Часть 10 (1/1)

Она лежала в мокром красном платье на холодном асфальте, кое-где изрытом небольшими ямами. Красный ей к лицу, бесспорно. Но это тот оттенок красного, с которым в реальной жизни лучше дела не иметь. Ей кажется, что она умирает, ибо что-то поднимает её хрупкое тело в воздух. Это должен быть медленный восходящий поток с потусторонним сиянием и голосами ангелов… Но нет. Её поднимают с земли быстро, бесцеремонно, рывком. Руками и ногами девушка посылает сигналы, пытается дать понять, что она жива, она ещё тут, но эти сигналы теряются где-то на полпути, ноги и руки не работают, и всё, на что способны её конечности,?— предательски болтаться из стороны в сторону.—?Эй, рыжик, ты слышишь меня? —?сильные руки удерживают на весу, она чувствует, как голову укладывают на плечо, чтобы она не болталась. Холодные, липкие из-за крови, пальцы, касаются бледной, синеющей щеки, смахивая длинный рыжий локон. Глаза закрыты, на милом лице множество ссадин, а на виске чётко видна дорожка бурой крови.—?Ну же, принцесса, открой глаза,?— голос предательски надломился, но сейчас было плевать. Сильный порыв ветра всколыхнул густые кроны деревьев, унося с собой тонкий аромат её жизни.

***11 мая 1984 года.Штутгарт. Германия.

Маленькая Ханна весело кружилась по светлой гостиной, стуча по дорогому ламинату каблучками своих ярко-жёлтых туфель, которые родители купили специально к празднованию её восьмого дня рождения. В дом четы Левит вот-вот нагрянет целый ковен, именинница, пусть и такая маленькая, должна выглядеть очаровательно. Ханна смеялась, резко подбегая к родителям и обнимая их, крепко сжимая в кулачках одежду. Её рыжие волосы давно растрепались, а жёлтые бантики, в цвет туфель, съехали с аккуратных хвостиков, отчего те рассыпались по плечам.—?Успокойся, Ханна,?— мать строго пригрозила девочке пальцем, и улыбка тут же сошла с детского лица,?— ты должна вести себя подобающе члену правящей семьи. Ханна часто закивала головой, давая понять, что слова матери дошли до неё, и, поджав розовые губки, она убежала на улицу в поисках отца. Мать Ханны, Линда Левит, была женщиной строгой и чересчур консервативной. Она предпочитала светлые тона в оформлении дома, минимальное количество деталей и как можно больше свободного пространства. В доме Левит не было чудесной стены с семейными снимками, а детская комната от всех остальных отличалась разве что наличием плюшевых игрушек и детской короны у зеркала. Линда предпочитала сковывать тело тугим корсетом, а сверху надевать классические костюмы. Она не была похожа на ведьму, скорее на бухгалтера или банкира. Она любила беспрекословное подчинение, выполнение всех поручений и идеальную чистоту в доме. И она любила свою дочь, пока не выяснилось, что малышка не может колдовать. Это стало ударом по их семье, неким клеймом. Факт того, что в роду сильных ведьм появился ребенок, магией не обладающий, тёмной меткой лёг на их фамилию. Линда была разочарована. Она смотрела на дочь с волосами цвета огня и тяжко вздыхала.—?Папа,?— Линда вздрогнула и едва не выронила из руки расчёску, когда услышала тоненький голосок дочери. Она нахмурилась, заглядывая в гостиную, где смеялся её муж, кружа на руках Ханну, которая хваталась за лацканы пиджака Уильяма.—?Мама не любит меня,?— девочка уперлась подбородком в плечо отца.—?Конечно же любит, милая, что ты такое говоришь,?— Левит сел в кресло, удобно размещая дочь на коленях,?— Ханна, мама любит тебя, никогда не смей в этом сомневаться. На лице Линды отобразилась лишь горечь, но никак не сожаление. Она каждый день корила себя за то, что не может увидеть в дочери, что так похожа на неё чертами лица, что-то родное. Она ненавидела то безразличие, с которым укладывала девочку спать, и дико завидовала мужу, который в малышке Ханне души не чаял, читал ей сказки перед сном и приносил ей банановое мороженое из магазина, находящегося практически на другом конце города, потому что другое она есть отказывалась. Она хотела ходить по парку, держа в своей руке маленькую ладошку дочери, но стоило её коснуться, и желание изменить, перебороть себя уходило, оставляя место лишь горькому разочарованию.—?А ты меня любишь? —?Ханна провела ладонью по лбу, стряхивая мешающие волосы.—?Конечно люблю,?— Уильям усмехнулся, касаясь губами носа дочки,?— и я никогда не брошу тебя.***27 апреля 2014 года.Уитмор. Вирджиния.

Несмотря на погодные условия, чёрный и довольно вместительный автомобиль нёсся по трассе, не сбавляя скорость. Капли дождя барабанили по крыше и стекали по стеклу, сливаясь в ручейки. На улице завывал промозглый ветер и, непонятно каким образом, забирался в салон, в котором играла музыка. Бетховен. Кажется, за одну поездку в три часа Ханна успела его возненавидеть, хотя особой причины и нет. Унылая, совершенно неприветливая атмосфера давит, а внутренние органы её организма дрожат, отчего на открытых участках кожи появляются мурашки. Ханна потёрла ладошки между собой, чтобы хоть как-то согреться. Она бросила взгляд на Кая, ведущего машину и постукивающего пальцами по рулю в такт мелодии, параллельно болтая с кем-то по телефону. Не очень безопасно, учитывая, что в машине ещё один человек. Морган и представить себе не может, что творится у него в голове, рад ли он вообще тому, что она рядом. По меркам Ханны, она не видела его всего пару дней, еще не успела забыть, как он выглядит. Озорной блеск в глазах, яркая, сияющая улыбка?— редкое явление. Как давно на его лице не было этих эмоций? Сколько прошло времени? Достаточно, чтобы отвыкнуть от всяких эмоций. Он усмехается, сбрасывая вызов и засовывая телефон в карман куртки, бросая беглый взгляд на девушку. Руки сложены на груди, не то пытаясь согреться или же выстроить между ними барьер. Ханна ёжится, пытаясь поудобнее устроиться на жёстком сидении, обитом чёрной кожей. Кай молчит, не говорит ни слова, лишь постукивает по рулю, нажимая на какие-то кнопки на радио, переключая станцию, из колонок тут же донёсся один из хитов 80-х, которому Кай тут же начал подпевать. Каю любой город сейчас кажется подходящим местом для остановки, главное, что бы это был не Мистик-Фоллс. Он устал и всё, чего сейчас желает тело, это принять горячий душ и лечь спать. После слияния кости ломит, а в мышцах тяжесть, но лицо непроницаемо, сейчас не время жаловаться на жизнь.—?Ты только глянь, какой вид,?— театрально вздыхает Кай, чуть было не прислоняясь щекой к стеклу окна. Совсем крыша поехала, да? Ханна натягивает улыбку и надеется, что это похоже на неё. Поправляет рыжие пряди волос, убирая их за уши, после чего складывает руки на груди, вздохнув. Дождь ослаб, и ветер перестал качать машину, которую Кай паркует около гаража дома в два этажа, не отличающегося простотой. Она сидит на месте, всё также обнимая себя руками. Взгляд скользит по соседним домам, всё-таки останавливаясь на том, который принадлежит Паркеру. Бледный, сразу нагоняет на неё тоску. Кажется, комок встаёт поперёк горла от горячей обиды в груди. Ей хочется вернуться домой. Кай открывает перед ней дверь, инстинктивно протягивая руку, чтобы помочь ей выбраться из машины, но тут же одёргивает себя, направляясь к входной двери. Глубоко вздохнув, Ханна покидает автомобиль, ступая на мокрый от дождя асфальт, и сразу же ёжится от холода, снова складывая руки на груди, и сильно хлопает дверцей автомобиля, переводя взгляд на холодное здание.—?Уверен, тебе здесь понравится,?— ухмыляется Кай и открывает перед девушкой дверь, пропуская её вперёд.—?Определенно понравится,?— глухо поддакивает Морган, закатывая глаза. Дом встретил пугающей тишиной и холодом. На секунду рыжеволосой показалось, что из её рта вырвется пар, так тут было холодно. Позади неё дверь. Гостиная? Бросает взгляд на ведьмака, который всё ещё стоял на крыльце и беспрерывно что-то говорил, изредка повышая голос, не желая выпускать из рук телефон. Мысль в голову пришла о том, что он никогда не наговорится. Ханна отводит взгляд от парня, ступает в гостиную и осматривается. Достаточно большое помещение с камином, около которого лежит небольшая стопка дров и кочерга. На полу большой белый мягкий ковер с витиеватыми узорами по краям. У противоположной стены большой телевизор, а перед ним длинный кожаный диван тоже белого цвета. По бокам два кресла в цвет дивану. Ближе к камину у двух противоположных стен стоят два огромных стеклянных шкафа. На полках одного стоят бутылки и чашки, среди которых крошечные фигурки всевозможных ангелов. Ханна щурится, в попытках разобрать надписи на наклейках бутылок, но слишком темно, поэтому только корчится и подходит ко второму шкафу. Книги, много книг. Старые и новые. Некоторые уже со стертыми корешками, другие же совсем свежие. Справа от шкафа находится небольшое, но на вид очень уютное кресло с высокой спинкой и мягкими подлокотниками и высокий торшер. Ей нравится этот уголок. В самой гостиной пахнет никотином, что уже вызывает отрицательные эмоции, от чего поджимает губы и открывает все окна, имеющиеся здесь, впуская в дом запах свежести. В конце помещения дверь. Небольшая, чем и привлекла внимание девушки. Оглядывается назад на Кая, понимая, что он дает ей полную свободу действий, так что Ханна спокойно подходит к этой двери. Дёргает пару раз за металлическую ручку, и через пару попыток дверь поддается и со скрипом открывается. Там темно, гораздо темнее, чем в самом доме. Она делает шаг за порог и шарит руками по стене, пытаясь найти выключатель, но там ничего нет. Печально. Натягивает и так длинные рукава свитера на ладони и делает аккуратный шаг за порог. Спуск. Лестница вниз. Темно. Голые стены, покрытые серой краской. С непринуждением спускается вниз, начиная гадать, куда приведёт эта дорога. Может, это что-то вроде подсобки? Аккуратно перебирает ногами, спускаясь ниже. Чтобы не покатиться кубарем вниз, прижимает ладони к стене, всматриваясь в темноту. Кажется, впереди ещё одна дверь. Ханна касается её рукой, скользя к ручке. Дёргает, удивляясь, что всё даётся настолько просто. Дверь открывается, и девушка сразу широко её распахивает, уверенно делая шаг на небольшой выступ, с которого вниз ведут каменные ступени. В небольшом помещении с низким потолком пахнет сыростью и пылью. По всему периметру небольшого помещения стоит множество стеллажей высотою до потолка, заставленных всевозможными банками и склянками с непонятной жижей внутри, Ханна аккуратно берет её в руку, поднимая на уровень глаз, и пытается рассмотреть что там, но слишком темно. Хмурится, потому что посередине комнаты стоит стальной стул с множеством ремней и зажимов на подлокотниках, ножках и спинке. Рядом стоит такой же стальной медицинский стол на колёсиках. Морган ахает и прикрывает ладонью рот, отшатываясь от старого стула. Ханна поднимает глаза к потолку, с которого сыпется штукатурка. Кружится медленно, делая шаг к лестнице, но ругается под нос, чувствуя под ногами какой-то жёсткий предмет, о который споткнулась, но всё же удерживается на ногах, опустив голову. Она смотрит на откатывающуюся в сторону железную биту, моргает, быстро подходя к ней, и наклоняется, коснувшись пальцами холодного железа, что тут же безжалостно обжигает кожу, но не отдёргивает руку, грустно улыбнувшись. Одной рукой она берёт биту, а другой убирает упавшие на лицо пряди волос. Ханна выпрямляется, сжимая предмет, берёт биту обеими руками, начиная размахивать ей, как мечом. Голова закружилась моментально, поэтому Морган поскальзывается на полу, но удерживает равновесие, расставив руки в стороны. Взгляд скользит по ровному строю банок и лицо тут же искажается в гримасе отвращения. Мысль о том, что лучше свалить из этого подвала ударяет в голову. Невольно взгляд возвращается к бите, и воспоминания накатывают волной. Внезапный шорох заставляет обернуться и из-за неожиданно появившейся из-за угла высокой фигуры девушка дёргается, подняв перед собой биту.—?Смотрю, ты нашла мои игрушки, малышка Морган,?— на лице Кая расплывается улыбка, ?— кстати, хорошая бита, прошлая была деревянной, не очень надёжно. Алюминиевая не ломается от пары десятков ударов о тупую голову какого-то кретина. Глаза расширяются, и девушка отбрасывает от себя предмет, только сейчас замечая на ней бурые капли.—?Идём,?— Паркер быстро спускается по лестнице и хватает Ханну за локоть, таща за собой вверх.—?Зачем ты притащил меня сюда? —?она хмурится, потирая ноющую руку. На лице Кая нет эмоций. Он расслабленно падает в кресло, откидываясь на спинку, и смотрит прямо в её глаза.—?Сейчас это неважно,?— отвечает только спустя минуту, наконец отрываясь от её лица. Голос спокойный, будто бы они говорят о погоде. Они оба выглядят так, будто бы и не было этих восемнадцати лет разлуки.—?А что сейчас важно? —?в отличие от Кая, её голос подрагивает, выдавая волнение. Ханна не знает, что думать. В голове роится тысяча мыслей. Голубые глаза бегают, разглядывая всё, что находится в гостиной. Она не может остановиться, не может даже взглянуть на него без капли сожаления.—?Сейчас важно, чтобы ты молчала,?— Кай небрежно поднимается на ноги, подходя к столу и беря с него бутылку виски, наливая в стакан и делая большой глоток,?— каждый раз, когда ты начинаешь говорить, у меня возникает желание отрезать тебе язык. Ты всё ещё жива лишь потому, что можешь быть полезной.—?Тебе стоило убить меня, потому что я не замолчу,?— девушка резко подрывается на ноги вслед за Паркером, но всё же соблюдает дистанцию, складывает руки на груди и близко не подходит.—?Мне не нужны твои слова, я уже знаю всё то, что ты скажешь,?— Кай окидывает её яростным взглядом,?— слова?— это лишь пшик, пустой звук, они ничего не значат, важны лишь действия, и твои я уже видел. Морган замолкает, оставляя всякие попытки достучаться до него, поворачивается к раскрытому настежь окну. Понимает, что во всём сама виновата и что никакие оправдания ничего не исправят. Кай не ведёт себя агрессивно, на его лице безразличие, а в голубых глазах затаилась грусть, которую он искусно прячет за огоньками веселья.—?Я не хотела этого,?— тихо шепчет,?— я не думала, что всё так обернётся. Я понимаю, что ты пережил… Речь обрывается резко, Ханна дёргается обернувшись. По паркету рассыпались осколки бокала, который Кай бросил в стену, не сумев сдержать рвущийся наружу порыв. Сейчас ему хотелось лишь сжать в руках её шею так, чтобы остались синяки, а с алых губ сорвался стон боли.—?Не смей говорить, что понимаешь меня, Ханна,?— руки сжались в кулаки, и стекла в оконных рамах затрещали,?— ты спала всё это время, была в отключке, для тебя прошло пару дней, не больше, а меня упекли в тюрьму на восемнадцать лет. Думаешь, что понимаешь меня? Нихрена ты не понимаешь. Восемнадцать лет одиночества, без единого шанса оборвать собственную жизнь. Моя жизнь там превратилась в череду неудачных попыток суицида.—?Кай,?— Морган зажмурилась, когда в камине вспыхнуло пламя, касаясь края ковра, поджигая его, но огонь потух так же быстро, как и разгорелся.—?Не сложно было привыкнуть к одиночеству, сложно было привыкнуть ставить на плиту полупустой чайник.*** Чем больше времени ты проводишь в одиночестве, тем сложнее впустить нового человека в привычную и до тошноты размеренную жизнь. Эдакое состояние полной наготы: страх окутывает сознание, и в этот самый момент ты уязвим, как никогда. Начинаешь продумывать каждый последующий ответ, тщательно подбираешь слова, панически боясь случайно оступиться и приоткрыть собеседнику чуть больше дозволенного. А вдруг он не поладит с внутренними демонами, которые периодически сбивают с правильного пути и всеми силами тянут вниз; вдруг ненароком нажмёт на те рычаги, которые ни в коем случае нельзя было трогать, и снова тянущей болью отзовётся где-то слева? Ты не готов выйти из зоны комфорта. Состояние ?тотального вакуума? становится второй кожей, которая не чувствовала прикосновений, от которых перехватывало бы дыхание. Кажется, что лимит на чувства давно израсходован, и больше нет ни времени, ни сил, ни желания строить что-то там, где однажды всё с оглушительным треском рухнуло.Первые, робкие шаги вперёд, а после тысячу назад, убеждая себя в том, что так будет правильнее. А может, просто спокойнее, привычнее, удобнее и без лишних потрясений?Ведь тому, кто уже падал однажды не нужна страховка.***—?Но сегодня чайник будет полон,?— Паркер усмехнулся, подбивая носком ботинка самый крупный осколок,?— у нас намечается чаепитие, и ты, моя дорогая, будешь в качестве десерта.