Глава 4. Уходи оставаясь (1/2)
Осенний воздух ворвался в открытое окно, принеся с собой немного сырости, закатной свежести и пряности листвы. Такуми сидел на подоконнике, бездумно глядя вдаль - туда, где склоны гор смыкались, провожая по-октябрьски вишневый солнечный диск. Время поездки подходило к концу. Но ехать назад вместе со всеми у Усуи не было никакого желания. Мягкая ткань белого цвета сминалась в его руках. Два запаха - яблоко и листва, корица и полынь - смешивались на ней, образуя невообразимо притягательный аромат. Его одежда все еще хранила на себе ее след. Мисаки Аюдзава, заноза в сердце, что же ты такая упрямая?
Сердце болезненно ныло, словно в него попали отравленной иглой, и яд, растекаясь по венам, причинял все больше страданий. Раньше у Такуми был щит - непробиваемая ирония, которая защищала его каждый раз, когда Мисаки отвергала его чувства или ставила под сомнение поступки. Он смотрел на нее, как смотрят на раненых несчастных детей - сочувственно, немного снисходительно и с большой любовью: пройдет немного времени и она обязательно поймет... Но в этот раз все было иначе. Усуи несколько раз открыл Аюдзаве свое сердце настежь - как окно в детскую. Она могла делать с ним все, что ей заблагорассудится. Но президент просто не верила ему, что бы Такуми ни делал, что бы ни говорил. Два года, мучительных два года вьется эта канитель. Иногда кажется, что вот, уже близка победа, что теперь она не сможет бежать от своих чувств - но нет. Ворота снова закрываются. Игра в кошки-мышки с безумно влюбленным сердцем. Такуми закрыл глаза и уткнулся носом в футболку, снова всеми легкими вдыхая Мисаки. Аромат, так жестоко напоминающий о ее безумных поцелуях - там, в храме на склоне горы. На короткий миг она опустила свой защитный заслон, оставшись той самой трогательной девочкой, которую, пожалуй, сейчас знал только он. Это ведь были настоящие чувства, настоящие слезинки в глазах, и дыхание сбивалось так, словно она тоже долго-долго бежала за ним. Два года. Каким бы он ни был "классным парнем", по которому девчонки сохли как курага на солнце, как бы ни был крут в спорте или учебе - сейчас Такуми чувствовал себя самым обычным влюбленным мальчишкой. Беззащитным перед одной-единственной девушкой. Она первая проникла под пуленепробиваемую броню и сделала так больно, как никто не смог. Не так просто было открыться перед Мисаки... настолько. Выдать с головой, как он сходит с ума, как важно для него быть рядом с ней, заботиться, оберегать.
Сердце болезненно сжалось, требуя еще одной дозы Аюдзавы. Хоть какого-нибудь взгляда, неравнодушия, простого слова. Такуми стиснул в кулак руку, прижал к груди. Он бы давно запер на замок все эти чувства, да не получается. Еще и потому, что был твердо уверен - Мисаки именно та самая, единственная, самая лучшая девушка на земле. Только она заставила его сердце дрогнуть, забиться, замереть от восторга и удивления. А еще он никогда и ни у кого не видел таких эмоций по отношению к себе. Даже влюбленные краснеющие школьницы или смелые девицы постарше никогда не смотрели на него такими глазами. И никто не пытался о нем позаботиться. Пожалуй, мне надо проветриться. Несколько дней без Аюдзавы - и я все равно свихнусь. Нужно как можно скорее остаться в одиночестве и все обдумать. Выдержу сколько смогу. А там, авось, президент сама наведается к прогульщику... Хотя, может быть, мои последние слова ее слишком напугали и она теперь на пушечный выстрел к такому извращенцу не подойдет. Наверное, сложно поверить, что я теряю голову при мысли, как же прекрасны будут глаза нашего ребенка. Может, я и правда больной? Хм... Есть ли у нас будущее? Легко спрыгнув с подоконника, Усуи подошел к шкафу и распахнул дверцы. В спортивную сумку полетели немногочисленные вещи, вольно распределенные по пустым полкам. Автобус идет до Токио три с половиной часа - у него будет время поразмыслить.
В дверь деликатно постучались. - Войдите, - откликнулся Такуми, аккуратно складывая свитер. Вот и все. В прихожей, освещая ее лучезарной улыбкой, стояла Сацуки. У нее был уставший, но довольный вид. Видимо, она тоже успела побегать по делам, но ничуть об этом не жалела. Ее сапфировый взгляд остановился на сумке с вещами, и начальница вопросительно подняла брови. - Усуи-кун, что-то случилось?
Блондин неопределенно дернул плечом. Ему хотелось поскорее остаться одному. - Сацуки-сан, скажите, у вас еще есть для меня какие-то задачи? Я могу отправиться в Токио? Насколько я знаю, общий выезд только через четыре часа. Грусть коснулась зрачков женщины. Она прошла в комнату и остановилась в шаге от талантливого повара. Ей было неловко спрашивать его о происходящем, но стоять в сторонке Сацуки тоже уже не могла. - Вы поссорились с Мисаки? - забыв, что невежливо отвечать вопросом на вопрос, обеспокоенно осведомилась она. - Нам показалось, что вы... - Вам показалось, - спокойно кивнул Усуи. Он присел на угол кровати и непроизвольно провел ладонью по лицу. Этот жест усталости не укрылся от наблюдательной начальницы. - Расскажи. Может быть, я смогу чем-то помочь, - попросила Сацуки, присаживаясь в кресло напротив. - Но не буду настаивать. Просто я так давно смотрю на вас, и мне с первого взгляда было все очевидно. Все наше кафе переживает за ваши отношения. Такуми улыбнулся уголком губ. Он знал, что неугомонные сплетницы "Maid-latte" действительно любили свою подругу и любили его - этой отраженной сестринской любовью.
- Не знаю, сколько это может продолжаться. Она мне не верит. Не верит - и все тут. Ни словам, ни поступкам, ни собственным чувствам. Как будто ее держит какая-то преграда, не давая мне и шанса приблизиться. Миса-чан потрясающая. Самая лучшая девушка на свете. Но неужели она не видит, что я уже два года пытаюсь достучаться до нее? Я знаю, что не смогу сдаться, как и не смогу перестать заботиться о ней, быть рядом. Это стало частью моей жизни. Но уже не знаю, что делать дальше, - признался Усуи неожиданно для себя. Было непривычно каяться кому-то в слабости. Но ласковая улыбка Сацуки-сан будила в нем какую-то незнакомую, прежде тщательно скрываемую от самого себя тоску. Он не знал материнского тепла, но хозяйка косплей-кафе действительно умела главное - создавать домашний уют и атмосферу любви. Которой ему порой до боли не хватало. Заботливая рука коснулась его предплечья. Начальница смотрела на него все с той же доброй улыбкой. - Просто поезжай домой, Усуи-кун. Поверь мне, Мисаки не только девушка, она - воин. Когда она поймет, что может потерять тебя, страхи наконец перестанут держать ее. Миса выразит свои настоящие чувства. Ты умеешь ждать, но не бойся качать лодку - иначе никто и никогда не задумается о том, что ты можешь уйти. Что тебе тоже бывает больно. Сацуки поднялась из кресла и еще раз оглянулась на Такуми. Закатный свет добрался и до него, вызолотив непослушные светлые пряди. Таким - немного потерянным, грустным и светлым - она видела его впервые. Но юноша тепло улыбнулся начальнице и кивнул. - Спасибо большое, Сацуки-сан. Я поеду. Берегите себя.*** Прошло немало времени, прежде чем Мисаки пришла в себя. Вытерла рукавом толстовки слезы, пригладила непослушными пальцами челку. Однозначно зареванный вид скрыть будет сложно - давно она так не плакала. Поначалу ей даже не было понятно, почему же так больно, почему грудь теснит что-то горькое и безутешное. Но с каждой слезой, потоком пересекавшей щеку, голова очищалась и прояснялась. Перед глазами все так же стоял Такуми - неизбывно нежный, заботливый, насмешливый до невозможности. Ее неосторожные слова сделали что-то гадкое и непоправимое, но почему он так отреагировал на, в общем-то, нормальную ее реакцию? Разве она, Мисаки, раньше не говорила подобное? Что-то изменилось между нами. Мы были слишком близко. Может быть, он начал надеяться, что я... Да нет. Если бы я была его целью, трофеем - Усуи опять ухмыльнулся бы, как ни в чем ни бывало, и выдал бы какую-нибудь свою коронную пижонскую фразочку. Вроде "Ты обязательно будешь моей" или что-то в этом духе. Но он ничего не сказал! И именно поэтому... черт бы его побрал, я ощущаю себя виноватой! Неужели я сказала что-то не то? Но что? Лестничный пролет продолжал безмолвствовать, чем не мог не радовать уставшие от слез глаза Аюдзавы. Отвечать, оправдываться и врать ей совершенно не хотелось. Слишком честно ее лицо сейчас отвечало на любые вопросы. Тревожное, горькое чувство в груди понемногу отступало, и сквозь него, как радуга после дождя, проступала непонятная радость. Острая, трепещущая, ранимая, как хрустальные осколки. Они кололи сердце рваными краями, вращались и не давали покоя. Подари мне ребенка, Миса-чан. Остались только эти слова. Они и задевали самые чувствительные точки сердца.
Прижав в изумлении ладонь ко рту, Мисаки снова, в тысячный раз за день, покраснела. Только сейчас она осознала, что ей сказал Такуми. Это не было очередной извращенной шуткой или неуместным приколом. Он не играл с Химэми - это был настоящий Усуи, такой, каким она его когда-то и... Мисаки провела ледяной ладонью по пылающему лбу в попытке успокоиться. Она действительно виновата. Если Такуми говорил серьезно, то, должно быть, ему сейчас очень плохо. Или нет? Никогда нельзя сказать наверняка, что на сердце у этого пришельца. Может быть, он впервые начал его открывать. Даже если нет, даже если это все лишь злобная шутка - Аюдзава выдержит. Но если нет, если Усуи всерьез, то она никогда себя не простит за причиненную ему боль. Стирая со щек соленые разводы, Мисаки вскочила на ноги и огляделась. Кто-то на третьем этаже хлопнул дверью. Обуреваемая смутной надеждой, девушка бросилась на звук, прислушиваясь к тишине с неоформленным желанием уловить звуки шагов Усуи. Но коридор был пуст, а у самой лестницы Аюдзава лоб в лоб столкнулась с Хонокой. Блондинка даже не удивилась ее появлению и красным, заплаканным глазам. - Ищешь своего парня? - невозмутимо поинтересовалась она. - Он мне не... - привычно огрызнулась Мисаки, но коллега подняла ладонь в упреждающем жесте. - Не надо, Миса-чан. Так что - ищешь Усуи? Не в силах ответить, чтобы снова не разрыдаться, Аюдзава молча кивнула. - Его нет в номере. И вещей не осталось. Я хотела ему вернуть ручку, которую одолжила для заполнения открыток, - пояснила Хонока и, подняв на Мисаки глаза, внимательнее вгляделась в ее лицо. - Ну что, довела Усуи-куна? Ее бесцеремонный вопрос будто пробил брешь в обороне Аюдзавы. Сложная гамма эмоций отразилась на обычно спокойном и сдержанном лице брюнетки.
- Мы говорили, но я... - Ох, Миса-чан, - нетерпеливо перебила ее Хонока и смерила уничтожающим взглядом. - Никогда не говорила тебе, но, несмотря на твой дурацкий характер, ты мне в принципе стала нравиться. Но не могу простить тебе Такуми. Как принцесса - воротишь нос, когда тебе каждый день приносят сердце. Мучаешь влюбленного в тебя парня. Он тебя, дуреху, обожает. Это делает его таким прекрасным, желанным и недоступным для других. Любовь украшает людей, - глубокомысленно закончила официантка.
Огорошенная такой откровенностью, Мисаки не сразу нашлась с ответом. Хонока же, мило улыбаясь, прожигала ее холодными глазами. - Как его понять, если не знаешь, когда он серьезен, а когда шутит... - упавшим голосом проговорила президент. - Прости, уж такая я есть. Вечно всем приношу беспокойство.
- Это точно, - согласилась Хонока и, пройдя мимо Мисаки, задела ее плечом. - Слышишь, Миса-чан... - неожиданно тихо окликнула она. - Я завидую тебе. Не раздражай Хоноку, зазнайка - открой наконец глаза. Если еще не слишком поздно. Оставив Мисаки еще более потерянной, блондинка скрылась из виду. Ее легкие шаги растаяли эхом на лестничной клетке. Колкая, порой опасная как пантера, Хонока ужалила Аюдзаву крепко. Иногда боль делает людей зоркими, но циничными. Не тратя время на размышления, Мисаки круто повернулась на каблуках и рванула к номеру начальницы. Но на стук ей никто не открыл, и, ругая себя за забытый телефон, девушка побежала на ресепшен, перескакивая через две ступеньки и на ходу натягивая куртку. Видели бы ее сейчас школьные нарушители! Запыхавшись, Аюдзава буквально влетела в небольшой круглый холл, подпирающий колоннами декоративный балкон. На ресепшене было пусто, зато в углу у столика на красном диване сидела Сацуки - непривычно серьезная и тихая. Не раздумывая, Мисаки бросилась к ней.
- Где Усуи? - запыхавшись, проговорила она. Сацуки-сан посмотрела на свою подчиненную долгим взглядом, и было непонятно, чего в ее взоре больше: понимания, сочувствия или упрека. - Он ушел. Аюдзава остановилась. Ее глаза панически расширились. - Как?!.. Начальница развела руками: - Ногами. Через дверь. Мисаки упала на соседний диван, обхватив голову руками. - Это я виновата, да? - тихо спросила она. - Из-за меня он ушел?