Окей гугл, боль по цене недотраха (1/1)

Выстрел.В ушах звенит, а руки ноют все сильней. Он не знает, зачем Гарри учит его стрелять, но это и вправду не просто. Настолько, что Харт в очередной раз подходит и почти обнимает его, заставляя Эггси встать правильно. Он ничего не говорит, просто меняя его позу, в который раз и в конце, прижимая его к себе, что ему вновь стало душно, но не от солнца, а от близости этого невероятного человека, который, стал отцом, которого у него никогда не было. От нового выстрела уши снова закладывает, но он получается точней и намного легче отдается в теле, а мысли спутываются, словно клубок пряжи. И какие-то узлы из мыслей он точно не сможет распутать, в этом он уверен.Они стоят так еще несколько минут, пока Эггси пытается отдышаться, чувствуя сильную грудь Харта своей спиной, невольно наслаждаясь почти обжигающим дыханием мужчины, что задевало его ухо, невольно навевая воспоминания. Такие же горячие и спутанные, как те самые клубки пряжи.— В какой раз убеждаюсь, насколько же ты способный, мой мальчик.— Все благодаря таланту моего учителя, без него, ничего бы не получилось.— Не льсти мне, мой талантливый мальчик.Он прогибается и подставляется под чужие руки, прикрывая глаза и шумно выдыхая, когда чужие губы касаются его шеи, ожидая продолжения, но после все прекращается.— Не думаю, что здесь лучшее место для такого, мой мальчик. Пора возвращаться.Он чуть кивает, открывая глаза и поворачиваясь к Харту лицом. Он прав. Всегда прав. Да, Лондон не самый охраняемый от шизов город, но режим и патрули все же надо учитывать.Собираются они быстро и также быстро уезжают, словно преступники, бегущие с места жесточайшего кровопролития, которым наслаждались лишь пару мгновений назад. И говоря честно, ему все еще временами неловко от того, что живут они по соседству почти. Если можно считать соседством проживание в доме Харта. Откровенно говоря, пусть он и не видел никакого другого мира, кроме как этого, ему все еще непривычно многое. Ему непривычно терять друзей из-за того, что они становятся шизами и их или убивают, пытаясь сдерживать популяцию шизов или же отправляют за черту, доживать свой век, так, как им повезет. И ему даже удивительно, как получилось так, что у него сейчас и нет почти никого, кроме Гарри Харта, который когда-то знал его отца, а потом проверял его класс на наличие иммунных. А после, все стало сложно. Местами даже слишком сложно, чтобы пытаться в этом разобраться, что они оба решили пустить это на самотек. И единственное, что не вписывается во все это, так это именно эти огневые подготовки. Они слишком странные даже для их отношений. Хотя что можно сейчас назвать не сумасшедшим? Здесь почти все не так, а что кажется нормальным, лишь обман, скрывающий за собой еще более ужасную сущность. Иногда ему кажется, что этот мир не спасти. Никого уже не спасти, несмотря даже на наличие иммунных.— Идем, Эггси.Из машины он выползает молча, идя рядом с Хартом, а входя в их личный островок безопасности, который обычно люди называют домом, сразу же начинает стягивать с себя кофту, не замечая, как Гарри замер, внимательно всматриваясь в его спину. Он думает лишь о том, как бы отмыть от себя следы пороха и запах, которым он пропитался, пусть это и нельзя доказать.— Пойду в душ. Если что, приходи. Буду ждать, – спокойно произносит он, повернув голову к Гарри и подмигивая ему, уверенный, что тот придет. Не может не прийти. В этом весь Харт. В этом все их отношения. Начавшиеся случайно и проходящие, как самый настоящий цирк абсурда, пытающийся успеть откатать свою программу в демятки раз быстрей, лишь бы нагнать график, по которому пошли необычайные проебы. И он не удивлен, что они спешат, учитывая отсутствие иммунитета у обоих. Подкаты на грани фола, секс, словно они в последний раз видятся и отчаянные попытки не привязываться, которые проебаны точно так же, как и график гастролей того пресловутого цирка.И он не удивлен, когда Гарри приходит и прижимает его к себе, пока парень смывает пену с головы, реагируя лишь на звуки и ощущения, чувствуя настолько Харт горяч, полностью отдаваясь его сильным рукам и умелому рту, которым тот терзал его шею. И его возбуждает то, как чужие руки скользят по его телу, прижимая ближе и обласкивая, заставляя и в нем самом разгораться огонь похоти и запретных желаний, особенно то, как целует и вылизывает его шею, в какой-то момент зубами спускаясь на его плечо. Он шумно выдыхает, скатываясь в стон удовольствия, когда Гарри чуть сжимает челюсти, а после, все резко прекращается. Исчезают любимые руки, а сам Харт тяжело дышит, явно отходя, словно испугавшись чего-то— Гарри?— Нет… Нет… Я не могу.— Гарри? Что происходит?— Нет… Ничего, мой драгоценный мальчик. Прости… У меня нет выбора.Он ничего не понимает, слыша лишь как Харт выбегает из душевой и бежит, бежит внутрь, вглубь, во тьму, из которой уже не слышны его шаги и нет ничего, кроме горечи разочарования и какой-то детской обиды. Все же было хорошо. Он негромко чертыхается, смывая остатки шампуня и открывая глаза, стоя абсолютно один посреди душевой, в постепенно становящейся все более холодной воде, которая лишь усугубляла эту самую горечь. Почему Гарри остановился? Что его заставило? Это все было так странно. В какой-то мере даже неправильно.Домывался он в раздумьях о том, что заставило Гарри поступить так. У него точно должна быть веская причина. Об этом он думает одеваясь и идя в магазин. И идя обратно. И вернувшись домой, он понимает, что это все. Конец. Финита. Ничего уже не будет как было утром или вчера, или неделю назад. Он ставит пакеты, которые могут уже и не понадобиться ему у стены, с неописуемым, каким-то животным, почти первобытным ужасом смотря на лист с приказом, выведенный его почерком, местами расплывающимся, словно он ребенок, только учащийся писать. Приказ простой и понятный, но он пугает не меньше чем то, что он должен взять. Он сглатывает и берет заряженный пистолет, прикрывая за собой входную дверь и идя вперед, в ту тьму, где скрылся Харт. И ему страшно и больно.Подсознательно он знал, что рано или поздно этот день настанет, что один из них заразится вспышкой. Но он все равно надеялся, что он не наступит, учитывая везение Харта, что он все еще жив, в отличии от многих других. Но у любого рано или поздно заканчивается везение. Судя по всему, теперь настал и черед Гарри. Однажды настанет и его собственный черед.Дорога кажется бесконечной, а руки дрожат, словно он наркоман в ломке, пока на душе становится все хуже и хуже. Они так торопились из-за всего этого дерьма, но все равно ему кажется, что прошло слишком мало времени. Что это все произошло слишком быстро. И теперь все то, что могло бы быть когда-нибудь рушится и утекает сквозь пальцы, как чертов песок, который все сыпется и сыпется, не давая и шанса поймать его, не считая лишь пары крупинок или же горстей, которые не помогут создать то, что изначально и должно было быть. Но этого нет и не будет. Уже никогда и это точно. Вспышку не вылечить. Она не дает тебе вторых шансов. Прямо как чума когда-то. Либо ты выживешь даже не узнав ничего кроме ужаса потери, либо ты умрешь. Вот и вся игра. Либо выживи, либо умри как самая последняя тварь, в одиночестве, боли и мучениях. Других правил нет и не существует. Наверное, все они заслужили это. Умереть.Он заходит в одну из комнат, что они решили не использовать и видит там Гарри, сидящего на полу и иногда издающего какой-то нервный смешок, от чего становится не по себе. Харт всегда был сдержан и готов ко всему. Временами казалось, что даже сам чертов апокалипсис не может смутить или же сломать его. Но вспышка смогла.— Гарри?— Прости меня, мой мальчик. Как же я виноват перед тобой…

— Что? О чем ты? В этом никто не виноват, Гарри, – произносит он, подходя к нему, пытаясь совладать с собой. Гарри ясно дал понять, чего он хочет, но перед этим… Перед этим у них есть время. Хоть немножко.— Нет. Заткнись и послушай меня! У нас не так и много времени, – выдохнул Харт, внимательно посмотрев на парня, пытаясь сохранять остатки самообладания, что ему явно давалось с трудом. – Убирайся из этого чертового города. На полигоне найдешь закладку, там все, что тебе может пригодиться. Оружие, документы порока и прочее.Он молчит, слушая Харта и лишь теперь замечает то, что так долго игнорировал. Он замечает, насколько тот бледен и как иногда его челюсть напрягается чуть сильней, а рука чуть дрожит. Он лишь теперь понимает, почему тот ушел из душа и что все было кончено давно, но Гарри… Гарри, который тянул до последнего, обучая его чему-то… Он моргает и отводит взгляд, стараясь сдержаться, а не вести себя как мелочь какая-нибудь, которая разводит нюни по всякому поводу. Он слушает и слушает, пока внутри обрывается ниточка за ниточкой то, что делало его тем самым Гэри Анвином, которым он и был до этого самого дня, до этого момента, до всего этого дерьма.

— Ты сейчас соберешь все, что тебе может пригодиться и свалишь отсюда. И постараешься выжить. И жить. Ты понял меня?— Да. Я постараюсь, Гарри.Гарри выдыхает и смотрит в окно, словно стараясь запомнить этот город, который стал для него домом, а теперь, его придется покинуть. Он молчит, а после вновь поворачивается к Эггси, жестом подзывая его к себе. Он тут же пододвигается ближе, оказываясь в таких родных и крепких объятиях, закрывая глаза и цепляясь руками в Харта, не желая отпускать его. Желательно никогда. Они молча сидят несколько мгновений, вцепившись друг в друга, пока Гарри не утыкается в чужую макушку, вдыхая такой родной и привычный аромат, понимая лишь то, что он не сказал ему одну, самую последнюю правду, которую они с Хэмишем когда-то спрятали так тщательно, что если и не знать, то можно и не найти.— Я так люблю тебя, мой мальчик, – шепчет он, чувствуя, как парень вздрагивает, сжимая его сильней, что он мог бы сломать ему парочку костей, при должной сноровке. Он целует его, наслаждаясь этими последними мгновениями, которые нужны больше парню, не смотря на то, что он и сам в ужасе от того факта, что скоро умрет. Умрет от руки своего Гэри, которого попросил об этом сам. – Эггси, я не сказал тебе еще одного. Прости, что тогда подделал результаты, что ты и сам не знаешь, что у тебя иммунитет. А теперь, пора.Он отпускает ошарашенного парня, в чьих глазах застыли слезы, ободряюще улыбаясь ему. Должен же хоть кто-то из них быть сильным, пусть даже это и напускное. Он смотрит, как парень встает, а по его лицу начинают течь слезы и сейчас, это не удивительно. Не легко застрелить того, кого ты любишь. Он смотрит, как Эггси встает в стойку, направляя в него дуло пистолета и как дрожат его руки, почти незаметно, но вполне достаточно, чтобы показать насколько сильная потом может быть у парня истерика. И ему жаль, что все получилось так.— Соберись и помни. Я люблю тебя, мой мальчик. Я люблю тебя сильней всего, Эггси.Эггси не сдерживается, пока слезы так и катятся по его лицу, а сам он закрывает глаза и отворачивается, крепче сжимая пистолет, что бы он не так сильно дрожал в руках.— Я тоже тебя люблю, Гарри.Выстрел.