Глава 8, в которой женщина подвергается опасности (1/2)
Ближе к концу завтрака Вера расслабилась - то ли тому поспособствовал второй бокал вина, то ли то, что король потерял к ней всякий интерес, едва ли принесли новое блюдо.
Судя по всему, при дворе соблюдалась знакомая каждому ребенку истина "когда я ем, я глух и нем", и каждый, включая и его величество, ее безупречно соблюдал. Легкая беседа участниками "представления", как иронично окрестил капитан Блад это действо, затевалась лишь в небольшие перерывы во время смены блюд.
Но слуги были расторопны и действовали быстро и слаженно, поэтому разговор не уходил дальше нескольких не обременяющих собеседника вопросов.К примеру, дама, сидевшая напротив, могла поинтересоваться у своей соседки, откуда та достала гипюр со столь изысканным кружевом для своей накидки.
А вельможа, занимавший место по правую руку от Веры, беседовал со своим собеседником - круглым, словно помидор, и краснолицым подобно уже упомянутому помидору человеком, одетым в пунцовый, лоснящийся от блеска атласный камзол - о каких-то совершенно непонятных девушке делах, из которых она заключила лишь то, что французский образца шестнадцатого века был все еще довольно сложен для ее понимания.О том, что завтрак окончен, Вера узнала, когда Людовик резко встал и, чуть кивнув королеве, быстрым шагом покинул помещение. Следом и все присутствующие разошлись с выражениями лиц, отражавших их явное удовольствие от происходящего.Вера была рада лишь тому, что еда оказалось вполне пригодной и даже вкусной, хотя тяжелой - мясо, да еще и жареное либо запеченное, какое подавали на стол, казалось ей довольно непривычной пищей для завтрака.
Добравшись до двери и собираясь пройти по коридору дальше, девушка почувствовала легкий дискомфорт внизу живота и списала это на то, что легкий творог или стакан молока с медом перенеслись бы ее организмом куда комфортнее.К тому же, ситуацию усложнял корсет, излишне сдавливая те места, которым после принятия подобного рода еды следовало бы находиться в свободе.Да и платье не было самого удобного покроя - ткань была слишком жесткой, отчего девушке вечно казалось, что плечи и руки охватывает зуд.Все эти неприятные ощущения, разумеется, было необходимо скрыть от публики и вести себя непринужденно, словно их и нет. И это только добавляло к ее и без того затруднительному положению излишние неудобства.Вера пересекла порог и, пройдя мимо невозмутимых мушкетеров, остановилась на минуту, чтобы перенести дух. Придворные обходили ее, словно и не замечая - каждый, видимо, направляясь по своим делам. Мимо прошли фрейлины – те самые, которые так невзлюбили гостью – во главе с де Монтеспан.Девушка ненароком встретилась с ней взглядом.
Атенаис остановилась, слегка приподняла уголки губ, и, прищурившись, только тогда и кивнула ей в приветствии. Лицо ее в этот момент нельзя было назвать дружелюбным, несмотря на улыбку.Но красивым – вполне.- Как, вы носите французские платья? Я слышала, мода в вашей стране отличается от того, что носят в Париже, - удивилась она, принявшись обмахиваться ярким веером. От веерного ветерка чуть развевались упругие золотые локоны, обрамлявшие ее отбеленное и нарумяненное лицо.Вера удивилась подобному вопросу, но ответила:- Вовсе нет, мадам. Мне привычно носить такие вещи.Атенаис вызывающе посмотрела на нее и хмыкнула, еще раз сменив взглядом наряд Веры.Алый шелк платья струился и мягко блестел в складках юбки, почти светился в мерцании дневных лучей солнца, которые лились из окна напротив, точно мед.- Право, вы меня удивляете. Нечто подобное я видела на одной из наших графинь где-то два сезона назад, - заявила наконец Монтеспан, скривившись, словно яркий свет доставлял ей неудобство.Ее лицо в этот момент исказилось.
Чуть приподнятая вверх губа придала красивым чертам лица Атенаис недоброе выражение.Яркие лучи солнца обнажили трещины на ее покрытой толстым слоем белил коже, которые выглядели, точно пустыня при засухе и подчеркивали ее морщины, расходившиеся глубокими паутинками. Румяна, ярким пятном выделявшиеся на фоне неестественно, по-мертвецки бледного лица, распадались на отдельные слои и создавали обратный эффект тому, которого, видимо, хотела добиться де Монтеспан, нанося макияж.
Они лишь подчеркнули ее возраст и сделали общее впечатление скорее отталкивающим.Де Монтеспан на мгновение облизнула губы, видимо, почувствовав сухость, и Вера внезапно увидела в ней нечто змеиное.Казавшееся ей красивым, лицо Атенаис приняло отвратительную гримасу, подобную тем оскалам, которые придали скульпторы гарпиям Нотрдама.
Вера отшатнулась от нее и почувствовала нахлынувшее вдруг оцепенение.По спине пробежали мурашки, и девушка вспомнила, что нечто подобное ощущала, встретившись лицом к лицу с Миледи.Неожиданно у нее закружилась голова, и дыхания в легких стало не хватать.Все вокруг расплылось и помутнело.- Мадемуазель, что с вами? - Де Монтеспан, выразив в своем выражении лица некоторое удивление, перекинулась взглядом со своими подругами.Те с невозмутимым видом остались наблюдать за тем, как Вера, чувствуя, что ей явно нехорошо, пытается ?держать лицо?.Вера обернулась.Неподалеку белело открытое окно - свежий воздух бы вполне помог ей вновь прийти в себя. Также она попыталась увидеть среди проходивших мимо ярких пятен - так ей видились прохожие - черное пятно, значившее, что именно этим пятном является капитан Блад, который мог бы прийти на помощь.Но его не было.
Только желтые, синие, зеленые и все остальные цвета радуги и их оттенки мелькали в толпе, которую девушка видела нерезкой и распадавшейся на маленькие точки, словно на картинах пуантилистов.Что для нее было странно, ведь близорукостью она никогда не страдала.Она понимала, что просто так уйти будет невежливо, но и найти весомый повод покинуть компанию Монтеспан Вера не могла - мысли в голове запутывались, едва ли она пыталась собрать их в цельную нить. Монтеспан молчала, ожидая ее ответа, молчали и фрейлины, каменными лицами глядя на нее.Она не могла разглядеть их черт лица, но чувствовала их тяжелые взгляды на себе.- Вы, я вижу, устали с дороги. Настоятельно рекомендую вам выспаться, и, надеюсь, к вечеру вы порадуете нас своим присутсвием в наилучшей форме, - наконец сказала Атенаис, и, чуть наклонив голову, подобрала юбки и довольно поспешно ушла.Вера, будучи рада тому, что де Монтеспан оказалась догадливой, вновь оглянулась в поисках Блада и поняла, что все тщетно - зрение стремительно ухудшалось, и теперь маленькие точки, в которые складывалась картинка, стали большими размытыми пятнами.Она все еще помнила, где находилось окно, и осторожно пробралась к стене, радуясь, что ей удалось не задеть никого из придворных.Каждый шаг давался ей с трудом - в голове звенело, а голоса сливались в один неразборчивый гул.Наконец, из последних сил присев на подоконник, Вера потянулась к ручке и, еле сумев ухватиться за нее (пальцы перестали ее слушаться) потянула створку на себя, желая открыть окно шире.
Свежий порыв воздуха, казалось, придал ей сил.Но неловкое движение, которое девушка сделала, когда отодвинула большую бархатную штору, чтобы сесть глубже, было несовместимо с туго затянутым корсетом.Почувствовав острую боль, Вера охнула.Вельможи, стоявшие поблизости, обратили на нее внимание, кто-то громко крикнул несколько фраз, которые девушка была не в состоянии перевести.Вера поняла, что совсем ослабла и вот-вот готова потерять сознание, что она поникла на подоконнике у открытого настежь окна, и она не в силах ни встать, ни пошевелиться.Перед глазами замельтешили лица.Ее пытались привести в чувство похлопываниями по щекам и вспрыскиванием какой-то пахучей жидкости, но ничего, кроме ощущения, что у нее горит вся кожа лица, шеи и рук, и ужасной боли по всему телу она не чувствовала.Боль была настолько острой, что ей казалось, словно она сгорает заживо на костре.
Глаза застилала белая пелена.В легких вдруг совсем закончился воздух.***По коридору раздавались взволнованные возгласы, сливавшиеся в единый неразборчивый гул.