Часть 6 (1/2)
Рескатор показал себя воистину учтивым хозяином. Анжелика исподволь наблюдала за ним весь вечер: знаменитый пират и мореплаватель легко мог бы украсить собою любой прием у Нинон. Он к месту молчал и искрометно шутил, причем его шутки порою были чересчур остры, но ни разу не переступили грань приличия. Он явно был хорошо образован, как тонко подметила герцогиня Мазарини, и его знания простирались далеко за пределами того, что могло бы быть нужно простому пирату. Она ощутила что-то вроде сожаления, что такой человек оказался врагом Франции и затаил горькую обиду.В круглых окнах уже поселилась сиреневая мгла, когда в дверь постучали, и вошел высокий хмурый человек, которого Анжелика уже видела: именно за ним хвостом ходил Кантор весь день. Мужчины перекинулись несколькими фразами. Извинившись, Рескатор вышел вслед за помощником, и Гортензия тут же перевела на Анжелику смеющийся взгляд:– Разве вам не по вкусу нынешний вечер?
Та пожала плечами и промолчала.
– Вас все еще смущает, что этот человек – вне закона, я вижу… Но я уже несколько лет не получала от ужина подобного удовольствия!– Вы не намерены возвращаться во Францию, я вижу? – не удержалась Анжелика.
– Возвращаться? – глаза красавицы потемнели. – В этот ад? Молитва утром, молитва вечером, молитва перед едой, молитва во сне… Я носила чепец! Чепец, понимаете? Как монашка! А мои служанки… Боже, мне приходилось платить им вдвое и втрое больше, чтобы удержать при себе хоть кого-то! Мне казалось, что вы-то должны понимать меня, как никто другой – в конце концов, разве не это же привело вас на море?– Это же? Что вы имеете в виду?– Дорогая, я хоть и была затворницей, но получала письма, – герцогиня покривилась, отставив нетронутый бокал. – Моя подруга, милейшая мадам де Санси старалась развлечь меня хоть чем-то и исправно передавала новости двора. Я знаю о выходках вашего мужа. Кажется, он хотел запереть вас в монастырь?! И лишь заступничество короля спасло вас от печальной участи.– Вы не знаете, о чем говорите, – сдерживаясь, проговорила Анжелика. Ее переполняли смешанные чувства: она и злилась на Гортензию, и испытывала глубочайшее сожаление, представляя, что пришлось перенести той. – Все переменилось…?Хорошо, что мадам де Санси не успела передать последних сплетен?, – мелькнуло у нее в голове, и неожиданно при мысли об этом злость ее прошла. Как можно рассказать в двух словах историю, связавшую ее с Филиппом? Как может понять кто-то другой, отчего она решилась на этот шаг и через что прошла? Сейчас ей было странно и неприятно вспоминать о монастыре и прочих выходках Филиппа – будто это было чистилище, через которое им пришлось пройти, чтобы сейчас попытаться начать все сначала.
– В любом случае, я не собираюсь собственноручно возвращать себя в ад, – твердо проговорила герцогиня. Она опустила ресницы, и на ее лице проступило ожесточенное выражение, исказившее тонкие черты и сделавшее ее старше. – Я увижусь в Генуе с месье де Вивонном, разумеется, и поблагодарю его за участие в моей судьбе, но и только.
– Но тогда зачем вы писали месье де Вивонну с просьбой о помощи?
– О помощи?! – Гортензия удивленно вскинула брови. – Боже мой, откуда вы взяли? Когда месье Рескатор сообщил мне, что собирается начать переговоры с королевской эскадрой, он предложил мне присоединиться к месье де Вивонну. Я отказалась, – ведь до этого он сам любезно согласился доставить меня к родственнику герцога Валинтинуа в Геную. Тогда месье сказал, что мне стоит хотя бы лично засвидетельствовать свое спасение и написать, что я нахожусь на его судне, живая и здоровая… Неужели месье де Вивонн принял это за крик о помощи?– Увы, – пробормотала Анжелика. Теперь она понимала, какой трюк провернул пират, сперва ненадолго представив пребывание герцогини Мазарини в виде заложницы, а после – предложив мадам дю Плесси уже ранее запланированное совместное путешествие до Генуи… – Ему и впрямь повезло с вами – иначе месье де Вивонн непременно затеял бы бой.
Дверь отворилась, – вернулся хозяин каюты, – и разговор пришлось прервать.
– Вы чем-то расстроены? – Рескатору было никак не отказать в умении читать по лицам, и теперь он повернулся к притихшей герцогине.
– Разумеется, да, – та глубоко вздохнула и словно встрепенулась, вновь возвращая себе весеннюю прелесть и живость. – Вечер подходит к концу, а вы еще не усладили наш слух своей волшебной гитарой!– Ах вот оно что, – Рескатор улыбнулся ей неожиданно тепло. – Я готов загладить свою вину, мадам, лишь бы только свет вернулся в ваши глаза...Он поднялся с места, чтобы достать чехол. Анжелика неосознанно ожидала увидеть дорогой инструмент, но пират держал в руках потрепанную старую гитару, подобную тем, на которых играют уличные музыканты. Он легко перебрал струны, и смутно знакомая мелодия царапнула сердце Анжелики.
– Как жаль, что Создатель не дал вам голоса, чтобы сделать ваше музыкальное умение совершенным! – заметила герцогиня.
– Жаль? – Рескатор задумчиво перебрал струны; его голос прозвучал почти мягко. – Сударыня, никогда не стоит жалеть о том, что нельзя получить. Я могу услаждать ваш слух игрой на гитаре, а вы – мой своим пением…– Быть может, вы поможете мне? – Гортензия порывисто обернулась к Анжелике. – Мы могли бы спеть что-то на два голоса…– О нет, я не пою, – возразила Анжелика, застигнутая врасплох: ловкие пальцы Рескатора и манера наигрывать что-то, не прерывая разговора, чем-то напомнила ей Кантора.
– Зато у вашего сына прекрасный голос, – заметила Гортензия. – Днем я слышала, как он напевал что-то себе под нос. Вы попросите его спеть для нас?
Пока прибежавший на зов мавр – не тот, что сопровождал Кантора, как с запозданием поняла Анжелика, – искал мальчика, Рескатор негромко перебирал струны. Некоторые мелодии были хорошо знакомы Анжелике, не раз слышавшей их в исполнении Кантора или его учителя; некоторых она не слышала ни разу... Мелодии переходили одна в другую; он больше не вставлял в слитую воедино музыку те аккорды, которые взволновали ее сердце, но она никак не могла выбросить их из головы. Та музыка несла в себе какое-то воспоминание, давно спрятанное в глубинах памяти, какое-то чувство, и тревожное, и сладкое одновременно; запах цветов, сумерки, мерцание чьих-то глаз?
– С вами все в порядке, сударыня?
С запозданием Анжелика поняла, что сидит с закушенной губой: образы, порожденные музыкой, полностью поглотили ее. Рескатор обратился к ней едва ли не первый раз за вечер, и теперь он смотрел на нее с полуулыбкой, продолжая поглаживать струны кончиками пальцев. Он снял перчатку с правой руки: смуглая кисть была крупной, но правильной формы, с длинными пальцами и с несколькими побелевшими черточками шрамов на ней.
– Да, все хорошо, – медленно ответила Анжелика. – Меня всего лишь увлекла ваша музыка. Где вы учились этому?– О, сударыня, я родился в краях, где ребенку, едва появившемуся на свет, дают не погремушку, а гитару, – он пожал плечами и перестал играть, прижав струны ладонью.
– Вы были музыкантом? – подала голос Гортензия, видимо, вспомнив об уговоре с Анжеликой.
– Музыкантом, рождающим чувства из переплетения нот? Да, пожалуй… Трубадуром, играющим ради денег? Нет, мне никогда не приходилось получать за игру звонких монет… но порой со мной расплачивались чем-то неизмеримо более ценным, – его взгляд остановился на губах Гортензии, и удивленная Анжелика заметила, как персиковый румянец окрасил щеки той.
– Вы звали меня, сударь? – Кантор переступил порог и поклонился. Анжелика словно взглянула на сына другими глазами: он как будто вытянулся с момента отплытия из Марселя. Его кожа, смуглая по примеру материнской, приобрела ровный золотистый оттенок – солнце любило его, не наказывая ожогами и веснушками, и цвет кожи только подчеркивал светлые волосы и глаза. Он вырастет красавцем, ее мальчик…– Это была моя прихоть, сударь, – переливчато рассмеялась герцогиня. Жестом она пригласила мальчика подойти ближе. – Мне запал в душу ваш волшебный голос, и я прошу вас спеть для нас.
?Спой для меня?...Анжелику ударило словно кнутом, и она вновь судорожно прикусила губу. Моток воспоминаний стремительно развернулся, как гладкая шелковая лента из клубка, и вдруг все стало на свои места: и цветы, и музыка… Рескатор играл на гитаре ту песню, которую она впервые услышала теплым вечером в Тулузе, ту, что пел ей Золотой Голос королевства, и его лицо тогда тоже скрывала маска...?Это ничего не значит?, – твердила она себе. Она и так знала, что Рескатор жил в Тулузе, знал Жоффрея, и сейчас он всего лишь пытается вновь побольнее ужалить ее. Никого не было тогда в беседке рядом с ними, и никому Анжелика никогда не рассказывала, как впервые ощутила вкус поцелуя. Ему повезло случайно угодить в самую чувствительную мишень, и только...Она рассеянно смотрела, как серьезно беседует с Кантором Рескатор, обсуждая выбор песни, как терпеливо, раз и другой, показывает заинтересовавший мальчика аккорд… Даже зазвучавшая песня – много раз слышанная ею в исполнении Кантора баллада о страннике – почти не привлекла ее внимания. Кем он мог быть? Он сказал, что не был музыкантом, игравшим за деньги… Она понимала, что нимало не продвинулась в своих догадках, и чувство собственной беспомощности злило и одновременно ослабляло ее.Вечер давно закончился, перейдя в теплую ночь. Уже скоро минул час или полтора, как Рескатор распрощался с дамами и маленьким пажом, а Анжелика все не могла уснуть. В голове крутилась та самая нежная мелодия, с которой началось ее путешествие в Страну Любви: ?Amore!?. Он поцеловал ее тогда в первый раз...
К тоске от воспоминаний примешивалась обида – прячущийся за маской ренегат нарочно будил в ней память, она видела это в его улыбке, в издевательских искрах в его глазах…
Подумав, Анжелика неслышно поднялась с постели. Коснулась ладонью волос спящего Кантора и вышла на палубу.Даже ночью на шебеке кипела работа. Яркими пятнами светили масляные лампады, то тут, то там развешенные в переплетении металлической сетки;матросы, которых, правда, было меньше, чем днем, споро мыли и чистили корабельную медь, подвязывали тяжелые крученые канаты, переносили что-то. Один из работающих, смуглый и тонкий, как хлыст, парень, одетый лишь в широкие штаны, улыбнулся, поймав на себе взгляд Анжелики, и что-то произнес по-арабски. Она лишь пожала плечами и медленно пошла дальше. Никому, казалось, не было дела до знатной дамы, прогуливающейся по палубе среди ночи.
Наконец она нашла себе укромное место – прямо за мачтой были привязаны несколько перевернутых шлюпок, одна на другой. Анжелика провела рукой по нагретому дневным солнцем дереву и, расправив юбки, присела на край. Море, лениво плещущееся где-то за бортом, пропало с ее глаз: легкие, почти прозрачные днем облака теперь надежно укрывали небо плотной пеленой, и ни луна, ни звезды были не видны.