Глава третья. (2/2)

Сайонара бой с трудом удержался от того, чтобы не стукнуть себя по лбу: ситуация была дурацкой, они действительно столкнулись на улице совсем недавно и совершенно случайно. Ивлеева, уставшая от прессинга работы под прикрытием, тогда слишком бледно для себя улыбнулась, а Лёша повелся, улыбнулся в ответ, и сама собой завязалась встреча и разговор в ближайшем кафе. Благо, все было зашифровано, оба не дураки, чтобы так подставляться. Но ситуация все равно была дурацкая.

— И что она придумала? Выкрутилась, или мне сейчас искать новую Решку на ее место?Чероки фыркнул. Ну да, чего ещё ожидать от Эла: сразу вопрос, надо ли искать новую, раз предыдущей больше нет. Иногда бывшему майору казалось, что, несмотря на пройденную службу, в этой компании он самый гуманный. Но именно эта расчетливость и держала их маленькие дела под контролем, а конкурентов — в узде.

— Она выкрутилась и сказала, что вы познакомились, обменялись номерами, о твоей криминальной жизни она ничего не знает, но ты ей нравишься. Хрен знает, насколько последнее правда, но Орёл эту байку проглотил не сразу: для доказательств потребовал позвонить тебе.Элджей вскинул брови.— Опа. А вот этого я уже не помню точно, Настя мне не звонила.Чертков отзеркалил удивление друга.— Это странно, потому что по словам второго нашего крота, присутствующего на допросе, и самой Насти, трубку кто-то взял и что-то быстро сказал. По крайней мере, когда они врубили громкую связь, там уже был твой голос. Ты точно с ней не говорил?

— Точно, Серый, я бы этого не забыл. Во сколько это примерно было?— По моим расчетам, до твоей поездки в клуб точно. Около пяти часов вечера, а тебя нашли в эпицентре резни в восемь.

— А что за номер, на который мне звонила Ивлеева?Чероки молча покопался в телефоне и показал на экране одиннадцать цифр. Эл прищурился, вспоминая, и, наконец, ничего не говоря, встал из-за стола, проходя в соседнюю комнату. Спустя пару минут он вернулся:— Так, Серый, пиздец. Это мой запасной телефон, — Лёха показал старенькую Нокию. — В последних звонках точно значится звонок от Ивлеевой в 16:39 вчера, но я в это время был ещё дома, с Мэй. Она собирала вещи.Чероки вновь разблокировался свой смартфон, копаясь в зашифрованном Настином сообщении.

— Ивлеева говорит, вначале в трубке было женское ?Алло?, и она думала, что ты дал ей не тот номер. Говорит, что готова была поседеть.Лёша все-таки не удержался хлопнул себя по лбу. Картинка начинала складываться, что пиздец: он вчера порвал с Мэй, сказал ей собирать вещи, а та с большой обиды взяла его звонившую запасную трубу, которую он ей показывал и называл рабочей, просил не трогать и не выкидывать. И вот теперь его бывшая девушка, пакуя чемоданы, слышит там голос другой девушки... Причин взять в тоненькие ручки катану у японки становилось все больше, и Узенюк ее понимал. Но зачем Мэй притворилась им? Или это была голосовая запись?Поняв, что Чероки как-никак ждёт от него объяснений, Элджей пояснил:— Скорее всего это Мэй ответила, она знает, что это рабочая труба. А вот насчёт моего голоса... — Эл закусил нижнюю губу, размышляя. — Что я говорил?— Херню какую-то, что только проснулся, — Чероки скользнул взглядом по сообщению Насти, — что ?скучаешь пиздец, не знаешь, когда будет время приехать?. Вроде, кстати, последнего Орлу хватило для доказательства.

Леша прикрыл темные глаза, сосредоточившись.— Значит так, это могло быть одно из голосовых, которое я посылал Мэй… когда-то. Хз, когда точно. Значит, она просекла, что ситуация серьезная, либо тупо решила избавиться от Ивлеевой на том конце телефона. Странно только, что она не принесла мне трубку. — Сайонара бой резко распахнул глаза и решительно хрустнул костяшками пальцев по привычке. — Собирайся, Чероки, мы едем к Мэй. Моя машина на парковке?— Ага, ребята доставили с клуба еще вечером, — кивнул майор, довольный тем, что друг так быстро пришел в себя. Ситуация была откровенно странной, и раз уж у них появилась зацепка в лице японки, терять ее сейчас было бы крайне опрометчиво. Так что Чероки встал из-за стола, направляясь к раковине, чтобы ополоснуть кружку. Леша, уже выходящий из кухни, заметил этот альтруистичный порыв и фыркнул:— Да забей, это же твоя кружка, не парься. Только остальные не трогай, пж, я черт знает, как теперь буду без Мэй этой херней с мытьем посуды в квартире заниматься.Серый закатил глаза, но кружку таки решил сполоснуть. У Леши был хорошо известный всем мало-мальски близким людям загон: Узенюк категорически ненавидел, когда трогают его вещи, будь то не отведённые тебе персонально кружки, или, как уже было сказано, когда спят с ним в одной кровати или даже в комнате без веских на то причин. Такая дистанция и отстранённость поначалу казались Чероки брезгливостью, пока он просто не понял, что Леха не хочет тратить время и силы на не стоящих того людей. По крайне мере, Сереге так казалось, ведь Эл никогда не объяснял свои порывы. Спасибо, что хоть в известность насчет дел ставил, вечно занятой и ?холодный, как лимонад?.

— И рубашку надень, — раздалось веселое откуда-то из недр квартиры, — уводить у меня бывшую еще рано, погоди пару дней хотя бы.Шутящий Элджей — это уже хороший знак. Вздохнув и оттряхнув свою кружку с Микки-Маусом от капель воды, Чероки поставил ее рядом с кружкой Эла, на которой красовалась оптимистичная эмблемка Лего.Ну, поехали.***Серый очень часто шутил насчет заниженных дисков и высоких гор — если честно, каждый раз, когда они оставались на парковке с Лешей и его машиной тет-а-тет. Узенюк, как правило, в такие моменты просто вскидывал молча средний палец, как бы намекая, где он видел эти шуточки про ?низкие приоры?. Ну, нравился ему этот стиль, он тут бэд бой в конце концов? Почему-то как торговать наркотой и оружием, так без шуток, а как чуть опустить тачку — все, катастрофа и предмет приколюх на ближайший год. Спасибо, хоть Мэй со своими японскими корнями такие шуточки просто физически знать не могла.Кстати, о Мэй.Они с Чероки сели в машину Леши почти сразу после разговора на кухне — время на сборы тратить было бессмысленно, линзы Леха решил принципиально не надевать: он знал, как на его бывшую действовал взгляд живых темных глаз. И нет, он не волновался перед встречей, не школьница же. Только напряжение, закравшееся после кровавых пятен на собственной майке, скручивалось в пружину в животе, грозясь распрямиться злостью. Состояние было, в общем-то, привычное, но Эла сейчас волновало не это: он уже смирился с мыслью, что с японкой они явно больше не будут вместе, единственное, что его сейчас волновало, так это то, что произошло вчера вечером и почему в его сне была Мэй с мечом. Или это был не сон? Рассудок плавится: мысль квадратная, а голова круглая, в трезвом состоянии картинку воспринять сложно, и нужны объяснения.

Вот дерьмо: события и собственные ощущение приходилось собирать буквально по кусочкам, словно он купил пазл на сотни три кусочков и, собрав все, под конец проебал последнюю детальку.

Пожалуй, единственное, чему Леша сейчас радовался, так это тому, что был жив, и предателей в непосредственной близости вроде как не наблюдалось: Чероки был чист, к Решке по поводу верности тоже вопросов пока не возникало. Стоило бы, конечно, потом провести с Ивлеевой беседу, но Сайонара бой решил быть скрытнее — если Орел действительно так пристально следит за Настей, значит, проверяет. Значит, либо она ведет себя подозрительно, либо ее ждет важная роль в планах Орла и Решки. И Леша очень надеялся на второй вариант — при таком раскладе его "карточный домик" складывался флеш-роялем, и можно было спокойно избавиться от Орла, мешающего на его нише. Орел и Решка традиционно таскали всякий не всегда легальный эксклюзив из-за границы, охотно делились опытом и продавали — не сказать, будто они с Чероки были готовы предложить клиентам то же, зато объединиться было бы здорово: у них как раз были кое-какие связи вне СНГ. Орлу эта идея, конечно же, не нравилась — но камон, кому нравился сам Орел?Так, размышляя о вечном и думая, как не заебаться за сегодня и снова не угодить на койку, но на сей раз с окончательным диагнозом о своей смерти, Леша и не заметил, как они подъехали к месту — благо, об этом позаботился навигатор, и если бы не этот сухой женский голос, Узенюк наверняка въебался бы в столб.К слову, к дому, где Мэй снимала квартиру (а об этом Леша знал, предусмотрительная Мэй оставила адрес, как предчувствовала) они подъезжают достаточно быстро: вторая половина дня субботы почти ленивая, кто-то выгуливает детей по ТРЦ, кто-то отходит от пятничного вечера, чтобы приготовиться на вечер субботы. Леша думает, что после вчерашнего он еще долго не сможет со спокойной душой в пятницу расслабляться в привычной манере с девочками и кокосом под боком — кстати, надо бы Пимпу хотя бы извинения за девочек кинуть, Узенюк примерно себе представлял, как тяжело найти таких девочек из аниме, готовых подрабатывать в стиле хентая и говорящих по-русски.Домофон им открывает проходящая мимо старушка, так что думать много над проблемой не приходится. Пять этажей, десять лестничных пролетов верх на одном дыхании — Леха говорит Чероки ждать на лестничной клетке, чтобы, если что, подстраховать. ЖК откровенно обычный, почти панельное жилье, но, когда Узенюк входит в квартиру японки, ощущение советских флэшбеков улетучивается моментально — дверь призывно открыта, едва ли не распахнута настежь, и у Элджея мелькает нехорошая мысль, что это очередная ловушка. Чтобы перестраховаться, он даже достает пистолет, снимает с предохранителя и сжимает его в одной руке, а второй распахивает очередную дверь на своем пути, топча коврик в прихожей дорогими кроссами.

Но все оказывается куда менее прозаично — Мэй сидит в гостиной на низком диванчике, очень не клишейно вместо зеленого чая пьет колу и лениво перелистывает страницы книги.Леха наставляет на нее дуло пистолета, занимает такую позицию, чтобы, если что, палить сразу и без оглядки.— Ну привет. — И в голосе у нее ничего нет: ни обиды, как вчера, когда она собирала вещи, ни решимости и стали, как вчера в клубе, ни даже усталости. Элджею даже на секунду кажется, словно ничего вчера не было, он обознался. Японка поднимает взгляд на Лешу, и глаза у нее почти пустые, ощущение, словно они поменялись местами, и теперь Мэй носит линзы. — Я честно тебя не ожидала, но раз уж ты здесь… Тебе, наверное, интересно, что произошло?— Очень, — честно признается Узенюк, но оружия так и не убирает, воображаемым пунктиром рисуя красную цель у девушки на лбу.

Мэй прикрывает черные глаза и улыбается.— Как же ты меня утомил, честно. Вы же это так по-русски называете?— Ты как всегда читаешь слишком много классики, — хмыкнул Элджей, — по-русски это давно называется ?заебал?.Мэй беззвучно проговаривает новое слово — а Узенюк честно пытался при ней матом не ругаться, вот вам и показатель, — и кивает своим мыслям. Продолжает:— Я устала от тебя. Я устала, что моя любовь не взаимна в полной мере и еще больше я устала любить тебя. — Она невесело улыбается, и очень велик соблазн отбросить сейчас оружие и просто ее, такую хрупкую и фарфоровую, обнять по привычке. Но на груди у Лехи отнюдь не метафорический шрам, и тут надо разбираться безо всяких сантиментов. — А я ведь пыталась, Леш, я правда пыталась уйти сама, первая и без скандалов!Сердце, вчера переставшее биться и воскрешенное, кажется, повторно обливается кровью: на последних словах девушка срывается, и голос у нее дрожит, а в уголках глаз влага. Это похоже на ебаное кино ?Убить Билла?, только вот Элджей слишком хорошо помнит, чем для бедного старины Билла закончилось дело, стоило ему проявить человечность. И такой участи он для себя не хотел. Поэтому он молчит, пока девушка приводит себя в порядок, всхлипывает и продолжает, собранная внешне, но, очевидно, разбитая внутри:— Я никогда не говорила тебе, но в Японию я частенько возвращалась не столько повидать родных, сколько по просьбам бабушки. Она… как бы тебе сказать… каминтю.— Будь здорова, — чисто на автомате ответил Леша, не убирая прицела, — так что ты хотела сказать?Мэй смеется — искренне и очень привычно, повседневно, как смеялась с утра, когда грозный Элджей путался в ее волосах, но, стараясь не разбудить, с тихими матерками пытался встать.

Видимо, даже флэшбеки они ловят синхронно — это пиздец как ненормально сейчас, думать о прошлом и целиться в родного человека. И это по-прежнему пиздец, знать, что вчера тебя убивала вторая половина. Наверное, Мэй хочет скорее закончить эту встречу, — действительно, это тебе не в продуктовом бывшего встретить, — потому как продолжает:— Каминтю это по-русски колдуньи. Ведьмы, Баба-Яга… В Японии это всегда была особая каста людей, она пророчили смерть властителям и влияли на погоду, оберегали простых людей и свою семью. По легендам они живут более ста лет, но моей бабушке всего сто двадцать и, если уж на то пошло, то ?бабушка? это скорее номинальное… Прапрапра вроде как.

Мэй неловко улыбается, а Леша чувствует, как растет градус ненормальности в его видении мира.— Ээээ... то есть, ты хочешь сказать, что твоя бабушка — ведьма? Спасибо, конечно, за признание, у меня теперь на одну причину больше не приезжать частенько в Японию, — он хмыкнул, — но причем тут вчерашнее? И что вообще произошло?— Так. Что ты помнишь из вчера? — Потребовала девушка, откладывая книгу в сторону и закидывая ногу на ногу. — И садись, пожалуйста, я неопасна. Больше нет.Узенюк послушно сел на продавленное кресло напротив, но прицела не отвёл, и японка закатила глаза, показательно вскидывая пустые руки.

— Камон, все в порядке.Лёша неопределённо покачал головой: он опустил пистолет, но по-прежнему держал в руках. Думал ли он, что когда-нибудь окажется в такой ситуации? Что наставит оружие на единственного человека, за которого хотелось убивать из чистого чувства? Нет. Никогда не думал. И в этом-то и проблема: морально его ничто не держит, это было бы не первое убийство человека.

Но.— Из вчерашнего я помню, как ты собрала вещи. Я помню, как ушёл после этого в клуб, и уже там мы встретились снова, ты, кажется, изрезала всех, а в меня воткнула меч, или я брежу? — Он щурит темные глаза, и очень хочется верить, что Мэй сейчас рассмеется, скажет, что это пиздец, что ?под чем ты был, Лёша??Но она молчит.И это пугает.— Скажи мне, что я брежу, и вчера ты просто собрала вези и ушла, а я передохнул в клубе. — Просит Узенюк, уже ни на что не надеясь.Когда Мэй поднимает голову, то отчаянно ловит его темный взгляд напротив и выдыхает:— Я неспроста сказала, что моя бабушка ведьма. Я воспитывалась у неё все детство, кое-чему научилась и кое-что унаследовала... Она всегда говорила, что любовь это либо дар, либо проклятие. Она говорила, что Ромео и Джульетта — неплохая концовка для любящих друг друга людей, и... И вчера я убила тебя. Я действительно изрезала всех этих шлюх, я действительно убила тебя катаной, я... Я запуталась. Я устала. Боже, почему я просто не могла побить посуду и закатить истерику?

На последней фразе она горько смеётся и прикрывает глаза руками.— Прости. Прости меня, Лёша, я не знаю, что со мной было, но... Я собиралась убить себя сегодня, после тебя. Только книжку вот хотела дочитать, — она кивает на фолиант. — А ты ожил. И ты имеешь право убить сейчас меня. Я даже не стану противиться, хочешь, обставим все под самоубийство? У полиции не будет вопросов: иностранка и одна в чужой стране... все в порядке вещей.Лёша плюет на принципы с высокой колокольни, в одно слитное движение оказывается на старом диване с Мэй, хватает за запястья, как делал уже не один раз, и успокаивающе сжимает тонкую кость в широких ладонях.Но вместо утешений и ?я тебя понимаю? звучит жесткое:

— Рассказывай дальше.Мэй улыбается.

Так вот ты какой, Сайонара бой без прикрас. И правда, холодный, как лимонад...— Если ты ожил, то я тебя поздравляю. Значит, из тебя катану вытащила твоя родственная душа. Я ведь на этом сделала привязку, я наложила проклятие, простое убийство мне никогда бы не отпустили. Только так...

— Что за чушь? — Первым вырывается у Леши, он недоверчиво хмурится, сжимая чужие тонкие запястья сильнее, вырывая тихий вздох. — Ты думаешь, я поверю в эти сказки с проклятиями и ведьмами?

Мэй нехорошо щурится и смотрит прямо в глаза.

Злая кошка, которую погладили против шерсти.

— А ты думаешь, я поверю в твой рабочий телефон? Скажи, что я должна была подумать, когда я беру твою трубку, на которую тебе даже Чероки не звонит, и слышу там женский приторный голос? Что я должна была подумать и что сделать?! Скажи спасибо, я поставила ей твоё аудио, надеюсь, у вас все будет замечательно!

Она освобождается от его рук — ну или пытается. Скидывает чужие пальцы с себя, потому что прикосновения горят огнём, а глаза снова застилает обида и желание мести. Она отдала всю себя этому человеку, канула в любовь без остатка, бросила все и переехала ради него в незнакомую страну одна, без связей или семьи, чтобы сгинуть, просто потому что опостылела любимому человеку? Мэй не дура, у неё неплохая работа в сети, есть контакты, но это сейчас вообще не то — ее любимый человек врет ей, пренебрегает ею. Значит, надо уйти: но как, если уже привыкла, если это из себя не вытравить никак?

Что ж, если убить чувство привязанности в себе не удастся — то она убьёт этого человека. Может, хоть так они освободятся?

Это отчаяние. Высшая инстанция.Так она думала ровно до тех пор, пока Лёша не появился у неё на пороге. Неубиваемая, блять, и родная головная боль.

— Слушай сюда, — плюётся она фразой, злющая, а оттого акцент проступает явственнее, — козёл. Я отдала тебе всю себя и переехала к тебе, это, знаешь ли, не вещи из другого района перевезти. Ты знаешь, насколько под быть отчаянной, чтобы вместо чувств в себе убивать человека? Я просто не смогла вытравить в себе любовь к тебе, так что... Никакой сказки про Небеса, извините,ты меня просто за-е-бал. Ты у меня под коркой, под кожей и в голове 24 на 7. И если я не могу отпустить тебя сама, то... я думала...Запал кончается — и вместо ярости накатывает дикая усталость. Никаких сопель, только физически ощутимое равнодушие к окружающему. Как-то так и начинается депрессия, нет?

Сайонара бой терпеливо ждёт, когда истерика пойдёт на спад. Спасибо, что Мэй не ревет — она сгорает внутренне и тихо.

— А теперь слушай меня ты. Это действительно был рабочий номер, моего подставного крота, а это девушка, пыталась убить за встречу со мной, и ей надо было доказать свою невиновность. А зачем обычно у девушек номера парней? Правильно, для свиданий. Она прикинулась, а ты так просто повелась! Спасибо, что включила хотя бы аудио, а то мы с Серым над этим планом корпели два года, — сухо сказал Лёша. — Если бы ее убили, я бы тупо не выгреб в своих планах. Убили бы меня, но без катаны и в подворотне. Тебе никто не изменял, я слишком, сука, устаю, чтобы ещё с кем-то трахаться, кроме тебя и работы. Всё, успокоилась?Вместо ответа Мэй шмыгает носом и давит в себе порыв спрятать лицо у него на плече, как обычно.

— Пиздец, — наконец, говорит она. — Это пиздец, Лёш. Все проебано в хлам, да?— Ты где таких слов нахваталась, малая? — Возмущается Элджей, потому что уж он-то точно дома такие слова старался не употреблять: ему нравился правильность и литературность языка Мэй.— Вконтакте - очень интересная версия Фейсбука.

— Ясно. — Кивнул Сайонара бой. — Так что за хуйня с проклятием? Я реально настолько довёл тебя до ручки, что ты решила меня убить?

Мэй смущенно улыбается. Когда-то именно на эту улыбку и красные губы Элджей и повелся, забавно.— Как я уже говорила, я кое-чему научилась у бабушки. Я действительно убила тебя, но я сделала это традиционным японским мечом, катаной, заговоренной моей бабушкой, а она очень сильная каминтю. Я наложила проклятие, что ты воскреснешь, и раны затянутся, если оружие из тебя вытащит твой соулмейт — смешно, правда? Учитывая, что мы с тобой ни разу не родственные души. Мои прикосновения тебя бы точно не спасли.Япока невесело смеётся, и Лешу прорывает. Это гребанное извержение, и они танцуют на остатках Помпеев.— Какого хрена? — Рычит Элджей, хватая девушку снова за запястья. — Ты не могла меня тупо и сразу убить, а? Так жалко?— Придурок ты, — Мэй искренне улыбнулась, и у Сайонары от этой улыбки мороз пошёл по коже: так девушка улыбалась в самом начале их знакомства, легко и даже кокетливо.

Только сейчас Лёха осознал, что руки-то у Мэй — того. Ледяные и с, как всегда, идеальным маникюром, но в этот раз совершенно безжизненные. И глаза — злые, но больные-больные, а на самом дне зрачка пульсирует азбукой Морзе "это все было неправильно".— Тогда зачем? Я не понимаю, шанс ведь встретить родственную душу после смерти в Москве равен нулю, — Узенюк отпустил чужие запястья, даже как-то виновато напоследок коснувшись большим пальцем тонких вен под бледной кожей.

Мэй только улыбалась: она не собиралась говорить, что на деле, убей она Элджея сразу, то прокляла бы и саму себя, ведь это то, как любая вещь этом мире работает — стараясь не нарушать равновесия. А так, у неё был хоть какой-то шанс на свободу, ведь родственную душу Леша встретить и впрямь не должен был: и не встретил бы, не приедь этот дурацкий соул в клуб. Логика у девушки работала без перебоев, и выдала следующий результат: если соул был в клубе на резне, значит, работает в криминалистике и приехал на расследование. И ничего бы не было, пропусти он или она это дело в пятницу вечером в пользу какого-нибудь вечера с друзьями и не потянись этот дурацкий соул своими руками вытаскивать артефакт...

Очень хотелось взвыть от досады: Мэй знала, что Узенюк — не такой плохой человек, каким очень хочет казаться, но он и не святой. В последние месяцы их отношений парень действительно пропадал в городе или вне страны, изменял уже в открытую, но почему-то очень любил и продолжал возвращаться к японке.

Это уже не была первая влюблённость или страстная любовь, это была пагубная привычка, от которой потом зреет злокачественная опухоль и наступает медленная смерть. Мэй просто решила этот процесс ускорить — и что в итоге? В итоге у Леши теперь репутация Бессмертного, родственная душа из отдела следственной криминалистики и... а что у самой Мэй? Тоска, кровь на паркете и ковре (так долго стирать...) и вселенская усталость.

Невеселый расклад.— Можешь посмотреть на свою руку, если мне не веришь. Метки соула ты не найдешь.Леша послушно отпускает ее запястья из захвата (на долю секунды прикосновения хочется продлить — черт, Мэй была права, это действительно какое-то охуительное безумие вместо отношений и с этим пора кончать: это все было неправильно) и осматривает собственную руку, вспоминая, что во сне она постоянно чесалась. К его огромному удивлению, запястье девственно пустое, чистое и никакой синей линии, уже набившей оскомину за двадцать четыре года, и в помине нет. Леха удивленно смотрит на Мэй, но та только качает головой и демонстрирует свою едва видимую серую линию, руша всю надежду:— Ищи среди тех, кто вчера был на месте преступления по профессиональной нужде. Большим я тебе помочь не смогу. Только прошу, больше не беспокой меня. От этой въедливой привычки нам обоим пора избавляться — видимо, живьем, раз даже смерть нас не разлучила.— Пиши, если буду проблемы, — кивает ей Узенюк и отстраняется. Их колени, до того соприкасающиеся из-за узости диванчика, разъединяются, и от этого немножко грустно. И очень-очень устало. До терпкой горечи где-то на дне.Никакой любви, никакой смерти даже — но Мэй все равно добивает вослед:— Обещай мне найти солумейта… это кто-то из криминалистики. Это важно.Леха ничего не обещает — бросает ответную полуулыбку:— А не то что?Он не ждет серьезного ответа, это дежурная фраза, но Мэй хмурится:— Это очень серьезное проклятие с обратной стороной, и оно подразумевает хотя бы одну встречу с соулом. Если не хочешь сам снова умереть и другого человека сгубить, хотя бы коснись его единожды — так ты избавишься ото всяких последствий. Это древнее заклинание, я не смогла переделать его во что-то более… современное. Прости меня, правда.

Элджей останавливается уже в дверном проеме и оборачивается:— Значит, если не коснусь соула, то умру?— Неизвестно, — пожимает плечами японка, — это старое проклятие, говорю же. Первоисточники не сохранились, но бабушка говорила, что у тебя может быть семь лун.— То есть, семь дней?— Точно, — девушка кивает, — просто коснись. Вряд ли ты умрешь, но и гарантий никто не дает… Если уж на то пошло, в твое воскрешение я тоже не верила, а оно вот как…— Удружила, конечно, — щелкает нервно пальцами Узенюк. Свернуть японке шею снова хочется. — Скажи, я настолько тебя заебал?— Больше некуда. Вали, пожалуйста, я буду на связи, если проклятие начнет проявляться.Леха молча кивает. Он вспоминает, что Мэй говорила, что собиралась убить себя после того, как дочитает свою книжку — но кому какая разница? Вдруг проклятие убьет его раньше?Леша смотрит на обложку книги, что читала Мэй, когда он вошел, тайком и тут же отворачивается, едва прочтя название. Желание удержать ее от суицида проходит.

?Преступление и наказание?, да?И если выживут только любовники — им обоим суждено погибнуть по отдельности. Аксиома Сида и Нэнси в этом случае не работает.

Потому что птичка летит домой, и сейчас-то все будет окей. По крайней мере, он об этом позаботится.На лестничной клетке его ожидает Чероки, лениво подбрасывающий на ладони смартфон. Леха толкает его плечом, проходя мимо, как бы вынуждая следовать за собой, и только в машине делится интересной информацией. Реакция военного до боли предсказуема, но Элджей его понимает: он бы сам вначале в такую ахинею не поверил. Но на запястье пусто, даже знака мертвого соула нет, и Чероки задумчиво чешет собственную щетину.— Бля, это пиздец. Прости, но я, конечно, знал, что азиатки это экзотично, но, блин, настолько… Серьезно, потомственная ведьма? Значит, тебе за неделю надо найти соула, чтобы не откинуться наверняка?

— В точку.— В Москве, в мегаполисе, — не спрашивает, скорее утверждает факт Чероки. — Ебать.— Не спорю, — Леха откидывается на спинку водительского сиденья, закуривает красную Мальборо прямо в машине, и выпускает тяжелый дым перед собой. Бошки дымятся, кажется, у них обоих с этой ситуации: тут меркнет даже Ивлеева, тут как бы не сдохнуть самому.— Ты уверен, что вы оба не бредите? Ты от кислородного голодания и наркоты вчера, она — просто по глупости.Леха качает головой и молча растягивает клетчатую рубашку, демонстрируя свежий рубец на груди. Чероки, неоднократно видевший друга нагим по темным делишкам, хмурится.— Тогда я сейчас позвоню вчерашнему криминалисту, и завтра поедем на допрос свидетеля, — кивает решительно майор. — Там будешь лапать уже кого хочешь, хоть весь участок их.Он тоже закуривает, но его сигареты Кент полегче, он тонет в своем дыму, и тут у Лехи в голове что-то щелкает:— Что за криминалист?— Да странный, — кидает легко Серый, — вроде главный следователь, вчера весь истерся в клубе, он-то тебя с медиком и обнаружил и реанимировал.— Дай-ка телефончик, — просит Сайонара бой, легким щелчком пальцев отправляя бычок в полет до асфальта. Чероки округляет глаза:— Ты же не думаешь?..— Даже если это не он, сам поблагодарю за героическое спасение и назначу допрос, — жестко отбривает Леха. — Думаю, в живом виде я для следствия представляю куда больше интереса.Чероки молча скидывает ему номер телеграммом и передает визитку криминалиста. Леша прибегает взглядом по надписи. Федор Инсаров, значит?

Чертков хлопает друга по плечу:— Удачи, братан, я на связи. Вынужден тебя оставить, сегодня вечером надо одному серьезному человеку дать совет эксперта в огнестреле, вроде тоже для следствия. Гребанное правосудие…— Спасибо, и тебе удачи, — кивает в ответ Узенюк. — Не знаю, что бы без тебя и делал.— Хуйней страдал бы, — весело подмигивает Чертков и, зажимая сигарету между зубами, выходит из машины. — Я пешком, тут близко. Напиши к вечеру, что завтра по допросу.— Без б.Только удостоверившись, что Сергей скрылся из виду, Леха забивает новый номер в контакты и открывает окошко сообщений. Сидя в машине и закуривая вторую сигарету, набирает:?Привет. Это Лёха Узенюк, ну, ты из меня ещё катану вытащил вчера, помнишь??

Он очень надеется, что он по правильному адресу.