Том 2. Часть 5: Глава 41 (2/2)
— Ну конечно же, — усмехнулась Ёко. — Да-да, знаю, всё это не делает меня полноценным человеком. Я всегда буду им лишь наполовину, не важно, сколько времени пройдёт. И для окружающих я всегда буду наполовину животным. Это было незыблемой истиной с самого момента моего рождения. Но я же не виноват в том, что не могу ничего с этим сделать? В ответ Ёко осторожно кивнула. Она не до конца понимала, к чему он клонит, поэтому не спешила отбрасывать свои опасения.
— То же самое с кайкяку. Я не собираюсь сидеть и смотреть, как кайкяку убивают просто за то что он кайкяку.
— Действительно.
— Ты знаешь, что такое джошо? — спросил Ракушун, почесывая себя за ухом. — Это районная школа. Я был лучшим в своём классе, и мой классный руководитель рекомендовал мне поступать в университет. Если бы я смог поступить, я бы мог стать местным правительственным чиновником.
— А район это больше чем округ? — Больше чем префектура. В провинции обычно несколько районов, но их число варьируется. Район состоит примерно из пятидесяти тысяч домов. Район делится на четыре префектуры, а префектура на пять округов.
— Хм-м, — протянула Ёко, пытаясь осмыслить столь большое число как пятьдесят тысяч.
— На самом деле я смог попасть в районную школу только после множества прошений от моей матери. Она еле-еле смогла добиться, чтобы меня приняли. Те, кто хорошо учится в районной школе, могут поступить в университет и стать правительственными чиновниками. Поскольку я хандзю, я не могу получить надел. Но даже без надела я мог бы устроить себе достойную жизнь. Но, как оказалось, хандзю не может поступить в университет. — Оу. — К тому же, чтобы оплатить моё обучение в районной школе, моей маме пришлось продать её собственный надел.
— И что потом? — И теперь ей приходится работать на чужой ферме. Она возделывает землю, арендованную у одной из местных богатых усадьб.
— Усадеб? — Тебе нужно разрешение от правительства чтобы называть участок земли своей усадьбой. Ну, в общем, речь о том, что моя мама может возделывать землю, а я нет. Люди даже не нанимают хандзю, налоги на их труд слишком высоки. — Почему так? — спросила Ёко, склонив голову в сторону. — Знаешь, среди хандзю есть и те, кто напоминают медведей или быков. Они намного сильнее обычных людей. Но даже несмотря на эти преимущества… Король просто не любит хандзю, вот и всё. — Да уж, это ужасно. — Конечно, он ненавидит их не так сильно, как кайкяку. Нас не арестовывают и не казнят, ничего подобного. Но мы не считаемся гражданами этого королевства. Мы не участвуем в переписи населения, нам не дают земли или работу. Моей маме приходится обеспечивать нас обоих, вот почему мы живём так бедно. — О-о-о. — Хотя я хотел бы получить работу, — Ракушун указал пальцем на болтавшийся на его шее кошелёк. — Здесь все накопления моей мамы, этого едва хватает на оплату обучения в университете в Эн. В Эн даже хандзю принимают в самые лучшие университеты. Там они могут стать даже высокопоставленными госслужащими. В Эн меня будут воспринимать как взрослого гражданина, часть общества. Я подумал, что если я отправлюсь с тобой в Эн, то там я смогу получить землю и найти себе работу.
?Значит, всё это было вовсе не по доброте душевной?, — цинично подумала Ёко. Конечно, в его действиях не было зла, но альтруизмом тут и не пахло.
— Да, всё это звучит очень логично.
Видимо, она произнесла это слишком резко, поскольку Ракушун на мгновение остановился и внимательно посмотрел на неё. Но он не стал ничего говорить. Но Ёко больше не нужно было никаких слов. В конце концов, каждый в первую очередь заботится о своём собственном состоянии. Любой акт благотворительности, каким бы искренним он не выглядел, хранит глубоко внутри себя нотку эгоизма. Поэтому Ёко больше не возмущалась, раздумывая о мотивах, двигающих Ракушуном.
?Ну конечно?, — подумала она. — ?Поэтому мы и предаём друг друга?.
В конце концов, каждый заботится только о себе. И даже самый святой человек в мире не сможет существовать, думая исключительно о проблемах других людей.