, когда хочет что-то сохранить, хоть и знает, что безвыходный вариант.—?Больше не говори таких слов. Это мерзко и неправильно отсасывать даже в шутку.***—?Не хочешь в компанию? Понаблюдаешь за мной, пока я буду щеголять своей задницей перед твоими глазками? —?спрашивает Чангюн ночью, когда стрелки часов безудержно быстро тянутся к 12-ти.Минхёк что-то неопределённое мычит, погруженный в глубокие думы о Чжухоне, и резко встаёт с жесткого дивана, стукнувшись лбом о подлокотник и вырывая из тонких губ донсэна громкую усмешку.—?Тебя Хёнджон подговорила? Чего ты весь день проводишь со мной?—?Ты же мой хён,?— паршиво врёт Гюн, фальшивя даже во взгляде, но Минхёк не верит, сомнительно глядя младшему в глаза, поэтому он тут же сдаётся без боя,?— а ещё я видел тебя по телеку. Ты был крут,?— почти на грани восхищения и жалости признаётся Им, чем вызывает в Минхёке ненависть к себе.—?Настолько, что мне дали отворот-поворот на месяц. Ладно, Чангюн, пошли смотреть на твои репетиции, а то скоро зазвездишься и не будешь вспоминать о своих хёнах.Ли торопливо идёт к двери, подбирая телефон и пауарбэнк по пути, потому что чувствует, что собственные мысли начинают его душить. Неприятно и скользкое ощущение от чего-то недоделанного, недосказанного и неоконченного.—?Тебя я никогда не забуду, хён,?— на автомате выпаливает мальчик, но Минёку уже не слышит, а так хотелось бы.***В зале как всегда тихо. Одногруппники Чангюна, вероятно, разъехались по всей стране на встречу со своей семьёй, а Чангюн единственный остался в городе, потому что у него одна только семья?— далёкий и отчуждённый от всего мира Ли Минхёк, которого и семьёй-то назвать трудно.Точно, Минхёк его семья, не предмет вожделения или тайного восхищения. Он брат и друг, но Чангюн уже давно не мальчик. Ему скоро 20, и взрастив в себе эту тайную любовь к хёну годами, его больше не остановить простыми словами. Как 12-ти летний мальчик, увидевший отцовское порно, будет желать попробовать всё это на себе, так и Чан, подпитываемый братской любовью Минхёка, желает забрать всю его любовь. Снова опасно и снова фатально. У этой любви будет страшный конец, но Чангюну настолько плевать на это, что снимая слой за слоем дизайнерской мути, пытается словить неуловимый взгляд хёна. Полностью отдаёт себя движениям танца, перекатывается с одной стороны в другую и двигается каждой мышцей, несмотря на жгучую боль в каждом участке тела. Его танец так и кричит: взгляни на меня и попробуй меня; но слепой на чувства Ли не замечает ничего дальше своего носа.Музыка резко выключается вместе со светом во всём здании, и компания гаснет этаж за этажом, как домино, выгорающий огнём. Чангюн от неожиданности круто скользит по полу и падает копчиком прямо на твёрдую землю.—?Всё в порядке? —?голос хёна звучит почти у уха, и это взбудораживает, потому что они не видят друг друга. Если Чангюн тихо подойдёт к нему, тот и не поймёт, но сейчас ещё рано для открытий, особенно, опасно.—?Да, хён. Похоже свет выключился.—?Я не слепой, Чангюн.На Има направлен слепой луч от фонаря на телефоне Минхёка, а на его лице яркий экран сотового. Они оба друг друга видят и медленно привыкают к темноте вокруг.—?Идём домой. Уже почти три. —?то ли просит, то ли приказывает Ли, собирая пальто и куртку донсэна в охапку, но младший не движется, да и не собирается пока.—?Может отрепетируем ваш с нуной танец? Ты говорил, что танцуешь ужасно.—?Это всего лишь свадьба. На нём все танцуют ужасно. —?напоминает Ли.—?Но я не хочу, чтобы нуна тебя затмила, хён.Минхёк с минуты глядит на парня в раздумье, как ответить правильно, чтобы не обидеть, но в последний момент передумывает и соглашается, сняв тяжелые сапоги и оставив их в сторонке, чтобы не мешали. Чангюн всё также стоит на своём привычном месте в одной лишь майке, но в темноте, к которой оба давно привыкли, ничего не видно. Есть одни лишь ощущения от нежных касаний, гулкое биение сердец обоих и учащенное дыхание в кожу.—?Почему ?lovely?? —?Чангюн сжимает своими ладонями ладони Минхёка и отпускает по сценарию, грациозно передвигаясь по паркету.—?Скажи спасибо, что не ?МАМА? Пак Джинёна,?— отвечает Минхёк, нелепо выполняя заученные движения.—?Мамочка тебе подошла бы. —?задорно отвечает Им, пока его мягкая ладонь прикрывает трепещущие ресницы хёна, который доводит свой голос до тихого шепота:—?Намекаешь, что я без яиц?На лице Минхёка выступает красивая ухмылка, которая стирается близким дыханием Чангюна. Тот тут же распахивает глаза, но всё равно ничего не видит из-за ладони донсэна, и поздно понимает, что связан в его объятии.—?Потому что у тебя прекрасная задница.Чангюн, танцующий в роли Хёнджон, любовно скрепляет ладони на шее Минхёка и мягко ложится головой на его широкие и худые плечи.—?Ты ужасно танцуешь, хён. Почему ты просто не можешь отдаться танцу? —?спрашивает мальчик, уже отпустив старшего и отойдя от него на допустимое расстояние, до этого непозволительно сократив расстояние их отношений.—?Это всего лишь танец. —?Минхёк повторяется, а это значит, что он на пределе своей тишины, которая незаметно перейдёт на новый лад.—?Нет. Давай ещё раз. Только прикрой глаза.Им ловит запястье Ли, не дав ему отвернуться и исчезнуть с виду, тут же заворачивая в свои объятия для репетиции. Старший не протестует, но и не участвует лениво потягиваясь за Чангюном с уставшим видом и прикрытыми веками. Выглядит сексуально, от чего член болезненно ноет в тесных леггинсах, но также до боли обидно, потому что хёну напрочь плевать на всё. У него свой мир, в которой Хёнджон, а Чангюн обязательная обуза из-за угрызений совести.Младший, вобравшись невидимой силой, крепко сжимает член хёна, наливая того алой краской от основания яиц до кончика. Минхёк от неожиданности подпрыгивает, но снова оказывается в плену накаченных бицепсов Чангюна.—?Ты что делаешь?Чан не слушает, потому что он знает, что делает. Влажные губы у солёной шеи, длинные пальцы у вставшего члена и бедро между ягодиц. Не то, чего он хотел, но единственное, что он может себе позволить сейчас.Минхёк тут же выворачивается из объятий донсэна, сильно отталкивает от себя и со всей силой ударяет кулаком челюсть до еле слышимого хруста.—?Ты проснулся. Ты должен танцевать именно так.—?Больше так не делай,?— пристыженно приказывает Минхёк, наобум хватая пальто и телефон, чтобы поскорее покинуть зал для репетиции.Темнота не показывает его заалевших щек или вставшего колом члена, но в темноте острее не взгляд, а обоняние и осязание. Гулкое биение сердца рядом с кадыком, подрагивающие ноги, нервно сжатые икры. Всё, чего не видит Минхёк, но ощущает Чангюн в своём партнёре. И это только начало. Брат в этом уверен, как и уверен в том, что в кульминации их обоих ждёт жаркий секс в комнате жениха, где на заднем фоне будет его собственный букет цветов с розовой лентой. ?Поздравляю хён и нуна! Будьте счастливы!?. Но у этой ленты будет продолжение, о котором будет знать только Им, и он об этом никому не расскажет, пока не придёт день, когда его член войдёт в Минхёка, а чувства станут взаимными. Тогда, запутавшись в резких толчках и громких шлепках вперемешку со стонами, Чангюн прошепчет в ухо Минхёка:—?Будьте счастливы, пока можете,?— и тут же проведёт языком по раковине уха, чтобы не дать подумать.***Минхёк замечает Чжухона случайно. Он даже не следит за ним. Просто возвращаясь в три утра от компании Чангюна, спящего сзади сладким, младенческим сном, он становится свидетелем улыбки бывшего заключенного, не имеющего права на улыбку. На светофоре горит красный, а счётчик показывает отчет от 70-ти секунд.—?Мужчина, вы в порядке? —?неуверенно спрашивает Чжухон у сидящего клубком аджосси, а рядом стоит презентабельная женщина в норковой парке с дорогими замшевыми сапогами. Сестра. Ли Чжевон.—?Он пьян, Хони, идём.—?Я так не думаю. —?возражает Чжухон, лишний раз потеребив мужчину за плечо для пущей достоверности. Тот резко падает на асфальт с окровавленными руками и торчащим ножом в животе, а Чжевон громко вскрикивает от испуга, чуть не выпав за бордюр в своих шпильках.Минхёк ещё несколько секунд наблюдает за стараниями Чжухона поднять и донести умирающего человека до припаркованной рядом машины, и сворачивает на свой угол с двоякими мыслями, ненавистно провожая обоих Ли, пока их лица не превращаются в черные точки на боковых зеркалах. Журналист попросту не понимает, где та грань между убийцей, пустившего детей на расход, и рядового прохожего, заботящегося о каждом левом. Существует ли она вообще? Если да, то где она была, когда Хёну задыхался в солёной воде, которая когда-то была его второй кожей, а его мать горестно оплакивала потерю старшего сына? Где она была, черт возьми, когда она была нужна на самом деле?—?Всё в порядке? —?Чангюн взволнованно смотрит на Мина через зеркало заднего вида с задержавшейся рукой на запястье.Только тогда Минхёк осознаёт, что встав посреди дороги, яростно выбивает всю несуществующую дурь с невинного руля.***Чжухон. Чжухон. Чжухон. Чжухон. Ещё раз Чжухон. А потом тоже Чжухон. В конце также Чжухон. Вечно Чжухон. Весь мир Минхёка?— это Чжухон. Ни я, ни Хёнджон, ни кто-нибудь ещё не могут являться его миром, но Чжухон… С ним всё по другому. Ему хватает внимания, которая отбирается у Хёнджон, и ему хватает ненависти, которая отбирается у меня. Всего, да с достатком. Не то, что мы. Люди, что исчезли, и люди, что исчезнут, потому что любовно посвящают свой мир Минхёку.Мы начинаем его любить, начинаем с ним быть, начинаем жить одним ритмом, чтобы не отстать, а потом вдруг оказывается, что теряемся, что теряем себя в поиске настоящего Минхёка.У Чангюна, у моего глупого и самовлюблённого братишки, пока есть жизнь, но и она скоро незамедлительно превратится в прах времени под воздействиями поиска минхёковского внимания.Все мы подлежим утилизации, чтобы не утилизировали Минхёка. Как глупо, самонадеянно и странно. Жить, чтобы дать жизнь другому, точно как солдаты второй мировой, отважно пустившие свои жизни под пули пулемётов. Разве медали, обвешанные на их похоронных костюмах сделали их жизнь дольше? Разве эти медали сделали чести их детям и внукам, позже бесстыдно обменявшие золото на бестолковые купюры современности? Я не знаю, как и не знаю, правильно ли я поступил, посвятив свою жизнь несчастному Минхёку.Возможно, будь я умнее, я бы смог помочь ему стать человеком; или будь Хёнджон добрее, она смогла бы вселить в своего жениха любовь; а может будь Чангюн постарше, то смог бы ещё влюбить в себя Минёку; но мы не смогли, поэтому потеряли его, оставив себе любимые части его раздробленного сердца. А Чжухону, как тому, кто взял в руки топор и расщепил сердце моего друга на мелкие кусочки, остались только ненавистные углы, каждый день в течении пяти лет впивающиеся в его ладонь без следствий и причин.Бесчисленные статьи, закрашенные стены, обгаженные окна каждого члена экипажа корабля были лишь началом мести Минхёка, и если бы Чжухон был обвинён в простой халатности, то он бы явно не стал центром всей ненависти Ли, но его сестра, у которой богатый муж, лишение свободы на 10 лет и условное освобождение сделало его в глазах Мина врагом нации. И всё же при личной встрече лицом к лицу с ним Минхёк сам себя не узнал, молчаливо борясь с утихающим отвращение в себе, чтобы возродить всю вражду к врагу, он молчал и падал в объятия чужака. К тому же, Ли Чжухон оказался живым, здоровым и совсем не несчастным, каким должен был казаться в больных фантазиях моего лучшего друга, что и заставило Минхёка решиться на такой шаг.—?Не уходи, хён,?— Чангюн совсем не умеет сдаваться, и именно по этой причине его фотографии висят на рекламных щитах, а имя по несколько раз попадают в тренды Навер, но Минхёку, кажется, всё равно на это.—?Если боишься остаться один в общаге, вызови менеджера, но меня не терроризируй, Ккукуни. У меня дела,?— злачно кидает Ли, заводя мотор машины одним поворотом ключа.Чангюн встревоженно оглядывается вокруг, прежде чем нерешительно прикрыть за собой дверь машины хёна, которого битый час уговаривал остаться в общежитие или вместе поехать к его невесте домой, но сдался под напором ненавистного взгляда хёна.—?Тогда, до встречи, хён. Позвони мне завтра. Я свободен до твоего дня рождения,?— слабо улыбается Им, будто знает, что кто-то рядом вот-вот перехватит его улыбку затвором фотоаппарата. Необычный сасэн, который бесчисленное количество дней будет за ним следить и жить его жизнью, чтобы казаться частичкой сущности Чангюна, а кто-то страшнее. Тот, чьё имя нельзя называть в тёмных парковках, переставленный разными машинами, и следящими над каждым твоим шагом камерами, что и не знаешь, какой следит за обстановкой, а какой за тобой.—?У меня дела, так что раньше твоего камбэка не увидимся,?— Минхёку уже порядком поднадоело вот так по часу сюсюкаться с младшеньким, но приличия и воспитание не позволяют ему в полной грубой форме ответить Гюну, чтобы тот без лишних церемоний пошел в свою общагу.—?И всё же, хён. Если завтра будет также скучно, можешь приезжать в мою студию. Мы завтра будем записывать наш первый совместный микстейп.—?Малой, твои друзья странные, но позвонить попробую.Минхёк обнадёживающе улыбается, будто завтра правда попробует выкроить пять минут, чтобы позвонить, но на самом деле забивает на это тут же, исполнив свой долг на месяц вперёд по заботе о моём младшем брате. Прямо в стиле Ли, и Чангюн это чувствует. Он не тупой, да и не сложно догадаться, когда дружишь с человеком больше пяти лет и всё время только по-обстоятельству.За Минхёком остаются клуба углекислого дыма и пугающая тишина парковки многоквартирного дома на Ёйдо. Там, за тёмными окнами рабочих машин, явно прячется чей-то зоркий взгляд, а камера цифрового фотоаппарата с высоким качеством снимков щелкает каждое движение Чангюна, чтобы позже обвешать ими весь дом или же по-дороже продать глупым фанатам, у которых нет времени следить самим, покупая отслеженные фотки. Но сегодня всё немного по-другому, словно даже воздух становится опаснее вблизи с тем, кого нельзя называть.И Чангюн в каком-то страхе поднимается в общежитие с надеждой, что хён всегда примчится, если позвонить. Хён точно это сделает, потому что он хён, а другого хёна, кроме Ли Минхёка, у Чангюна нет.***У Минхёка свои проблемы. С головой, потому что никто нормальный не будет караулить однокомнатную квартиру Ли Чжухона и пугающе сидеть на крыльце здания, наблюдая за движениями штор в его квартире.Тот, кажется, только пришёл, потому что свет всё также горит, а окна нараспашку открыты, впуская морозный воздух в тёплую квартиру. Шторы неоднозначно двигаются на ветру, открывая завесу личной жизни Чжухона, что-то бурно обсуждающего с кем-то.Будь Минхёк вампиром, с радостью подслушал бы, но из-за своих ограничений ему приходится мирно остуживать себе задницу неизвестно зачем, как какой-то маньяк из придорожных любовных романов, романтизирующих подобный образ героев. Не хватает только копаться в чжухоновом белье, чтобы забрать их и нюхать по ночам. Эдвард Каллен и Белла Свон, честное слово, но разобраться, кто из них будет сверху, а кто снизу вопрос спорный.—?Хватит! Замолчи,?— выходит слишком громко, потому что Минхёк тут же поднимает глаза на распахнутое окно третьего этажа в надежде увидеть там что-то провокационное, что заставит его сжечь этот дом к чертям собачьим, но вместо этого там стоит Чжухон и чья-то тонкая рука на его широком плече. Точно женская, судя по накрашенным ногтям и ухоженным пальцам, наверняка, сестры, с которой они вместе гуляли двумя часами ранее, но вблизи нет её машины, за которую можно было бы зацепиться, сказав, что там она, поэтому к миллионам вопросам прибавляется ещё один неважный вопрос.Чжухон распечатывает коробку сигарет, вытаскивает одну и закуривает её, высоко смотря в небо, где располагается облачное королевство с прекрасной красавицей луной и её фрейлинами в виде ярко сияющих звёздочек. Челюсть его тесно сжимается из-за злости, а на скулах играют крупные желваки, пока лёгкие в состоянии избавления от стресса выдыхают табачный дым в свежий воздух, пропахший снежной осенью и морозными асфальтами. Чжухон всем своим видом выдаёт раздражение и гнев, чуть ли не пуская недовольный дым из ушей, но Минхёк замечает не это. Его привлекает эстетика запретного курения; утонченность крупного тела в рабочей клетчатой рубашке; измученное лицо со сведёнными бровями, извилистыми линиями на лбу и томным взглядом, придающий загадочности простоте обычного трудяги; рвущая уверенность в себе, острая красота очерченных скул и сексуальная хрипотца в голосе, что бывает тягостно привлекательным в глазах Мина.Курение признано слабостью, расшатывающий нервы и убивающей здоровье, а Минхёк, как тот, кто активно продвигает глобальную антитабачную кампанию во всех своих страницах на соцсетях, неожиданно для себя находит это дело до одури привлекательным и удовлетворяющим все его познания. Нелегальное искусство, купленное по дешевке из-за тупости продавцов, не заметивших всю драгоценность данного полотна.Запретное желание спрятать это творение от злых глаз, а также доброе намерение посвятить весь мир в красоту настоящего искусства, но поймёт ли мир картину, неожиданно появившаяся от руки безрукого мастера?Минхёк испуганно заводит охлаждённую машину, громким рёвом разбудив весь спящий двор, и озабоченно смотрит на электронные часы, цифры которых давно перешагнули шестой час утра. Был ли это смачный плевок коварной судьбы или же кровавые костяшки на кулаке реальности, мой друг не знает, и вот это незнание его до смерти пугает.И в это самое время, на другом конце города, где огни многоэтажек могут бесконечно гореть в знак вечно бодрого Сеула, Чангюн боится совсем другого. Шарканье за тонкой стеной квартиры отвлекает, а мелодичный писк кода на двери пугает мальчика. После шестого звонка в мёртвый телефон Минхёка и тихого стука в металлическую дверь Им уже без разбору звонит всем номерам в контактах в надежде дозвониться хотя бы до одного. Менеджер отнекивается простым сбросом, пока второй обещает тут же выехать, хоть и живёт в самой дыре Сеула, а одногруппники советуют позвонить в полицию, но ни один из них не приходит даже через час. За дверью всё ещё кто-то громко дышит, а сигнализация неприятно трезвонит по барабанным перепонкам до восхода солнца. Так Чангюн и засыпает с телефоном в руках и нервно дергающимися глазами в страхе обернуться и увидеть тёмную, высокую фигуру того-чьё-имя-нельзя-называть. А наутро менеджер Ким и госпожа Ан, готовящая и убирающая в общежитие, находят у дверей коробку с именем Чангюна и самого мальчика, уснувшего в прихожей в обнимку со скалкой.—?Может, не стоит? —?ещё раз переспрашивает менеджер, отправив любопытную кухарку на её место и нерешительно держа тяжёлую коробку.—?Это подарок от фаната, каким бы он ни был, хён. Вероятно, очень дорогой,?— слегка успокаивающе тянет Чангюн, хоть и трусит разрезать коробку с помощью тупого кухонного ножа.Не часто ему приходилось получать женское бельё, окровавленное менструацией, или же мужские боксеры в омерзительной сперме, но опыт всё же имелся, поэтому страшится было нечего. И всё же внутри коробки оказалась маленькая записка, адресованная Чангюну с пугающей надписью, и новая игровая консоль, о которой два дня назад он писал в фанкафе. Примерно этого мой брат и ожидал, отчего клочок бумаги с недописанной угрозой не пугали, особенно в компании большого менеджера, способного спасти его. Вероятно, тот, кто оставил подарок, считал также, спасая Чана от некой девушки, отношение с которой было известно лишь некоторым, но упустил тот факт, что сам большая угроза для моего трусливого в душе брата.?В каждом плохом есть что-то худшее, Ккукуни, но ты уверен, что это её предел??.