Глава 11. Часть II (1/1)
Церемонии посвящения, как и церемонии иного толка, не были для Эльзы чем-то новым, до поры до времени неизведанным. Будь это чаепития подле Снежной королевы или балы в честь отмучившихся, перетерпевших суровый нрав госпожи Метелицы и потому окрылённых свободой, учеников, чьи слёзные речи об приютивших их на долгие годы стенах Академии доводили директрису до состояния лёгкой сбивающей с ног эйфории. А всё потому, что больше, чем себя, она могла любить только своё учебное заведение. Да чего уж скрывать, известие о гибели родной дочери и её мужа, пришедшее к ним с опозданием в несколько месяцев, заставило королеву после долгих раздумий провести подобие траурной церемонии в стенах ледяного дворца. Вернуться на Землю она не пожелала, с большой неохотой позволив Эльзе проведать сестру, которая в силу своего человеческого происхождения не могла быть рядом. — Разве ты не хочешь проститься с ними? — спросила тогда принцесса, нервно теребя край рукава на своём платье, непривычно тёмном и строгом. — Ты могла бы поехать со мной. Анне нужна твоя поддержка не меньше, чем мне. — Церемония уже была проведена, что ещё нужно? — голос госпожи Метелицы едва различим, она стоит к Эльзе спиной, так и не обернувшись за весь их недолгий разговор, затеянный девушкой ради… ради, собственного душевного спокойствия, наверное, которого достичь не удастся, пока королева словно ледяная бесчувственная глыба уверять будет, что ни горечи не чувствует, ни сожаления. — Может быть… тебе станет легче, если ты вернёшься на Родину? — Я в порядке, Эльза, — усмехается тихо, обхватив себя руками, словно бы замерзая, чувствуя давление стен, давление собственной силы, но не желая признавать очевидного. — Ты можешь уехать раз считаешь, что иначе свои страхи не побороть, грехи не замолить, а мне… — дыхание сбитое и голова низко опущена. — Мне и здесь хорошо. Езжай. Три дня даю тебе. Учёба отлагательств не терпит. Эльзе ничего не остаётся, как молчаливо подчиниться, в портал шагнув, перед сестрой представая, спустя долгие годы болезненной разлуки. Анна отказывается понимать, сердится и плачет в объятьях старшей сестры, цепляясь за неё, умоляла остаться, не бросать, как это сделали родные, как это сделала Королева снежная, позабыв о многом человечном внутри себя в угоду силе магической. — Будь она проклята, магия эта, — всхлипывает, в шею утыкаясь, дрожа. Эльза понимает, что сестра не со зла говорит подобное, в ней боль и отчаяние сплетаются, из крайности в крайность кидая, мешая мыслить, мешая нормально дышать, а потому только обнимает сестру крепче, целует в макушке, не позволяя себе и слезинки не проронить.— Одни беды от неё. — Она часть нашей жизни. — Не нашей, твоей, Эльза, — поднимается резко, глаза заплаканные, красные, а в них не то что страх, безумие чистое плещется. Младшая сестра ладонями чужое лицо обхватывает, можно почувствовать, как мелко дрожат её тонкие пальцы. — Вот увидишь, королева уже отняла тебя, она не отдаст… не отдаст больше… не позволит вернуться ко мне. — Анна, что ты говоришь такое. Послушай, смотри на меня, — накрывает руки сестры своими, сцепляя, делясь своим теплом, которого, подумать только, и так мало совсем, привыкший к ледяному миру организм его почти не вырабатывает. — Смотри, слышишь? Всё хорошо будет, мы вместе и это главное. Мы справимся. — Ты уедешь уже завтра, — усмехается, отгородиться пытаясь. Спрятаться. Чувства свои запереть глубоко. Совсем как Эльза, когда её дар только-только пробудился. Принцесса ещё не знала, что волшебница. Ещё не знала, что Снежная королева узнает, как бы мать и отец не пыталась скрыть, сокращая прислугу и закрывая дворцовые ворота, двери и окна. Узнает и украдёт. И даже позволения у родителей не спросит. Эльза пускай и мала совсем была, помнит бледное лицо, стремительно темнеющее от раздражения, голубые искры, намеренно срывающиеся с тонких пальцев, в угрожающем и нетерпеливом жесте. Ощущая себя чужой в этих краях, госпожа Метелица спешила покинуть мир смертных и вернуться в своё замороженное королевство, там, где ей, безусловно, будут рады больше, чем здесь, в кругу семьи, давно позабытой и потерянной. — Прошу, она ведь ещё совсем дитя, — Эльза помнит, как мать яростно сжимала её в своих объятьях, стоя на коленях, отгораживая от Снежной королевы всеми силами. И отец рядом, не решающийся обнажить саблю, потому что знает прекрасно, что этим только положение дел усугубит. — Дай ей возможность пожить ещё с нами, не будь так жестока. — Я слишком долго ждала, — мать не оправдала надежд, не родилась с даром. У Анны его нет тоже. Только у Эльзы. Только она смогла обуздать вьюгу, защищая сестру. — Вы скрыли от меня, что моя внучка обладает волшебством зимы. Надеялись, что я не узнаю? — Были убеждены, что ты заберёшь её слишком рано. — Так тому и быть. — Рад ли этому будет Северянин? Отец Эльзы был удивительным человеком, мудрым и любящим, готовым поставить на кон собственную жизнь, чтобы защитить близких ему людей. Его храбрость, граничившая порой с неведомым бесстрашием, когда наперекор даже Снежной королеве пойти готов, лишь бы родную дочь не трогала, не забирала, чтобы в подобие себя не обратила. И потому запретное имя произносит, себя не жалея, зная, чем обернуться может. Эльза не помнит всего. Эльза зеркальную магию практикует с некоторых пор. И даже сама Снежная королева не знает того, чего её внучке выведать удалось. Воспоминания друг на друга наслаиваются, свои и чужие, зеркальная гладь рябью идёт, словно воды древнего озёра, долгое время нетронутого ни кем. — Отрекись, пока не поздно, Эльза, прошу тебя. Отрекись от этой чёртовой магии. Останься со мной, Эльза. Шёпот Анны, умоляющий, пробирающий до краёв, до нового приступа истерики, обоюдной и всепоглощающей. Принцесса холодных краёв обнимает младшую сестру, слова утешения бормочет сквозь силу. Знает, что ничего более предложить не может. И ненавидит себя за это пуще прежнего. — Останься… Останься… Ты так нужна мне, Эльза. Нужна. Анна засыпает на её плече, чужую руку стискивая, даже во сне не желая расставаться с сестрой. Эльза целует её в лоб нежно, гладит по голове, зарываясь в пушистые рыжие волосы пальцами. Вздыхает давно позабытый запах цветов от них исходящий. Запах дома. Обводит глазами серые, потемневшие словно от пережитого горя стены, понимая с горечью, что дом никогда прежним не станет. И оставить сестру одну с этим справляться всё равно, что от собственных корней отречься. Разве можно на такое пойти? Разве можно согласиться с подобным? Но разве иначе у Эльзы получится? Зная, что в ледяном дворце, в собственноручно выстроенной клетке, госпожа Метелица томится, изнутри разрушаясь сильнее, чем сестра младшая. Анна ведь сильная, под стать отцу, не сломается, не прогнётся. А вот с хозяйки ледяного дворца станется и на крошечные кусочки разлететься от напора подступающих к самому горлу эмоций. Сколько их там внутри, подавленных, скомканных, не имеющих возможности выход найти. Выбор, как не прискорбно, очевиден был. — Эренделлу нужна королева. Ты будешь достойной правительницей, Анна, я уверена в этом. — Ты что же… Уходишь всё-таки? — с горечью спрашивает, слёзы не сдерживая. Они текут по бледным, осунувшимся щекам и Эльза утирает их торопливо, и сердце её от боли разрывается, так сильно она любит свою маленькую сестру и так хорошо знает, что иначе поступить не сможет. Как бы ни хотелось, как бы ни старалась упрямиться, думать не только о других, но и о себе тоже. Она не объяснит своего решения. Никогда не сможет, зная, что смелости для этого недостаточно, отваги, той самой, что от отца Анне передалась. Годы пройдут, сотрутся из памяти длинной изогнутой вереницей, а лицо младшей сестры, недоверчивое, обиженное, обречённое… вспыхивает каждый раз стоит глаза сомкнуть. Как там однажды Ледяной Джек сказал? — Кто же откажется в таком прекрасном месте жить, я не представляю просто. Опять сад заснеженный. Скамейка с высокой спинкой и неизменное желание Фроста на эту самую спинку усаживаться, ногами упираясь, словно специально для него придумали. Точь-в-точь попугайчик на жёрдочке — Нам суждено жить вдали от людей, вдали от существ, что рядом с людьми обитают. Мы заперты здесь и не можем уйти, — произносит тихо, самой себе скорее напоминая, чем действительно Джеку об этом говоря. Он наклоняет голову удивлённо, спрыгивает и мягко приземляется на землю, на посох опираясь. Смотрит внимательно и немного с толку сбито. — Разве вы не по собственной воле сюда приходите? Ты сама мне говорила об этом, помнишь? — В моей семье я единственная, кто обладает таким даром. У меня не было выбора. — Как это выбора не было? Эльза вместо ответа улыбается грустно. Не было и всё тут. Как будто её кто-то спрашивал. Как будто кто-то её родителей спрашивал. Сестру, которой в свои восемнадцать, ребёнок совсем ещё, пришлось стать правительницей земного королевства. От помощи Северянина она отказалась, мотивируя это тем, что и сами с усами, справятся силами человеческими, без всяких тут. В ней обида на существ волшебных говорила, и потому оттолкнула она Николаса, не желая больше ничего общего с нелюдями иметь. Запрещая им появляться на пороге её дворца. Каждому из них. Эльза, она ведь знала на что шла. Знала чем жертвовала и потому, возможно, Ледяной Джек, новоиспечённый хранитель веселья, талантливый и подвижный — это её шанс, её возможность в мир земной вернуться. В мир человеческий. И пускай Анны уже нет на свете этом давно, она в лучшем из миров с родителями вместе. Эльза молится об этом, Луноликого прося сестру не наказывать за то, что существ необычных, простому люду чуждых, она таки полюбить не смогла, уважением не прониклась. На то ведь и вправду причины есть. Да и сам Эренделл претерпел изменения настолько глобальные, что уже домом считаться не должен, но принцесса порой позволяет себе перед зеркалом присесть, словно к гаданию готовясь. Её способности растут день ото дня, её способности наблюдать позволяют. Вспоминать, сравнивать, сличать. Знакомые витиеватые улочки, отреставрированный предмет старины, гудящий подобно пчелиному улью рынок, разношёрстную толпу от мало до велика, что к ярмарке готовится. Сам фьорд, торговые суда, рыбацкие лодки и маленькие, и большие. Всюду радость, всюду смех, что эхом отражается в комнате с запертой дверью. И пускай не тот век, не те традиции. Времена меняются, меняются люди. А Эльза остаётся прежней. Лишь мастерство оттачивает из года в год. — Приветствую вас, жители Долины фей, — королева Клэрион возвышается со своей трибуны, руки разведя в пригласительном жесте. Подле неё толпятся министры времён года (с вычетом Зимушки-Зимы, которая в ледяном дворце осталась, обучая молодняк искусству снега и вьюги, рассказывая о важности их работы на другой — земной — стороне), заинтересованно головами крутя. Им, как и остальным феям, любопытство отнюдь не в меньшей мере присуще. — Дорогие гости, мы рады видеть, что все вы здесь, вместе с нами, в ожидании этого момента, когда ряды хранителей наконец-то пополнятся… — Звучит так будто мы без Джека не справились бы, — фыркает Марианна в отдалении. — Ну, так оно и есть, — усмехается Северянин, добродушно на боевую подругу поглядывая. — Только не начинай, прошу тебя. — Что подвиги Фроста тебе покоя не дают? — переминается в предвкушении с ноги на ногу Банниманд. — Сейчас как дам по зубам. — Тихо, — одёргивает их Видия, которой не позволили находиться рядом с Джеком до окончания Церемонии. Неудивительно, что её недовольство столь сильно, что она готова даже хранителям делать замечания. — Ничего же не слышно из-за вас. Эльза торопливо иллюзию смахивает, вереницу воспоминаний, что застилают глаза подобно болезненной мутной дымке. Негоже сейчас, в столь важный момент вспоминать трагичные эпизоды собственной жизни, пускай только с ними мероприятия такого рода и ассоциируются. Её настроение должно быть приподнятым, а при взгляде на серьёзное лицо окружающие не должны думать, что она вот-вот сознание потеряет от распирающей изнутри тревоги и предстартового (назовём это так) мандража. Дух зимы чувствует чужую дрожь, хотя, наверное, это его собственная. Ему тревожно и стыдно за то, что сейчас, в этот ответственный момент, он испытывает страх, неуверенность, словно и не готовился к этому месяцу, словно бы не ждал, предвкушая, что вот наконец-то сможет с гордостью, официально, хранителем себя назвать. — Ледяной Джек, — теперь королева фей смотрит на него одного, улыбается и подзывает к себе. Юноша вздрагивает, не ожидая, что так быстро, что так скоро момент настанет. И ноги словно прирастают к земле. Фросту поддержка нужна не меньше, чем ей самой, Эльзе, привыкшей к таким вот вещам, официальным, обязывающим маску держать, потому что настоящим эмоциям, жгучим, как пчелиный рой, вырываться нельзя ни в коем случае. Он ведь не трус, не думает, о том, что всё это простые, ничего не значащие мелочи, от которых он может отказаться так же легко, как от самого предложения стать хранителем. Одновременно с ним поднимается Северянин, подходит ближе, кивая ободряюще, улыбаясь широко. Его гордость распирает изнутри, уверенность и радость, за Джека, за себя, за хранителей, которые вот-вот обретут нового боевого товарища, уже официально, и никто место Фроста оспорить не сможет, если он не захочет этого сам, не захочет уйти, чтобы обрести собственный путь. В руках Николаса старинный фолиант, переданный доверенными людьми от Луноликого. Он настолько тяжёлый, что даже сам хранитель чудес с трудом его удерживает. Перелистывает страницы не торопясь, ждёт сигнала королевы Клэрион, которая перед тем, как продолжить свою речь, выстраивает хороводы фей разных специальностей, возглавляемых, если Джек правильно всё понял, мастерицей Динь-Динь, которая крутит педальки своей чудо-машины, причудливо смешивая таланты своих подружек. Дух зимы краем глаза замечает силуэт Видии, которая, попрощавшись с хранителями, спешит к выступающей команде с лёгким запозданием, но быстро вливаясь во всеобщую синхронность и отточенность исполнения. Фрост любуется замысловатым танцем своей крылатой подруги, сдерживая ребяческий порыв махнуть ей ладонью и восхищённо присвистнуть, подмечая особо сложное движение. Переводит взгляд на Северянина, что предупреждающе покашливает, тем самым прося Джека не отвлекаться, быть сосредоточенным ещё чуть-чуть, ведь им немного осталось. Стушевавшись, дух зимы опускает взгляд, крепко сжимая посох, цепляясь за него, как за свою спасительную соломинку. Ободряющее дуновение ветерка ударяет ему в спину, и он благодарно улыбается Видии, которая даже сейчас не оставляет его. Но Джек уверен, что испытываемое им именуется волнением. И ничем больше. А значит, дух зимы открывает глаза и делает всё то, что ему предначертано. Королева Клэрион хлопает мягко в ладоши, провожая взглядом своих учениц, кивает Северянину, разрешая ему начать. Джек сжимает челюсть и делает глубокий вдох. Бешено колотящееся сердце сейчас последнее, что его волновать должно. Николас откашливается, его взгляд находит нужные строчки, которые, кто бы сомневался, он знает наизусть, в независимости от того, как часто ему приходилось их произносить. Его речь спокойна и нетороплива, подобно тихой реке, с перекатывающимися волнами, что не способны вобрать в себя, поглотить, лишь мягко похлопать по спине и плечам, приветствуя, приглашая поиграть. Северянин, безусловно, знает, как дрожат от волнения поджилки его верного друга и соратника, когда-то и сам проходил через подобное и потому всеми силами пытается уверенность в чужой груди поселить, показывая, что на самом-то деле все страхи позади, здесь и сейчас лишь радоваться нужно и гордиться собой. Ведь он заслужил, как никто другой, этого звания, этой чести, хранителем быть.Мы будем хранить детей Земли.Беречь их от всякого зла.Чтобы их сердца не знали печали,Чтобы их души не ведали страха,Чтобы их щёки никогда не покидал румянец.Отдадим свои жизни за их надежды, за их мечты.Они — всё, что у нас есть,Они — всё, что мы есть.Они — всё, чем мы будем. Слова клятвы за Джеком вторят и другие хранители, что встают бок о бок. Не просто команда, настоящая семья, которую Фросту только будет суждено обрести. Даже Марианна со всей присущей ей суровостью стоит ближе всех, касается плеча в ободряющем жесте, сжимая чуть сильнее положенного, позволяя тонкой улыбке скользнуть по сдержанному лицу. Несколько фей-помощников преподносят королеве корзину, которую едва могут удержать втроём. Наполненная до краёв голубой пыльцой, по словам Видии самой таинственной и ценной среди остальных видов, она светится изнутри и не внушает Джеку никакого доверия. Хотя бы потому, что он понятия не имеет, что именно ему необходимо сделать, или ещё лучше, что она сделает с ним. Об этом этапе Церемонии ему как-то рассказать забыли. Намеренно или случайно вопрос второстепенный. Королева Клэрион не даёт ему возможности отлететь на безопасное расстояние, когда складывает ладони вместе и, зачерпнув сияющих голубым светом песчинок с горкой, поднимается над головой духа зимы и ссыпает благополучно всё что набрала Джеку на макушку, приговаривая: — Пусть сила Лунного малыша, дарованная нам, перейдёт и тебе, станет частью тебя, позволяя обрести связь, знания, возможность защищать маленьких детей ещё усерднее, — ласково гладят по волосам, приобретшим голубоватый оттенок. Дух зимы вспоминает слова Видии, один единственный эпизод из жизни феи быстрого полёта, связанный с королевой, навеки высеченный в её памяти и Ледяному Джеку рассказанный. Первый взмах крыльев под чутким руководством Клэрион. Первый полёт и эмоции его сопровождающие. Те же ощущения спокойствия и уверенности рядом с правительницей Долины испытывал сейчас и дух зимы. Но это не отменяет того, что пыльца забивается Ледяному Джеку в нос, прилипает к ресницам, из-за чего они слипаются и глаза открыть получается с трудом, оседает на его коже и одежде, но он стоически терпит издевательство над собой, даже когда королева Клэрион даёт команду опрокинуть всё содержимое корзины. С гуся вода, как говорится, и Фрост торопливо задерживает дыхание, умилительно, по словам Видии впоследствии, раздувая щёки, ну, чтобы, действительно, не чихнуть и перед всеми не опозориться. Феи начинают кружить над его головой, напевая незнакомую доселе песню, на языке, что он слышит впервые. Песчинки на его ладонях начинают светиться ярче прежнего, сам он весь становиться внушительного размера звёздочкой, настолько яркой, что слепит глаза не только стоящим рядом, но и ему тоже. В памяти сразу всплывают слова Николаса, что для Церемонии и лунный камень не понадобится, Ледяной Джек сейчас и сам как камень лунный, сияющий во всём своём великолепии, чувствующий, ощущающий… зов. Голос, словно бы из самой глубины души, шепчущий первоначально, но затем набирающий силу, окрепший, приветствует его, обращается по имени. По его настоящему, человеческому имени. И весь мир замирает, словно. Фрост думает, что разум подводит его, когда видит Луноликого перед собой. Как создатель отряда хранителей собирается по кусочкам, из той же пыльцы по крупицам, подобно фигуре, что дети старательно вылепляют из мокрого песка. Размытая, но плотная, будто живая. Обычно, Северянин говорил, Лунный малыш с ними через экран общается в древнем храме лунных ламп, а тут… Он улыбается доброжелательно, машет пухлой ладошкой, головой кивает в приветствии. Дух зимы отзеркаливает чужой жест, порывается что-то сказать, но останавливает себя, одёргивает, не желая глупым показаться, бестактным. Улыбка Лунного малыша только шире становится, подбадривая Фроста, спаивая остатки уверенности внутри. Хотя и этого оказалось недостаточно, чтобы челюсти разжать и несколько слов из себя выдавить. — Смелее, дитя моё, не нужно бояться, тебе ничего не угрожает, — голос Луноликого густой, силой наполненный до самых краёв его широкой добрейшей души. Он этой силой безвозмездно с духом зимы делится, в самое сердце проникая, барьеры сдёргивая и Джеку кажется, что он впервые начинает полноценно по-настоящему дышать. Волнение, страх, неуверенность, всё это отступает, глубоко на задворках сознания прячется, сжавшись, голову склонив повержено, затаившись. Хранитель веселья не думает, что они могут вернуться, своего часа дожидаясь, чтобы ударить болезненно в спину, вгоняя остриё ножа по самые лопатки. Сейчас он светом наполненный, чувствует себя лёгким, словно вот-вот от земли оторвётся, минуя ветра потоки, устремляясь ввысь, к небу, к мерцающей луне вдалеке. — Спасибо, — выпаливает быстрее, чем успевает подумать, сглатывает, своего порыва испугавшись, но Луноликий смотрит внимательно, выражая желание своё продолжение услышать. — Спасибо за доверие, за возможность хранителем стать. Я не подведу, честно, я буду стараться. Я докажу… Лунный малыш качает головой, заставляя сердце духа зимы сжаться непреднамеренно, а его самого замолкнуть на полуслове. Но пухлощёкое лицо напротив не выражает ни злости, ни огорчения, лишь мудрость веков в усталых глазах отражается. Джек становиться интересно сколько же основателю отряда хранителей лет, об этом, помниться, не однократно говорили, как Северянин, так и Снежная королева, и в книгах, переданных со стаей полярных сов (одну из них Фрост частенько подкармливает, ласково перья поглаживая) от Дьюи об этом упоминалось тоже. Но сейчас, застигнутый врасплох, поспешно подбирающий слова, чтобы не выглядеть окончательным дураком, дух зимы осознаёт, что в его голове предательски пусто и ничего кроме каких-то обрывков легенды о Лунном клипере, он из себя выдать не сможет. — Тебе не нужно ничего доказывать, Ледяной Джек. Я выбрал тебя не потому, что хотел, чтобы ты всё оставшееся существование расплачивался за возможность помогать людям. Ты делал это и до того, как тебя нарекли Ледяным Джеком, правильно? — Д-да, наверное. Лунный малыш, усмехаясь мягко, подзывает к себе, и хранитель веселья послушно подходит ближе, наклоняется, когда его тянут за рукав парадного одеяния, словно тайну хотят открыть, известную отнюдь не каждому. Руки у Луноликого холодные, но этот холод привычен, и по-домашнему уютен. Конечно, как не Ледяному Джеку предпочтительней должна быть зима и её температуры низкие. — Ты смелый мальчик, уверенный в себе, и может быть чуть-чуть зависимый от чужого мнения, пускай и стараешься этого не показывать, — смеётся тихо, но добродушный тон быстро становиться серьёзным. — Ты любишь свою семью, своих друзей, я рад, что не ошибся в тебе однажды, Джек. Но помни, — стискивает ладонь неожиданно сильно, смотрит прямо в глаза, хмурится, и вдруг, воровато оглядевшись, шепчет торопливо. — Враги наши не дремлют, они вернутся однажды, и ударят откуда ты ждать не будешь. — Вернутся? Но я же… мы же… — Запомни, мальчик мой, зло возвращается всегда, таков уж закон равновесия, — пауза, лицо Фроста разглядывает, пытаясь найти в нём отголоски беспокойства, напряжение и, кажется, находит их, так как хватка на чужом запястье только усиливается. — Не бойся, Ледяной Джек, я верю в тебя, хранителя в тебя верят, и феи, о них забывать тоже не стоит, — оглядывает трибуны, добавив. — Мы все верим в твоё мужество, в твою силу. Тебе удастся грядущую бурю остановить. Ты мой славный воин, я избрал тебя. — Мне одному уготована эта судьба? А как же… — Ох, ну что ты, что ты, мой милый, — качает головой и Фросту чудится, наверное, что силуэт Лунного малыша расплывчатее становится, внутренний свет тускнеет, прикосновение кожа к коже чувствует не так ясно, отчётливо. — Хранители помогут, на то они и хранители, чтобы охранять, — смеётся, отступая на шаг. И вправду исчезает, на глазах обратно на песчинки рассыпаясь. — Да у тебя какая хорошая помощница теперь есть. — Эльза? Но она же… — Удержи её, она сильная, талантливая, вместе вам легче будет справиться. Она нужна тебе, как и ты ей нужен. Не забывай это. — Но как… — Я верю в тебя Ледяной Джек. Ты хранитель теперь, так соответствуй, раз захотелось, — подмигивает и добавляет тише. — У тебя обязательно получится всё. Кто если не ты сможет Кромешника побороть, правильно? Лицо Фроста обдаёт жаром, когда фигура Луноликого исчезает, вновь обретая изначальную форму голубой пыльцы. Мир продолжает своё движение как ни в чём не бывало, когда как юноша вскрикивает, глаза зажмуривая, и не замечает, как от центра груди его начинают нити светящиеся отходить. Тонкие и извилистые, они поднимаются к самому небу, смешиваясь, завязываясь, чтобы под конец, над головами собравшихся тугой кокон образовать, по форме напоминающий огромное такое страусиное яйцо. Под громкие аплодисменты восхищённой толпы, феи хороводы вокруг него водить начинают, когда как хранители облепляют Джека, тормошат из стороны в сторону, кричат и улюлюкают. — Смотри-ка, Марианна, сфера Фроста побольше твоей будет, — посмеивается Пасхальный кролик, заслужив недовольный взгляд, только не от Феи, а от Северянина, что в столь важный момент не потерпит споров и ссор между товарищами. Хранительница воспоминаний не выражает ни огорчения, ни злости по этому поводу, наоборот, неожиданно для Джека улыбается, ударяет в плечо кулаком не больно, но ощутимо очень. — Так держать, не подведи уж, — усмехается. — Ага, я постараюсь. Официоз отступает, давая простор праздничной атмосфере, которая, наконец, и самому Джеку передаётся, он трёт ушибленную руку и толкает остальных, отпуская тихие шутки, чтобы гармонию сосредоточенных фей не нарушить. Всё-таки Церемония ещё не подошла к концу. Остался ещё один этап, по словам Николаса не менее важный, чем встреча с Луноликим. Королева бережно сферу касается, словно это новая феечка. Если приглядеться можно увидеть, что пальцы её гладкой поверхности не касаются даже. Она ласково шепчет, мурлычет заботливой мамой-кошкой, а затем, утягивая за собой, подталкивает шарообразный сгусток энергии в сторону замершего Ледяного Джека, шаловливый настрой которого ветром сдуло тут же. — Смелее хранитель веселья, — улыбается королева Клэрион ободряюще, чувствуя неуверенность духа зимы, его робость и недоверие. Его страх, который никуда и не уходил словно. Ответственность — как он мог забыть о ней, отвлечься? — она перед ним сейчас. Пульсирует, голубоватый свет излучая, напоминает ему новогодний стеклянный шар, подарок в честь наступающего праздника. Дух зимы ощущает силу, свою собственную и, кажется, чью-то ещё. Внутри. За тонким слоем, скорлупой. И правда, как яйцо. Значит внутри там… — Закрепи связь, ответь на зов, зов твоего квами. Щекотно. Джеку щекотно и волнительно. Он облизывает пересохшие губы (Снежная королева ему обязательно за это голову после церемонии открутит и водрузит на шест), переводит взгляд на королеву фей, словно интересуясь, всё ли он сделал правильно. Клэрион кивает, ладони сводит вместе, чтобы теперь уже золотистой пыльцой осыпать сферу. Несколько песчинок попадают на пальцы Джека, и он зачарованно наблюдают, как они мерцают на его бледной коже. — Ты обретёшь полную силу стоит только скорлупе треснуть, квами появиться на свет. — И когда это произойдёт? — Стоит связи окрепнуть. Для этого потребуется время, много времени, порой у хранителя может уйти не один месяц, чтобы обрести равновесие внутри, обрести веру, людскую и свою собственную, подпитывающую изнутри, — дух зимы кивает, запоминая. Королева осторожно поглаживает воздух рядом со сферой, по какой-то причине не позволяя себе касаться её так же свободно, как и сам Ледяной Джек. — Наличие подопечного поможет ускорить процесс, если два сердца в унисон будут биться. Хранитель кивает вновь, голову поворачивает в сторону трибуны, где Эльза наблюдает за ним, не отрывая взгляда. Она стоит чуть впереди Королевы снежной, словно сигнала ждёт, слова или знака. Госпожа Метелица подталкивает её в спину и Фрост шепчет, понимая, что голос неожиданно сел. Зовёт её столь жалобно, что почти стыдно. Но на самом-то деле ему всё равно, когда он смотрит не отрываясь, смотрит как принцесса касается светящейся сферы поверх его ладони, передавая тепло, столь редкое среди обладателей снежного дара. — Больно, — срывается с её губ прежде, чем пульсация усиливается, жар ударяет по глазам. Джек жмурится, прикрывая глаза. Его посох, с которого голубая пыльца не успела слететь, скорее наоборот глубоко въелась, приятно холодит ладонь, чувствуется иначе. Эльза же продолжает смотреть, глаза её мерцают тускло, прежде чем приобретают свой истинный цвет. А после по бокам сферы начинают появляться первые трещины. Словно веточки дерева они заполняют собой всё пространство и сходятся на самой верхушке, едва-едва касаясь друг друга. — Вы молодцы, — улыбается королева Клэрион. — Ваша сила позволила вам напитать оболочку. Квами очнётся скоро и позволит провести ритуал до конца. — И что будет тогда? — краем уха Фрост может различить тихое раздражённое покашливание. Меньше вопросов Ледяной Джек, больше попыток сделать вид, что ты понимаешь происходящее. Но королеве фей ничего не стоит ответить, будто только и ждёт, когда дух зимы проявит интерес, не побоится узнать больше: — Квами будет подпитывать вас через веру детей, через вашу собственную веру. Это больше духовная сила, чем та, что течёт в ваших жилах, — этот холод. Этот лёд. Хранитель может ощутить изменения, незначительные ещё, но, кажется, нахождение Эльзы рядом с собой уверенности ему придаёт. Желание переплести чужие пальцы со своими бьёт по черепной коробке, но дух зимы сдерживает себя, боясь напугать принцессу и сам испугавшись своего неожиданного порыва. — Она позволит вам открыть новые возможности, увидеть мир иначе, почувствовать его энергию, как чувствуем её мы, хранители и другие существа, повязанные с энергией, текущей из самых недр земли. Теперь ты один из нас, Ледяной Джек. Ты — хранитель. Для Фроста это слишком масштабно и многогранно, чтобы осознать это прямо сейчас, пропустить сквозь себя, прочувствовать, осознать. Ему нужно время, в себя прийти, обдумать, быть может, завести парочку серьёзных разговоров. Но это позже. Сейчас Джеку немного тишины необходимо. А после веселье, конечно, салют в его честь, праздник ведь, аплодисменты, танцы, и что-то ещё, что-то безусловно важное, о чём дух зимы запамятовал… Ах, да. Его вступительная речь в обновлённом, уже официальном статусе хранителя. Ну что же, духу зимы нечего бояться, он довольно долго репетировал перед зеркалом, чтобы добиться идеально поставленного… — Эм, всем привет, я Ледяной Джек, хочу представить вам мою помощницу, принцессу Эльзу. Ну вот, — Видия ободряюще поднимает большой палец вверх, — собственно, и всё…*** — О, это было просто ужасно, — будь на Фросте его излюбленная толстовка он бы с удовольствием натянул капюшон до самого кончика носа, чтобы скрыть от всех своё пылающее лицо. — Я никого не хочу видеть. Оставьте меня умереть в одиночестве. — Не говори так, ты был великолепен, — Видия единственная, кто пытается так или иначе подбодрить новоиспечённого хранителя, пускай её слова звучат слишком хорошо, чтобы быть правдой. Дух зимы знал, что облажался, его не надо успокаивать. Но фея быстрого полёта так же упёрта, как и вредна. А хотя, скорее всего, она просто под стать своему другу, Ледяному Джеку, чтобы в чём-то ему уступать. — Смею заметить, что по сравнению с моим талантом в красноречии, ты держался просто молодцом, — Фрост оборачивается, так как звонкий моложавый голос ему не знаком, и взгляд его падает на высокого хорошо сложенного юношу, ловко спрыгивающего из седла чёрного словно мгла ночная дракона. И пускай дух зимы был излишне взволнован произошедшим с ним ранее, это не помешало ему догадаться кто так целеустремлённо пробирается к нему, восхищённую толпу минуя. — Иккинг, — выпаливает он быстрее, чем юноша успевает рот открыть. Посмеивается неловко и кивает, соглашаясь, что мол, да это моё имя, не очень удачное, но какое есть. А вообще, говорят оно отпугивает троллей, так что грех жаловаться. — Я много слышал о тебе. — Хорошего или плохого? — Ну, уж это не мне решать. Рад наконец-то познакомиться с тобой. — Взаимно. Видия подозрительно косится на них, не веря, что вот они двое впервые видят друг друга. Иккинг протягивает Джеку руку и тот пожимает её с удвоенным энтузиазмом, словно бы ничего прекраснее в жизни своей не представлял, чем лицом к лицу с подопечным Северянина столкнуться. Хотя, учитывая какие слухи ходят вокруг него, это вполне правдой может быть. И ведь не ревность это, искреннее восхищение. — Познакомишь со своим компаньоном? — дёргает подбородком Фрост в сторону дракона, заинтересованно и умилительно шевелившего ушами в нескольких метрах от них. — О, это Беззубик. — А погладить можно? — Если только железную перчатку натянешь предварительно. — Твой дракон любит пожёстче? — Видия! — Ну, а что? — Сейчас рот вымою с мылом, — грозится ей верный помощник хранителя чудес. — Йети своих строить будешь, — фыркает фея быстрого полёта, но в голосе её ни намёка на обиду. Она, как и многие здесь, с добрым нравом Иккинга знакома не понаслышке и искренне рада его редким визитам в Долину или даже во дворец Зубной феи, когда устройство какое-то выйдет из строя, а до крылатых мастериц лететь дольше, чем сообщение Северянину передать. А там портал открыть, или драконью рать свиснуть дело двух минут. Крылатым созданиям феи рады не меньше, чем самому Иккингу. — Ну, с этим, как я слышал, Хиро неплохо справляется. Растёт мальчишка. — Ты был таким же, Хэддок, — и это мог бы быть искренний комплимент из уст Видии, первый на памяти Джека, не завуалированный, если бы не… — Не обольщайся только слишком сильно, шума от тебя было не меньше. Как, к слову, и беспорядка. — Тебе ли убираться в мастерской Ника заставляли? Нет, ну вот даже не начинай эту тему, — годы, проведённые с шваброй в руках, не повод для гордости. Даже для подопечного хранителя чудес. Иккинг подзывает Беззубика к себе, и Джек концентрирует всё своё внимание на гладкой чешуе крылатой рептилии. Будучи гостем в ледяном дворце, он несколько раз посещал королевские загоны, желая познакомиться со всеми обитателями замёрзшего мира, хотя бы потому, что общество госпожи Метелицу удовольствие то ещё, если круглосуточно, двадцать четыре на семь за духом зимы семенит следом. Первое время компанию хранителю веселья составила Эльза, но затем он не раз навещал драконов самостоятельно, запомнив дорогу, предпочитая ранние утренние прогулки до загонов в одиночестве. Снег приглушённо хрустел под босыми ногами, мороз щипал не чувствующие холода щёки, но Джек не рисковал оседлать ветра поток, опасаясь, как бы его этим самым потоком вниз не столкнуло, настолько сильные бывали метели вблизи ледяного дворца. Драконы встречают его рыком-приветствием, вытянув любопытные морды из вольеров, несказанно радуясь редкому гостю — кроме него, да всадников, кто приходит сюда? Ученики Академии подвержены суеверию, многие из них выходцы мира земного и с драконами знакомы по сказкам, да фильмам фэнтезийным. Ящерицы на яркое появление Джека, тот открывает дверь с ноги, впуская вместе с собой клочья снега, дары наметившейся вьюги, хлопают крыльями, подобно всклоченным курицам. И вовсе не в страхе дело, а в извечной обиде на чужое равнодушное — приручили, так уделите внимание, будьте добры. Джек смеётся на попытку молодняка защекотать его до смерти своими рогами (маленькие ещё, но достаточно острые, чтобы вспороть ткань толстовки и оставить длинную изогнутую царапину по линии живота), обхватывает руками костные наросты, кожей ощущая пронизывающий холод, присущий всем жителям горных вершин. Говорят это магия, основа мира сего, наружу рвётся, выход ища. Подталкивает в сторону кормушки, а сам наблюдает, как удивительные существа, словно сотканные из множества сияющих льдинок, ссорятся между собой, в борьбе отхватить кусок пожирнее. Вот только Зефира, дракончика Эльзы, ему увидеть так и не довелось. Своё сокровище принцесса не показывала никому — не находилось ещё тех, кто подобной чести удастаивался. Беззубик из рода ночных фурий, смотрит на Фроста с тем же любопытством, что и он сам. Зелёные, почти кошачьи глаза искрятся, и он недоверчиво принюхивается к его вытянутой руке, словно, действительно, раздумывая откусить или не откусить. — А ты ему нравишься. — Кому бы ещё Ледяной Джек не нравился, новоиспечённый хранитель веселья, дух зимы и… — Я тебя умоляю, Видия, — внучка Снежной королевы появляется словно из ниоткуда, поправляет выбившуюся из строгой причёски прядь и обворожительно улыбаясь.— Столь обильное наличие титулов не позволят фанаткам Джека выкрикивать его имя при каждом его появлении на публике. Для этого им придётся разучивать скороговорки. — Фанаткам? А они у него есть? — и нет, толпа за спиной феи быстрого полёта, не ревёт радостно, опровергая все попытки феи быстрого полёта поизвить или же наоборот подыграть подопечной Ледяного Джека. — Боюсь с новым статусом рядом с ним скоро будет опасно находиться. Затопчут, — Эльза склоняется в реверансе, Иккинг, зардевшись, кивает неуверенно в ответ. Джек думает, что принцесса способна сбить с толку любого, не он один такой бездарь необразованный. — Тебе в помощницы нужна не я, а, как минимум, парочка йети в качестве телохранителей, — улыбается мягко Беззубику. — Ну, или на крайний случай один огнедышащий дракон. — Иккинг, продашь мне Беззубика? — Такими услугами не располагаю, — разводит руками Хэддок. — Значит, остаётся мне на тебя понадеется, Эльза. Ты же не бросишь меня одного, защитишь во имя нашей обоюдной связи? — сфера, отданная на попечение фей до конца церемонии, своей мягкой, но настойчивой пульсацией отдавалась Джеку глубоко под рёбрами, задавала ритм и приятно грела душу своим наличием. Видия фыркает, Эльза на манер Королевы снежной, возводит глаза к ночному небу, пестрящему бороздами искрящихся узоров, Иккинг мягко поглаживает Беззубика, прося его прекратить вертеться и привлекать внимание впечатлительных фей. От крылатых малюток спасу не будет, особенно, если их специализация — это взаимодействие с животными. — А, кстати, Джек, — оживляется вдруг Видия, завидев кого-то за спинами людей, поддерживающих их маленькую компанию на плаву. — Помнишь я тебе про подопечных Песочника говорила? — Это те, чьё мастерство настолько высоко цениться, что говорить о них, подобно имя Тёмного Лорда произносить? — Вечно ты мои слова перевираешь, — обиженно складывает руки на груди, вздёргивая нос, но тут же голову опуская, не в силах удержать распирающее изнутри злорадство. — Приготовься, сейчас поздравления на тебя посыплются. Усмешка на её лице не сулит ничего хорошего, но Джек не позволяет растерянности расползтись по собственному лицу, дёргает плечом, губы кривя. — Ну, что ж, буду получить ещё одну дозу хорошего настроя… — резкий свистящий звук привлекает его внимание, а усмешка Видии, как назло, только шире становиться. Обернувшись, Фрост замирает, голову запрокинув, внезапно осознавая, что вот про ?посыплются? фея быстрого полёта не шутила. — Яростный пестрокрыл, — восхищённо шепчет Иккинг. Беззубик подозрительно прищуривается, за реакцией всадника наблюдая, и ударяет юношу хвостом, Хэддок едва может равновесие удержать. Стоящая ближе всех к нему Эльза осторожно придерживает его под локоть, не давая позорно шлёпнуться на траву. Хотя в такой-то суматохе, вызванной появлением подопечных Песочника, немудрено, что Иккинг могли просто-напросто затоптать, не заметив. Неловкая попытка падения, впрочем, не мешает ему продолжать тараторить, едва ли делая паузы между словами. — Вымирающий вид. Таких же всего несколько особей осталось, не считая Дэнни, а меня к нему не пускают, говорят по кусочкам разберут, на энциклопедию. Как будто я способен драконам вред причинить, — в голосе Хэддока звучит плохо скрытая многолетняя обида. — Это же… — Пеликан, — Эльза остаётся невозмутимой. Видия победно улыбается, довольная произведённым на хранителя веселья впечатлением. Это, действительно, пеликан, размером раза в два больше Беззубика, если не больше, Фросту сейчас проблематично измерять размеры существа, когда он занят тем, что поспешно поднимает с земли упавшую челюсть. От взмахов его крыльев ветряные потоки, подобно прирученным щенкам, податливо кружатся в указанном направлении, будь то команда наполнить воздухом летающие фонарики, то превратить россыпь цветов в кропотливо подобранные венки, что опускаются на головы зрителям со снайперской точностью. Джеку кажется, что подобное провернуть без помощи фей цветов и быстрого полёта невозможно, но Эльза готова поспорить с ним, её сторону принимает и Иккинг, аргументируя свои доводы многолетним опытом и широким спектром возможностей помощников старшего хранителя. — Какие только чудеса не вытворяет Сэнди со своим песком, я собственными глазами видел, — Хэддок между делом поправляет крепления на седле Беззубика, торопливо перебирая ремешки. — У хранителя снов ушёл не один век, чтобы отточить своё мастерство до совершенства, неужели ты думаешь, Джек, что он не передал свои знания помощникам, вместе с этим увеличивая степень их ответственности? — Меня тоже ждёт многочасовая зубрёжка? — елейно интересуется Эльза, взгляд не отрывая от огромной птицы, несмотря на свои размеры рассекающей небо подобно тонкой стреле. — Было бы что передавать, — на удивление это не Видия комментируют. Слова Джеку принадлежат, и принцесса и фея недоумённо переглядываются, но прежде, чем успевают сказать что-нибудь, Фрост шикает на них, не глядя взмахивая рукою, приказывая замолчать. Эльза осторожно отходить чуть левее, чтобы под удар не попасть, Видия же на плечо хранителя перебирается, цепляясь привычно ладошкою за воротник рубашки, расшитый затейливыми узорами. — Тихо, представление ещё не кончилось. И правда, пеликан набирает проворно высоту, стремясь словно сиянием звёзд оперение украсить. В клюве у него не меньшее количество цветов, что он поднял в воздух, как всё-таки успел заметить Джек, из заранее принесённых корзин. Это знание утешает его самую малость. Закрывая собою луну, закрывая собою целое небо, помощник Песочного человека пикирует вниз, да так резво, что взгляд Фроста едва поспевает за ним. Иккинг за спиной сыплется непонятными терминами, размахивая руками, кажется, восторженно на месте подпрыгивая даже, но обернуться и проверить, значит, драгоценное время потерять, да и неважно это. Важное — перед ним, в мелочах сокрыто. Русалка, обхватившая массивную шею птицы, привязанная к ней многочисленными ремешками, на её фоне миниатюрнее некуда, с ноготок. Чудо, что Джек успел её разглядеть, в тот момент, когда пеликан пролетал мимо них, ветром оттесняя толпу в сторону. Расщепляя, не давая навредить друг другу во время давки, которая то и дело нарастает, волнами накатывая, норовя превратить окончание церемонии в своего рода балаган ?для своих?, где не стыдно подурачиться немного, лишь бы повод был. Одновременно с тем, как пеликан распахивает клюв широко, позволяя бутонам осыпаться на землю цветочным дождём, русалка, дева водная, за отсутствием хвоста тонкие босые ноги, так же ремешками привязанные к боку птицы по одну сторону, начинает петь. — Ей выдали микрофон? Или что это? Я не уверена… С этого расстояние не разглядеть, — интересуется Эльза, заприметив отблеск душки на миловидном лице в льющемся свете летающих фонариков. По слегка вытянувшемуся от удивления лицу Ледяного Джека становиться понятно, что он едва сдерживает себя, чтобы ляпнуть что-нибудь из разряда ?ты знаешь, что это, я впечатлён?. — Да, достопочтенный дух зимы, мне известно для чего людям и нелюдям, к слову, подобное устройство, а теперь будьте так добры… — Но-но-но, слишком много слов не по делу, мы мешаем остальным получить эстетическое удовольствие. Принцесса вспыхивает, раздосадованная тем, что её перебили, уже руки вскидывая, норовя сделать несколько коротких пассов в воздухе, чтобы закидать хранителя внушительной горой снега, но Иккинг мягко перехватывает её за запястье и обворожительно улыбаясь, принимает весь удар на себя. К слову сказать, вполне успешно справляясь со своей задачей и спасая не только себя, но и Ледяного Джека спасая, так легкомысленного подставившего Эльзе свою незащищённую спину. Не то чтобы Беззубик дал бы его в обиду, но превращение Долины в поле боя между ледяной волшебницей и драконьим всадником (а тут решишь не сразу, кто победителем выйдет), могло бы пагубно сложиться на отношения между феями и всеми остальными. В особенности под удар бы попали Северянин и Снежная королева, чего бы Эльзе не хотелось, ссорься они хоть по сто пятьдесят раз на дню и игнорируя друг друга столько же. Хотя, если подумать они этим и занимались на протяжении без малого полвека, да и что греха таить, занимаются до сих пор. — У Мины достаточно сильный голос, чтобы усыпить всю Долину без особых усилий, — принцесса недоверчиво вскидывает брови, но Хэддоку нет причин лгать. — Мне пришлось повозиться с её гарнитурой прежде, чем она могла пользоваться своим… эм… человеческим голосом, назовём это так, минуя его волшебные особенности. — Ты это сделал? Отключил силу русалки? — по голосу Эльзы невозможно было понять злиться она, удивлена или в восторге от таланта Хэддока, но он спешит объясниться, не желая недопонимания между ними. — Не отключил, как ты выразилась, — юноша замирает, неуверенный может ли он обращаться подобным образом к королевской особе, но внучка госпожи Метелицы не обращает на это никакого внимания, заставляя тем самым Иккинга продолжить. — Мина использует особенности своего голоса, когда ей нужно призвать сон, в обычной жизни, вне работы, ей это ни к чему, верно? — Допустим. Пеликан делает очередной крутой вираж, но цветы, преднамеренно выпавшие из его клюва, земли так и не достигают. Взмах крыльев, ещё более мощный, чем предыдущий, и вот бутоны соединяются вместе, но в этот раз образуя не веночки, а несколько мостов, достаточно широких, чтобы на них двое человек могло уместиться. Мосты эти формируют арки над головами замерших зрителей, чей ажиотаж постепенно начинает сходить на ?нет? благодаря успокаивающим напевам русалки. — Она попросила Северянина помочь ей контролировать силу своего голоса, не желая постоянно молчать. У русалок ведь свой язык входу, им незачем использовать голос для того, чтобы поддержать разговор между представителей одной видовой группы. Эльза согласно кивает. Цветочные мосты поднимаются всё выше, образуя собой уже полноценный лабиринт, если бы подобные делали, заставляя зависнуть в воздухе. Витиеватая конструкция сетчатым куполом разрасталась, закрывая собой и звёзды, и луну, и даже огромного пеликана. Часть толпы встревоженно забормотала, косясь в сторону хранителей. Но королева Клэрион выглядела спокойной, а значит беспокоиться не стоило. — Принцип работы устройства на самом-то деле легче лёгкого, и не важно, что на разработку хотя бы частично работающего прототипа ушла порядочное количество времени, — Иккинг изобретательно, не имея при себе ни чертежей, ни трёхмерной модели, буквально на пальцах объясняет Эльзе, что и как превращает голос русалки в искажённую версию голоса смертного существа. Увлечённый, он уже не обращает внимания ни на шоу, заготовленное подопечными Сэнди, ни на периодически одёргивающую его фею быстрого полёта, когда голос Хэддока перекрикивал уже даже аплодисменты стоящих рядом восторженных зевак. Раскрывшиеся бутоны замирают, прекращая свой рост, свой удивительный танец. Зависнув в десятке метров от вскинутых вверх голов, они, под командованием пеликана, чьё горло издаёт странный сипящий голос, перекликающийся с тоненьким голоском зеленовласой Мины, шевелят лепестками, раскрываясь, обнажая сердцевину. Зрители зачарованно ахают, Иккинг осекается, заставляя и Эльзу вернуться к представлению. Рокочущий выдох нескольких десятков существ, замерших в ожидании неизбежно-чарующего зрелища, и вот Сэнди, вышедший вперёд, занимая место Ника Северянина, щёлкает пальцами, создавая из песка шляпку и трость, чтобы стукнуть её о землю и сделать несколько зажигательных па. Шоу продолжается, шоу набирает новые обороты, когда вместе с хранителем сновидений появляется ещё один подопечный, разительно отличающейся внешним видом (не сказать, что и остальные были хоть чем-то похожи на Песочника) от своего наставника. — Только не говорите, что помощники Сэнди такие популярные и таинственные просто потому, что неимоверно древние, — задумчиво тянет Ледяной Джек, перехватывает посох, когда понимает, что пальцы левой руки начинают неметь оттого, как сильно он его стискивает. — Стоит ли напоминать, что и сам Сэнди не только-только обретший силу хранитель, а давно состоявшийся член нашего общества? — Я был знаком с большинством из присутствующих ещё до того, как стал хранителем. — Но и выбирать подопечного у тебя причин не было. Тогда ты думал только о себе и чуть-чуть о маленьких детях, веселя их промозглыми вечерами, заглядывая в окна, в поисках домашнего уюта, который они могли тебе дать одним своим смехом, в объятьях родных. — Как поэтично, браво, я восхищён, — Видия кланяется на комплимент Иккинга, Джек дуется, найдя место мимолётной обиде во время всеобщего праздника. Эльза не может в полной мере насладиться происходящим на сцене. — А ну тихо всем, — шипит она рассержено, глазами сверкая. — Вы может и каждый день живых фавнов видите, а я вот впервые в жизни. Так что успокоились, а не то всыплю по первое число каждому кто рот откроет, чтобы очередное оскорбление выплюнуть. — Как высокопарно, — копирует интонацию Хэддока Видия. На тон ниже, к слову, но это никак не связано с угрозой принцессы, вовсе нет. Просто перекрикивать собравшихся не имело смысла, учитывая, что шоу подходило к кульминации, концентрируя всё внимание на фавне, а это был действительно он, начиная от туго закрученных и заканчивая крепкими, грозными на вид копытами, от которых в разные стороны разлетались разноцветные искры, стоило только ими любой поверхности коснуться.
Ростом около двух метров (похоже, собственную миниатюрность Песочник с лихвой компенсировал крупными размерами своих подопечных), ему не составило особо труда забраться на один из цветочных мостов и под ласкающие слух лиричные куплеты Мины, лихо отплясывать в угоду сходящий с ума толпе. Феям, хранителям, да и просто гостям, пришедшим сюда не только ради новоиспечённого, узаконенного хранителя, раз так отчаянно подскакивают со своих мест, на все лады имя выкрикивая: — Абель! Абель! Абе-е-е-ель! Фавн раскланивается, копируя движение своего наставника. За неимением шапки он касается венка, что украшает его косматую голову, улыбается, машет широкой ладонью, а затем поднимается всё выше по цветочному мосту, игнорируя потоки ветра, лишь на свою силу полагаясь. Джек проглатывает красноречивый взгляд Видии и восхищённый Эльзы, решив для себя, что разберётся с этим после церемонии, после хвалебных речей и накопившихся дел, пропустив это через себя, хорошенько обдумав, не позволяя гневу рвать между речевым аппаратом и благоразумием, что в избытке копиться в коробке черепной и выхода ждёт, но… — Ну, подумаешь, герой какой, по цветам забрался, да я так же смогу. …кажется, его так и не получит. Фрост с вызовом смотрит на Видию, но та лишь улыбаясь хитро, и пальцы начинает загибать, ни слова не произнося. Дух зимы наблюдает за ней, ожидая его подвоха.Большой, указательный, средний и… Абель делает сальто назад, устойчивая поверхность уходит у него из-под ног, толпа замирает, давясь вдохом, словно в первый раз, словно до этого подобного рода представлений им видеть не доводилось, и страх за жизнь подопечного Сэнди обволакивает плотным коконом. Таким же плотным, как и, собственно, цветочный мост, соприкасаясь с которым фавн порождает ещё больше ослепляющих искр, что превращаются в пыльцу. Розовую пыльцу, из-за которой, цветы начинают активно расти. Их распространение корректируется пеликаном со стороны, сплетаясь, порождая собой что-то новое, плотное и большое, больше, чем птица и фавн вместе взятые. Последний не остаётся на месте, резво, не зная устали передвигается вверх и вниз, исправно отстукивая копытами, порождая ещё больше пыльцы, ещё больше цветов и вот уже они податливо принимают форму человеческой фигуры, на плечо которой Абель и усаживается, цепляясь когтистыми пальцами за крепкую ветку. Вниз свешивается, глазами выискивая того, кому подарок помощников Песочного человека предназначен. Улыбается, когда находит, взглядами пересекаясь, машет рукой, так же игриво, по-дружески, не вызывания ничего кроме восхищения и белой зависти. Ну, потому что это действительно волшебно, во всех смыслах. И до жути приятно, до одури. Опять же, потому что это статуя. Статуя Ледяного Джека. — Ох, — всё что может выдать Фрост из себя, начисто растеряв весь свой талант красноречия.