Глава 7 (1/1)

Часовая стрелка близится к двум, а за окном небо не разрезают даже фонарные верхушки. Неслышно трещит тусклая лампа, выхватывая у темноты жалкие сантиметры пространства, пока и постели, и разметанные по столу книги, и тусклые обои кажутся чем-то слишком бледным, неестественным и таким иллюзорным… она чиркнула бы спичкой, но под рукой только старая отцовская зажигалка. И слабый язычок огня греет только её раскрытую ладонь. —?Арен,?— губы Эрики задевает какая-то ломаная улыбка. Его имя с языка срывается мягким и почти неслышным гласным. —?Как ты? —?Не сейчас,?— глухо отзывается он и отрывается от подушки. —?Не сейчас. Пожалуйста. Мама умерла неделю назад. И она знает?— нет, ей точно просто кажется?— что брату всё же больнее, но он ведь никогда такого не покажет. Никто из них. Она только слышала недавно, как плакал отец. Почти беззвучно и так обречённо-горько, что сердце трепыхнулось в груди и ухнуло куда-то вниз, по дороге заражая всё остальное. —?Уходи. Мне нужно побыть одному. Он наверняка лжёт. И неясно, кто из них двоих в большей степени этого не понимает. —?Я в порядке. Я в порядке! —?произносит Арен громче. —?Со мной всё нормально. Уходи. Эрика, уходи. Он поднимается, чтобы закрыть окно, и она тут же делает пару инстинктивных шагов вслед за ним. И пусть ни у кого в глазах не блестят слёзы, ресницы не влажные и нет розоватых разводов на щеках, затянутое молчание рассказывает куда больше о нём, о ней и о них вдвоём. Брат ворчит своё уставшее ?дай хотя бы форточку прикрыть, холодно?, и она даже повинуется, скользя прищуренным взглядом по кромке своей рубашки и отрывисто выдыхая в рукав. На подоконнике она давно от скуки выцарапала ?Арен?, и в блеклом звёздном свете эта надпись проваливается в тень. Арен всегда был таким, душой нараспашку?— жаловался, если мог, каждую оценку ниже среднего обругивал при ней и при отце, пока не начал плевать на оценки и пока не перестроил ориентиры. Грегори сына поддерживал во всех начинаниях и хвалил намного больше?— как старшего, а не то, упаси боже, он вздумает ревновать к сестре или обижаться. Она привыкла быть кем-то, кто не обижается, кто не реагирует на те самые характерные шпильки от старших братьев, кого одновременно нельзя назвать ни чёрствым, ни чувствительным?— золотая середина, вышитая противоположными друг другу матерью и отцом. Ей нравится. Её всё устраивает, и ей не пристало быть кем-то ещё. А сейчас всё наоборот. Арен впервые за всю свою, кажется, жизнь?— прошлую, будущую… впервые молчит. Они что, играют друг в друга? Фонарь на улице зажигается как будто с нечеловеческим усилием, и выцарапанные буквы озаряются светом. Ему хуже, наверное, намного хуже. Она должна что-то сделать, потому что он её семья, а семья никогда не бросает своих. —?Я серьёзно, мне ничего не нужно,?— его ладонь припечатывает к раме створку окна и проворачивает ручку. —?Ты слушаешь меня? —?Нет? Эрика шагает ещё дальше и тянет Арена за рукав, выдерживая вопросительный взгляд на себе, а затем поднимается на носочки и обвивает руки вокруг его шеи. Кладёт голову на плечо и молча обнимает, замещая собой и стылые стены, и прохладные батареи под окном, и?— как неожиданно?— замещает ему даже отца в эту секунду. В их семье и отношениях толком редко проскальзывает что-то тихое и безмолвное, но такое… близкое, тёплое, единственное согревающее, что это объятие кажется единственным уцелевшим спасением. —?Если ты вырастешь ещё упрямее, не знаю, что буду делать,?— он негромко смеётся сквозь ком в горле. —?Кому-то ведь достанешься. Так люблю тебя иногда. Я тоже иногда люблю тебя. А в висках звенит, от труб отражается и по комнате разносится это его ?не нужно, не нужно, не нужно?, как расстроенная гитара или заевшая в проигрывателе пластинка. Эрика смыкает свои ладони вместе и прикрывает глаза, пока в голове не разлетается на лоскуты последняя цельная мысль?— они совершенно одни, и это даже нельзя назвать одиночеством физическим или ментальным. Что-то на подсознательном уровне сложное, путаное и мрачное, что-то с осознанием очередного проигрыша, что-то с послевкусием уличного дыма и с отблесками ряда фонарей. Одни, одни, одни… Её мысли уже отшвыривает в недавнее прошлое?— перед глазами нехотя возрождается безжизненное лицо матери. Усеянное морщинами, как разлинованный блокнот, и такое белое, словно она уже мертва. Конечности её почти не слушаются, и только указательный палец кончиком выводит круги на покрывале: несмотря на обёрнутое вокруг плеч одеяло, зубы громко колотятся друг об друга, потому что она теперь чувствует боль даже во сне. Зажимает зубами подушку, чтобы не закричать на всё отделение, а все её руки давным-давно безрезультатно исколоты капельницами. Они капают только бесполезную теперь дрянь. —?Пообещаешь, что позаботишься о них? Эрика почти не поднимает головы. На автомате кивает и тут же вопросительно морщит нос, перенося на локти опору и вглядываясь в её напряжённое лицо. Или не напряжённое, или с какой-то насмешкой, или даже с грустью?— болезнь отняла её мимику, её чувства и её личность. —?Я? Как я… —?язык будто отвык от букв и ленится произносить их. Всё выходит каким-то немым, сжатым и скомканным, а затем ещё более бесполезный вопрос вылетает изо рта. —?Ты мне? —?Грегори никого не послушает, кроме тебя. Нельзя вам охотиться. Это опасно, это… смерть. Всегда. На хвосте?— куда бы ты ни пошёл,?— хриплый кашель разрывает ей грудную клетку, словно внутри кто-то воет и скребётся?— побочки лекарств, которые в неё литрами вливают вместе с морфином. Рэйчел приходится приподняться вместе с салфеткой у рта и спустя пару мгновений отнять её от лица. Впервые за весь день на ней не отпечатывается крови. —?Отговори его от охоты. Он уже рассказал вам обо всём, так что… проси его, иначе однажды с кем-то из вас что-нибудь случится. Обязательно случится. Пообещай не дать ничему случиться… только тебя он послушает, пообещай присматривать за ними. Берегите себя. —?Да. Хорошо. —?Неста, пообещай мне. Пожалуйста, моя милая. Кончики пальцев холодеют. Мать в первый и последний раз зовёт её ?моя милая?. Язык почти толкается о зубы для короткого ?да?, и Эрика прикусывает щёку. —?Обещаю. И больничная аппаратура вдруг заходится визгом?— жизненные показатели падают так резко, что она толком не успевает рта открыть, а может только сдвинуться в сторону и подскочить, рывком разворачиваясь в сторону двери. Пульс разгоняется и громко вздрагивает под кожей, пока все остальные слова и звуки один за другим умирают в горле. Она хватается за бледную руку матери и сжимает запястье. Рано. На пороге спустя несколько секунд вырастает силуэт медсестры в подпоясанном кушаком белом халате?— девушка сжимает губы в тонкую плотную линию и качает головой. Её со спины разглядывает вахтёрша, а Арен с отцом куда-то вышли, и из коридора выскакивают только две пары чужих любопытных глаз. Никто не собирался спасать Рэйчел Картер?— Рэйчел Картер сейчас просто освободила им койку. Эрика не чувствует, как её разворачивают за плечи и гладят по спине, не слышит опостылевшего ?мне жаль, мы не могли ничего больше сделать?, а в голове на повторе крутится только одна фраза. Она же только что была жива. Она только что была. А что ей делать с этим проклятым обещанием, подумает позже. Каждый её разговор с отцом будет начинаться с одной и той же просьбы всё прекратить, бросить, уйти в грёбаную отставку, и ещё сколько угодно синонимов слову ?завязать?. …и ни одна из этих просьб не принесёт ровным счётом ничего. Он только обещает, обещает и обещает, пока она регулярно достаёт его с одними и теми же словами. А когда начнёт думать головой, однажды он вдруг решит не вернуться домой и, господи, окончательно всё испортит. А Грегори?— удивительно?— мёртв, а теперь и Арен ввязан в это, и дядя, и ещё чёрт знает что происходит со всеми ними. И она вычеркнула бы это обещание из памяти, стёрла бы вместе со всем тем, что просто не может столько лет держаться в памяти, но оно не вычёркивается. Не хочет. Меня не надо спасать, потому что это моя работа. На моей совести.*** Кай редко задумывался о своей семье, их собственных выстроенных где-то вдали от него порядках и отношениях, но одно знал точно?— они даже не догадываются, на что он способен. И чего он хочет. И о чём думает, и как он изредка подумывает об их мучительной смерти и сам себя этим развлекает, и как мог бы никого не жалеть, но всё ещё проявляет снисходительность. У него и режим сна, и всё остальное было вразброс?— он то ложился рано, то коротал ночь за чем-нибудь и отгонял невовремя подоспевшие мысли. Они наведывались, конечно, только чтобы высечь в голове свою искру сумасшествия и толкнуть его взгляд куда-то к черноте за дверным проёмом. Там кухня, ящик с ножами; там витиеватая лестница в тьму?— перила не успели покрыть лаком когда-то, и теперь по ним даже не скользила бы верёвка с узлом позади чьей-нибудь шеи. Отец наверняка мечтал бы повесить так его. Кай это знал и даже не боялся?— привык. Ему только иногда становилось спокойно, когда в выходные дни он спускался по той самой лестнице, на ходу засучивая рукава толстовки и с дежурной, почти привычной враждебностью наблюдая за попытками Лив одолеть заклинание огня. Когда его не лихорадило от недостатка магии, когда в лёгких за ночь рождался воздух и позволял ему дышать свободней, когда его какого-то чёрта оставляли наедине со всей этой сумасшедшей семейкой. Нелогично и так безрассудно, но хоть не было лишних глаз и можно было не ждать очередного скандала. —?Incendia, дурочка,?— дразнил её Кай, закидывая ногу на ногу в соседнем кресле, пока самая юная Паркер упрямо пялилась в камин. Щебетала свои несвязные слоги и глотала окончания слов, толком не зная английского и уже взявшись за латынь, а он сидел и гадал о том, каким образом вторая пара близнецов получилась ещё более дефектной. —?Жаль, не могу продемонстрировать. Какой же бестолковой, наверное, ты станешь, Оливия. В свои два года та слабо разбирала смысл его слов, но всё равно шарахалась куда-то к детям постарше?— тринадцатилетний брат наверняка с появлением Кая начинал вызванивать деда и громить его пейджер сообщениями. Даже запал самой смелой сестрички немногим младше куда-то девался под его изучающим взглядом: она обычно первая вставала в очередь на место в виселице или на магическое донорство, когда выдавала кражи гримуаров Каем и жаловалась деду. —?Я не одолжу тебе магии,?— строго предупреждала девчонка в ответ его взгляду, загораживаясь книгой. Переплёт в её дрожащих пальцах выскальзывал из-под обложки и обличал этот страх, ясно откуда взявшийся. —?Я расскажу Эйбу, если ты снова возьмёшь её. И не пытайся угрожать мне! Её голос неприятно звенел и действовал на нервы, поэтому Каю приходилось вздыхать, считать до трёх и поворачиваться к ней. —?Ты забыла? У нас взаимопомощь. Я предлагаю что-то взамен, а не ворую её у тебя,?— температура словно падала от его холодного тона, когда Кай оглядывался на младшего брата и передразнивал его выражение лица. —?Звоните куда хотите, мне наплевать. На вашу хвалёную магию тоже. Она в ответ только задирала нос, но не могла выдавить из горла ни звука, разворачивалась корпусом куда-то к братьям и складывала руки на груди. Лив и Люк, вообще-то, были даже опаснее Кая в этой своей детской неосторожности и вечном устраивании поджогов штор, вылетании пробок в счётчиках и грохота падающих со стен портретов. Они даже в кроватке лежать не умели, и шкаф с тарелками еле спасли от магического вторжения, когда Оливия вдруг разрыдалась и решила перевести всю посуду в их доме. Кай вообще редко кого-то трогал, но ещё реже трогали его самого из-за этого отвратительного запрета на прикосновения, на который ему со временем стало плевать. Эйб, по совместительству родной отец Джошуа, заправлял после его отъезда всеми порядками и брал старшего сына семейства под свой контроль, и, конечно, ему было только в радость поддерживать это правило. Или пытался брать его под контроль, по крайней мере, хотя он сам был на порядок агрессивнее родителей. С таким вообще лучше не ссориться, но кому ж не захочется поиграть с огнём? И уже не один раз Каю приходилось молча стискивать зубы и оттачивать в голове сценарии его скорой смерти. Доводить до совершенства каждую черту и в глаза строить такое невозмутимое лицо, что каждый из этой семейки выходил из себя мгновенно?и отворачивался, а они любили избегать зрительного контакта с ним. —?Что ты делаешь? —?вопрос сестры выводил Паркера из прострации, и она решилась уточнить. —?Кай. —?Готовлю,?— о здоровье своём он заботился и вечно задвигал куда подальше продукты даже двухдневной давности, выбирая получше. Отец однажды брался учить Кая готовке, столько лет назад, что почти стёрлось из воспоминаний, но всё же когда-то он с ним даже разговаривал нормально. Как жаль, что несоизмеримо давно,?— или мне лучше коньки двинуть от голода до его приезда? Она что-то прикинула в голове. Ну да, лучше. Как же ещё. —?Может быть, сделаешь и нам? Ты хорошо готовишь, мы ещё не ели, но,?— её голос отчего-то зазвенел, и Кай хмыкнул. Не такое уж он чудовище и почти всегда просто не касается никого, как и велено?— не настолько мерзкий тип, чтобы до чёртиков и путаного языка его бояться. Чтобы с содроганием сердца спрашивать о такой очевидной банальщине, хотя он, кажется, её и всех их старший брат. —?Но если… —?Это не сложно,?— Кая такое отношение обычно более чем устраивало, но порой находило настроение чуть выше среднего. Всё как будто возвращало краски на мгновение… чтобы пару часов спустя слиться с цветом свежих газет из типографии, ворох которых заталкивали в их почтовый ящик и чей пергамент жгли близняшки. —?Пофиг. Будешь должна. Он повиновался любым порывам и щелчкам переключателя туда-сюда и вверх, просто потому что ему до тошноты надоедало имитировать контроль?— Паркер терял равновесие и неосознанно тянулся в неверную сторону. Ему вообще всё надоедало, всё выводило из себя и вставало поперёк горла, душило, господи?— сколько вообще можно выслушивать всё это отцовское дерьмо и нравоучения для полных кретинов? Каю казалось, он ничего не чувствует, кроме желания отомстить. Не хочет и не соберётся. Обожаемое ощущение?— самое, мать вашу, приятное. Когда всё идёт к чёрту из его головы, когда он творит, что хочет, когда он знает, как стремительно всё вокруг рушится, и совсем ничего с этим не делает. Без лжи, слабого тепла и этой мерзкой жалости, без сказок на ночь, и хоть бы раз за последние лет десять Кая кто-нибудь обнял?— он к жизни без прикосновений прекрасно приспособился и больше не хотел ничего подобного. Это ему не надо. Если все без исключения утверждают, что у тебя и сердца толком нет, незачем доказывать обратное. Он всем был чужим?— почти не сын и не брат в равной степени, и они всегда были только вдвоём: он вместе с его запретной способностью… сотканы из ненависти. И всё. —?Где Лив? —?Кай расправил плечи. —?Все её поджоги пока на моей совести. Я рад, конечно, что ей от меня что-то перепало, да и совести у меня особо нет, но не особо хочется разбираться потом. —?Заснула,?— девчонка кивнула на близнецов и вложила одну свою ладонь в другую. Все дети знали про касания и против правил никогда не шли. —?Они ночью плохо спали. —?Они даже вырубаются одновременно? Интересно,?— Кай прикусил подушечку большого пальца. —?Меньше продуктов переводить. А вы чего не в школе? —?А ты чего не в колледже? Паркер фыркнул?— родственники. —?Логично.*** К его чести, к третьей паре Кай всё же явился. —?У тебя хорошее настроение,?— неприкрыто удивилась Картер, когда в перерыве между лекциями Кай припомнил ей неоплаченный шкварочный долг и потащил в супермаркет неподалёку. —?Хотя куда мне… различать оттенки твоей социопатии. —?Думаю об убийствах весь день, вот и радуюсь,?— поддразнил её Паркер,?— но еда мне нравится больше, не представляешь. Возьми корзину! Ты слышишь меня, Эрика Картер? Какая трудновыговариваемая фамилия. —?Ну юморист. В руках унесёшь,?— отмахнулась Эрика, взвешивая на плече сумку и прилипая взглядом к его спине. —?Если надо, сам возьмёшь. Мы договаривались только на шкварки. Так-то мы забыли засчитать ?Eye of the Tiger?, и с этой песней я бы обошла тебя… а, ты бы по-прежнему обошёл меня. Шагай быстрее, бесишь. Он покачал головой и, она была уверена, даже не глядя на его лицо, что закатил глаза. Судя по всему, играть в лапочку Кай умел отлично, и всё же это не могло перечеркнуть того чистокровного Паркера внутри него?— он как раз подмигнул в ответ на улыбку какой-то старушки, которая, видимо, сочла его симпатичным. Отошёл на пару шагов и фыркнул своё небрежное ?чокнутая?, словно чужой любезный взгляд мог ему лично навредить. А ещё от него пахло дымом из-за улицы, таблетками из-за колледжа и чем-то мрачным просто так. —?Какая-то ты тихая,?— съязвил Кай, сгребая с полки пачки шкварок и чертовски искусно умещая их за локтем. Как будто у него всё так выходило?— с долей превосходства, ненавязчиво и блестяще?— кроме магии, разумеется. —?Даже не пытаешься поболтать о моей семейке, а ведь я не всё рассказал. Что с тобой, заболела? —?Начнём с того, что я не шибко хочу с тобой разговаривать,?— вместо ответа она вытянула из кармана кредитную карточку. Стёртые цифры, потрескавшийся край?— пора бы заменить, но некогда. —?Уверена, с твоей процветающей шизофренией ты и сам справишься. Возьми мне тоже пачку. Имя ?Кай? слишком мягкое и слишком приятно ложилось на язык для того, чтобы соответствовать ему. Так могли звать какого-нибудь ангела, вот только у настоящего Кая перед ней вместо нимба над головой рисовался отблик от лампы и магазинный ценник?— Картер вздохнула, мысленно катая три буквы по нёбу. И передразнила саму себя в то же мгновение, столкнувшись с его выжидающим взглядом. —?Ты сама заключила сделку с дьяволом,?— он будто перехватил её мысли о небесной канцелярии и поволок за рукав к кассам. Эрика не успела даже возникнуть и просто оттянула куртку на себя, вырываясь и равняясь с Каем. Толкая его в сторону?— нет, рано или поздно они не смогут смириться с присутствием друг друга и точно подерутся из-за какой-нибудь очевидной мелочи. —?Ну да. Прям Люцифер ступенькой выше. —?Ступенькой выше? —?Он в аду, ты на земле. Хотя… кто знает, где кантуется Люцифер,?— Картер перемигнулась с кассиршей и устало протянула ей карточку. —?Во всяком случае, тебе до Сатаны ещё парочка этажей, и это как минимум. Этажей, лет и опыта. Впервые с их знакомства он нахмурился как-то растерянно. —?Вся эта хрень что, тоже существует? Какие-нибудь небеса. Ты серьёзно? —?Как тебе сказать… какой сегодня день? —?Понедельник. —?Значит, через два дня чаепитие с ангелом Четверга. Тоже заходи, познакомитесь,?— Эрика изогнула губы в улыбке и наклонила голову. —?Шучу, расслабься. Мы знаем не больше, чем вы. Если даже жизнь на облачках и в аду есть, вряд ли люди когда-нибудь смогут это понять без вреда здоровью. Если и смогут, то только после смерти. Мы верим в то, что видим сами. У женщины в фабричной форме с пыльно-синим галстуком брови поползли вверх. —?Спасибо за покупку, мисс… Дилан,?— ей с недоверием вернули кредитку. —?Всегда пожалуйста,?— она подтолкнула Кая вперёд и перевесила на его локоть пакет, попутно цепляясь за рукав толстовки и очевидно действуя ему на нервы. Эрика бы себя с натяжкой назвала тактильной?— только Тео могла позволить всю эту дуристику вроде объятий или поглаживаний по спине в лучших традициях ?выговаривайся, утешайся и поплачь?, а потому все прикосновения к себе воспринимала враждебно. Кай, видимо, тоже?— может, просто привык без них?— поэтому стряхнул её руку не глядя. Счёт сравнялся. —?Мисс Дилан? —?он насмешливо выгнул бровь. —?Вышла замуж? —?Это взломанная карта,?— объяснила Эрика. —?Мне ещё давно её хакнули. Думаешь, кто-то за охоту платит? —?А ещё честный человек,?— картинно возмутился Паркер, опираясь на университетское ограждение и вскрывая пачку. —?Так, значит, с чем вы работаете? —?Если хочешь, можешь стать моим спонсором, и хакеры отойдут на второй план,?— Картер прищурилась. —?Тебе реально интересно? —?Нет. —?Оборотни, вампиры и ведьмы. Со всеми всё индивидуально. Ну, знаешь, некоторые оборотни по полнолуниям просто нападают на коров, а некоторые живут в волчьем обличии и жрут сердца людей. Чтобы различать, вторых мы зовём вервольфами,?— она пожала плечами. —?А что ты хотел услышать? —?Ничего. Мне вообще голос твой не нравится. —?Повод стать разговорчивее, значит,?— она нагло влезла в его пакет ладонью и закинула в рот пару шкварок. —?Некоторые вампиры живут стаями и постоянно людей жрут, а некоторые просто тусят в своё удовольствие и по вечеринкам шляются. Говорю же, мир чокнутый. Первых больше, конечно?— с такими мы и работаем. —?А ведьмы? —?он хлопнул её по запястью. —?Зачем вам мой гениальный папаша? —?Ну, ваш ковен состоит не только из Паркеров. В нём есть такие шизанутые товарищи, даже хуже тебя. И Джошуа плевать хотел на то, что они из-за своих заскоков вредят людям,?— Эрика наморщила нос. —?Ну, знаешь, однажды кто-то заподозрил их в колдовстве, и они сожгли деревню в Канаде. И вас постоянно становится больше. Да и сам твой отец?— стрёмный тип, честно говоря. Хотя Паркеры вроде… должны были быть нормальными. —?Я тебя удивлю. Удивлю или разочарую? —?Меня уже ничем не разочаруешь. И даже не удивишь,?— она перехватила его взгляд. —?И мне совсем не интересно, чем у тебя там закончилось всё дело. Но тебе, кажется, совсем не интересно, что мне не интересно. Кай приподнял брови и облокотился спиной на решётчатый забор у колледжа. —?Моя мать умерла из-за меня. Нет, не так?— я убил её. И теперь отец еле сдерживается, чтобы меня не придушить. Даже из города уехал, бедняжка,?— Паркер сосредоточенно уставился куда-то в уличные ландшафты, стирая с лица насмешку. —?У мужика проблемы с самоконтролем. Он бросил это таким повседневным тоном, что до Эрики даже не сразу дошёл смысл?— Кай склонил голову вбок и сунул руки в карманы, глядя на её вскинутые брови. Терпеливо выжидая очередное ?ты просто ублюдок, с ума сойти?, подробный допрос следом и просто какую-нибудь очередную хрень про его психические проблемы?— всё, характерное охотникам, для которых слово ?убийство? вообще было красной тряпкой. Паркеру просто захотелось напомнить ей о себе. Напомнить о том, что он может, что мог даже давно, что не бросается пустыми угрозами ?убью, ножом проткну?, а вполне реально состоит в клубе людей с чужой кровью на руках. Что клеймо на нём касается всего и сразу: его способности, характера, мрачного прошлого и поступков; ему хотелось поставить фундаментом всему остальному то же презрение и отвращение, что жило в отце по отношению к нему. Чтобы она тоже или боялась его, или опасалась его, или хотела его убить?— последнее, конечно, было невыполнимым, но попытки ему нравились. Потому что Кай давно отставил в сторону свои прошлые сожаления, перестал быть жертвой и тоже стал своеобразным охотником. Он умеет только приносить боль, вредить и, впрочем, на этом всё. Ему теперь даже безразлично, что ему безразлично. —?И каким образом? —?Эрика наконец подняла голову. Тот не шелохнулся, кажется, и только бросил на неё косой недоверчивый взгляд. —?Что? Ты спросила ?каким образом?, или у меня уже слуховые галлюцинации? —?Это я и спросила,?— отвечать он не собирался: она раздражённо выпрямилась. —?Я помню, как мы были у вас, окей? Мне было лет… шесть, а тебе семь, выходит. И у тебя уже стояла в комнате эта фотография. С чёрной лентой. Это же её? Его взгляд мгновенно стал таким холодным, что вся ртуть в термометрах поблизости, должно быть, коллективно слетела вниз, и Эрика тряхнула головой. —?Что дальше? —?Если ты и был к чему-то такому причастен, наверное, по неосторожности, или,?— Картер осеклась. —?Что? Прекрати так смотреть на меня. Я должна была сказать, что в семь лет ты был моральным уродом? Ублюдком? —?Это не было неосторожностью,?— Кай почти прошипел это. —?Я с рождения такой. Проявляться рано начало. Ей просто не повезло получить двух близнецов вместо одной Джо. —?Чем тогда это было? —?Заткнись, сделай одолжение. Или я… Она стиснула зубы?— ей это, очевидно, надоедало. —?Или что? Я уже предупреждала, что будет, если ко мне прикоснёшься… ещё хоть раз,?— наконец в голубых глазах заворочалась злость?— Эрика крепче сжала ремень от сумки в кулаке. —?Зачем ты рассказываешь это всё, если не хочешь в ответ ничего слышать? Встань перед зеркалом и выговорись, полегчает. Я даже подробностей не знаю! Чего ты хочешь от меня? Она развела руками, отталкиваясь от забора и сжимая губы. —?Мне не было жаль её,?— опять этот его непредсказуемо негромкий голос?— ещё хуже, чем повседневный. Эрика прикусила язык. —?И сейчас не жаль. Я её прикончил и ни разу не пожалел об этом. Она говорила, что любит меня, а мне было так фантастически плевать на это. Ты можешь себе представить? —?Нет. Зачем ты мне это говоришь? Думаешь, мне не всё равно? —?Я разговорчивый. Она раздражённо вздохнула. —?Ты только путаешь меня. —?И как, получается? Язык почти немел от неозвученных претензий. Ей не хотелось вправлять ему мозги или устраивать допрос с пристрастием, не хотелось вообще вести разговоры дальше, не хотелось ёжиться от ветра у ворот колледжа и слушать, слушать, слушать о том, что она предпочла бы никогда не слышать. Не хотелось?— ровно тысячу раз, и ещё один было слегка тревожно: не то противно, не то предсказуемо горько, не то попросту странно. —?Нет. —?И хорошо,?— Кай обошёл её, вскидывая голову и произнося это куда-то в пустоту,?— Потому что всё кристально ясно?— эмоции разрушают. Разве с твоей жизнью ты имеешь что-то против? —?Мне наплевать, ясно? Господи, нет, мне не стало бы легче. По-твоему, лучше даже не знать, живёшь ты или умираешь? —?Я предпочитаю жить,?— и в его глазах снова ничего, кроме лёгкой насмешки?— ветер смешивался с дыханием и стягивал ветки деревьев в одном направлении. —?Хорошие долго не живут. —?Садисты живут ещё меньше. —?Зато умирают круче. Она развернулась и только бесцветно хмыкнула на прощание, потому что не собиралась позволять ему занимать свою голову, свои мысли и хоть какую-то частичку своей жизни со всем тем мрачным, что ходит за ним следом, и только на секунду показалось, что это мрачное?— это и есть он. Не призрачный спутник, а вполне реальная составляющая души. С ней тоже было что-то похожее, и у неё точно был просто спутник, который отвяжется однажды, потому что должно всё плохое однажды отвалить и остаться в прошлом. Хоть это, наверное, уже совсем не важно.