4 (1/1)

Когда Стайлз возвращается, дом пахнет шоколадом и подгоревшим тестом. Такой уютный. Такой родной. Он прикрывает глаза, прислоняется спиной к стене и дышит. Цепляет на себя запах дома как бронежилет. Таксист предложил отвезти его в больницу за половину цены. ?Вы похожи на труп, сэр,?— сказал он.?— В вас крови и на пинту не наберётся?. ?У меня четвёртая отрицательная, и я девственник,?— ответил Стайлз.?— Вампиры Нового Орлеана платят по десять штук за глоток?. Ему выдали несколько марлевых салфеток, пластырь и бинт?— совершенно бесплатно, вместе с завтраком. Горячий шоколад, грейпфрутовый сок, парочка тостов и аптечка, чтобы вы не сдохли от кровопотери. Стайлз ждал, что ему выставят счёт. За грязные простыни, пододеяльники, за капли крови на маленьком коврике в ванной и белых полотенцах. Она всё бежала и бежала, вспенённая перекисью, яркая, как в фильме ужасов. Он накладывал тугую повязку, вспоминая, как бинтовал разбитые руки Скотта, когда им было десять. Медленно и деликатно. —?Господи, Стайлз! Возможно, он немного переборщил с салфетками в этот раз. —?Я в норме, Ма. Он открывает глаза. Мелисса ведь гремела на кухне посудой секунду назад. Стайлз готов поклясться под присягой, что слышал, как она раскладывала тарелки на сушилке. —?Жить буду. Он пытается натянуть на рану воротник, и Мелисса взрывается. —?Хватит нести чушь! Стайлз втягивает голову в плечи, когда она хватает его за рукав и тащит в гостиную. —?Ма, ма, печенье сгорит. Ты забыла про тесто. —?Нахрен тесто! —?Оу. Её взгляд становится строгим, по-медицински цепким. Он замечает всё: и его хромоту, и искусанные губы, и, конечно, гвоздь вечеринки?— рваную в мясо метку. Её лицо не выражает ничего. Только немного бледнеет. —?Я отвезу тебя в больницу,?— говорит Мелисса,?— придётся наложить швы. В гостиной ужасно пахнет гарью. —?Финсток меня убьёт.*** Седой хирург добродушно хлопает его по плечу. —?До свадьбы заживёт. Кожа Стайлза больше не пахнет лесом, только антисептиком и спиртом. Он чувствует неприятное жжение там, где её стягивают чёрные нити. Ассистент хирурга говорит, что ему следует сдать анализ на диагностику крови. Он добавляет, что Стайлз за этот месяц?пятый и что его альфе стоит быть осторожней. Стайлз отвечает: —?Спасибо. Я передам. Он обещает прийти в конце недели, чтобы снять швы. И пропить антибиотики, если начнётся воспаление. Его отпускают с миром. Стайлз находит в кармане куртки маленькую визитку, когда садится в машину. Он разглядывает кусочек пластика с надписью ?Ты не один? и телефоном доверия для омег, подвергшихся физическому, психическому или сексуальному насилию. Мелисса замечает её, сдвигает брови и поворачивает ключ зажигания, едва не ломая его прямо в цилиндре. Стайлз сдвигается поближе к окну, когда пристёгивает ремень. —?Прости,?— говорит он, когда они выезжают с парковки,?— прости меня, ладно? У него просто фетиш такой. —?Фетиш,?— повторяет Мелисса. Она не отрывает взгляд от дороги и вряд ли его слушает. Это её секрет, маленькая хитрость. Необязательно слушать собеседника, можно просто запомнить его последние слова и повторить в произвольном порядке. —?Он подтыкал мне одеяло. Он оплатил завтрак, бинты и номер. —?Номер. Этот совет в десятке лучших по теме ?как идеально вести любой разговор? и ?как создать благоприятное впечатление при первой встрече?. Проблема в том, что, если злоупотреблять этим лайфхаком, рано или поздно вас раскусят. Небо начинает темнеть. Первые капли дождя тяжёлые, как машинное масло. Они расплываются по лобовому стеклу прозрачными кляксами. —?Деньги у нас. Все на моём счёте. Сегодня суббота, и мы можем позвонить им прямо сейчас, чтобы договориться насчёт ВИП-палаты и первого взноса. Вроде бы доктор Дэвис — отличный нейрохирург. Ты знаешь, я мог бы сделать это сам, но мне вряд ли дадут всю информацию, потому что я, ну знаешь, не прямой родственник и… —?Достаточно, Стайлз! —?она рявкает так резко, что он моментально затыкается.?— Пожалуйста, хватит. Я больше не могу. Он тут же произносит: —?Прости. Я не хотел тебя злить. Прости меня, Ма. Это работает как условный рефлекс. Когда у тебя гиперактивность, ты будешь извиняться. За разбитую тарелку?— ты ведь такой неуклюжий. —?Прости. За разрисованные обои?— тебе ведь скучно сидеть одному, а новые фломастеры такие яркие. ?Прости?. За разбитый на перемене телефон?— ты слишком быстро бежал и не вписался в поворот. ?Прости?. За портфель, который старшеклассник засунул в унитаз, потому что ты слишком много говоришь и не знаешь, когда закрыть рот. Мелисса молчит. Она трёт ладонью глаза и смотрит строго на дорогу, хотя они стоят на красном, не двигаясь с места, уже пятнадцать секунд. Когда у тебя гиперактивность, ты привыкаешь быть плохим сыном. Ты привыкаешь извиняться и жить как будто бы немного в кредит. Ты зарабатываешь его каждый раз, когда делаешь что-то правильно, и теряешь?— если лажаешь. У Стайлза в последнее время баланс уходит строго в минус. Слёзы падают на хлопковую блузку, расплываясь по ткани тёмными пятнами. Через секунду на маленькую улицу рушится ливень. Настоящий, почти тропический, из тех, что выводят из строя канализацию и ливневые системы. Бедствие, которое дежурно рассмотрят в вечерних новостях. Дворники натужно скрипят, очищая стекло от потока воды. Стайлз отворачивается от Мелиссы, сползая вниз. Ремень безопасности трётся о его щёку. Он наблюдает за резко опустевшей улицей и редкими прохожими, бегущими под козырёк круглосуточного цветочного магазина. Они жмутся друг к другу, как воробьи, одинаково беззащитные перед дурным настроением стихии. Стайлз пытается затеряться в мыслях где-то среди них.*** В гостиной всё ещё пахнет гарью. Стайлз распахивает все окна, слушая, как дождь барабанит по крыше. Это похоже на стук небольших кулаков. В детстве Стайлз представлял себе сотню невидимых Касперов, которые стучат и стучат в надежде, что кто-то их впустит. ?Поэтому в дождь холодает,?— говорил он Скотту,?— это всё призраки?. Раскаты грома напоминают залпы артиллерийских орудий, и если прикрыть глаза, то кажется, будто ты на войне. Мамин кот, Мистер Джинглс, прятался под кровать каждый раз, стоило белой вспышке прорезаться в небе. Он боялся звука грозы и чувствовал себя в безопасности лишь там, в темноте. Иногда Стайлз забирался туда вместе с ним. Он вдыхал запах пыли, закрывал глаза и представлял себя в узкой траншее окопа, прорытого в мягкой земле. Стайлз лежал и считал до ста, запрещая себе шевелиться. Тогда казалось, что именно так становятся героями, потому что, когда тебе семь и у тебя гиперактивность, сто секунд без движения?— это подвиг. Сейчас прятаться некуда. Стайлз стирает ледяные капли, попавшие на подоконник, и сдвигает горшок с цветком, поправляя слишком нежные стебли. Он накрывает ладонями его листья, наблюдая, как растущую во дворе вишню пригибает к земле. Если не особо придираться, то треск её ствола похож на треск костей, а вой ветра в дымоходе?— на стоны умирающего. Мир будто подключили к аппарату ИВЛ, и тот делает за него последние вдохи. Такой же дышит сейчас за Скотта в белоснежной больничной палате с облупленными стенами и продавленной кроватью. Запах озона и влаги перебивает вонь антисептика. Стайлз тянет пальцы ко шву, но вспоминает, что не мыл руки. ?Псс, чувак, хочешь немного сепсиса?? Он подмигивает своему отражению, но то почему-то не улыбается в ответ. *** Их кухня похожа на картинку из памятки по выживанию ?Я и апокалипсис?. У Стайлза был набор таких с заголовками в духе: ?Что делать, если в ваш дом проник кто-то чужой?? или ?Где спрятаться, если по радио объявили ядерную тревогу??. Он смотрит на недопитый, подёрнутый плёнкой чай, на распахнутую духовку и маленькие чёрные комочки, лежащие на противне. От них пахнет корицей, шоколадом и углями. Интересно, это булочки? Печенье? Может, шоколадные кексы? Стайлз гадает, выкидывая всё в мусорное ведро вместе с недоеденным омлетом и засохшими тостами. Он расставляет упавшие стулья, выключает сбившееся радио и кричит в коридор: ?Я уберусь? — за секунду до того, как слышит хлопок входной двери. Тогда Стайлз достаёт айпод и берёт в руки губку. Он мог бы издать книгу в нескольких томах: ?Мытьё посуды, как способ бороться с депрессией? и ?Мытьё посуды, как способ уйти от реальности?. Фарфоровые блюдечки и фаянсовые чашечки, зелёные, синие, красные, со сколами и без, это?его островок спокойствия. Стайлз повторяет про себя цвета: ?фуксия?, ?жасмин?, ?кобальт?, стирая пену под тугой струёй воды, бьющей из-под крана. Это немного похоже на медитацию, которой учила его мисс Бхарат на курсах детской йоги. Главное?— правильно дышать и правильно настраивать мысли. ?Если тебе нужно где-то спрятаться,?— говорила она,?— прячься в своей голове?. Иногда у Стайлза получается. Иногда?— нет. Иногда он представляет себя под маминой кроватью в обнимку с котом и считает до ста. Ты поступил правильно. Один. Ты сделал всё так, как нужно. Два. Твоя семья стоит любых жертв. Три. Когда он доходит до ста, Мелисса возвращается. На кухне идеальный порядок, и вместо запёкшейся корицы пахнет яблочным средством для мытья посуды. Стайлз прикладывает ладонь козырьком ко лбу, вытягивается по струнке и сообщает: ?Миссия выполнена, мэм?, а затем поднимает с пола пакеты и ставит их на стол. —?Я мог бы помочь,?— говорит он, вытаскивая ведёрки с мороженым, несколько пачек M&M's, солёные орешки и чипсы. Прямо под ними?— такие ледяные, что обжигают пальцы — баночки с колой. Мелисса скручивает волосы в жгут и выжимает из них воду прямо на пол, говоря: —?Я надеялась, ты поможешь мне прикончить всё это сегодня вечером. Её глаза покраснели, веки припухли, но она улыбается, когда добавляет: —?Я взяла отгул и купила снэки. Выбор фильма за тобой. ?Звёздные войны?? ?Друзья?? Может, ?Клиника? или ?Доктор Хаус?? На секунду Стайлза кидает в прошлое. Недалёкое — месяц, может быть, два, назад, когда всё ещё было хорошо. Когда Скотт стоял рядом, на этой самой кухне, держа в руках тарелку начос и сырный соус. —??Клиника? или ?Доктор Хаус?? Стайлзу приходится сделать усилие, чтобы сказать: —?Я думал, ты злишься. —?Бро, не тупи. Мелисса склоняет голову набок, и в этом жесте так много Скотта, что становится больно. Она подходит к нему настолько близко, что становятся заметны крохотные подтёки туши под покрасневшими веками. Стайлз вдруг вспоминает, что ей нет и сорока. Она могла бы ходить на свидания хоть каждый день. Могла бы ужинать в ресторанах, есть суп из морепродуктов и слушать комплименты. Новые?— каждый день. Она могла бы выбирать себе мужчин, как хорошее вино или дорогое платье. Ей пришлось бы составлять картотеку поклонников, сортируя по цвету волос, разрезу глаз и ежемесячному доходу. Мелисса могла бы быть счастлива, если бы не Стайлз. Он говорит это себе, глядя прямо в её потухшие глаза. В них столько любви, что можно утонуть. Для Стайлза это слишком. Перебор. —?Не говори ерунды. —?Она кладёт ладонь ему на затылок и проводит пальцами снизу вверх, взъерошивая не уложенную чёлку. Так звучит ?чувак, не тупи? на её языке. —?Я в душ. Пледы в кресле. У тебя есть пятнадцать минут, чтобы всё приготовить, ребёнок. Иначе съем все вкусняшки сама. Она накрывает его щёки руками и треплет, как в детстве. Стайлз чувствует аромат духов и полиэтилена на её запястьях. У него получается только кивнуть. Комок, застрявший в горле, пережимает ему связки.*** Они со Скоттом назвали это ?пятничный вечер?. Причём неважно, когда всё происходило на самом деле, ?пятничный вечер? мог быть утром субботы, днём воскресенья или весь понедельник, если кто-то из них прогуливал школу. В классе знали: вы не найдёте МакКолла без Стилински и Стилински без МакКолла. Если нет МакКолла, значит, Стилински тоже нет. Это правило, без исключений. Оно действует и сейчас, просто никто не в курсе. Когда человек тонет, его мозг работает не так, как нужно. Функция сознания выходит из строя, а вот подсознание работает на полную катушку. Когда человек умирает, единственная цель его тела?— выжить. Выжить любой ценой. Спасение утопающего?— дело рук самого утопающего, потому что, если подвернуться ему не вовремя, вы рискуете утонуть вместе с ним. Вас утопят, а ваше тело используют как плот, чтобы сделать пару лишних вздохов и прожить дольше на пару лишних секунд. Инстинкт самосохранения, заложенный в нас матушкой-природой, настолько силён, что отключает все тормоза. Так формируется стокгольмский синдром. Это отчаянная попытка спастись. Вопль о помощи. Слом всего, что есть в человеке ради выживания. Когда Скотта нет рядом, Стайлз чувствует, что задыхается. Он распахивает рот и жадно хватает им воздух, но что-то внутри мешает. Его дыхательные пути забиты горечью и виной. Он пробил свой спасательный круг. Уничтожил последнее, что помогало держаться на плаву. И теперь, пока Скотт подвешен между жизнью и смертью, Стайлз висит вместе с ним. Скотт был рядом. Всегда. Когда умерла мать. Когда погиб отец. Когда служба опеки оформляла документы. Благодаря Скотту у Стайлза есть будущее. Благодаря Скотту он не сгнил в одном из детдомов, не сдох от передоза в четырнадцать и не стал дешёвой соской в шестнадцать. Он оттолкнулся ото дна и выплыл наверх. Поэтому сейчас Стайлз не думает об альфе. И о боли тоже не думает. Это можно стерпеть. Семья стоит того, чтобы жертвовать. Поэтому он расстилает плед и взбивает подушки как ни в чём не бывало. Потому что ?пятничный вечер? создан для дней, когда хреново Стайлз чувствует спокойствие. Когда Коффи говорит: ?Я устал, босс?. Когда по щекам надзирателей текут слёзы. Когда по щекам Стайлза они текут тоже. Стайлз чувствует умиротворение. Когда Коффи говорит: ?Их взгляды жалят меня, будто пчёлы?. Когда Мелисса запускает пальцы в его волосы. Когда кладёт его голову к себе на колени. Ему хорошо. Возможно, впервые за этот месяц по-настоящему хорошо. Будто он очистился. Перезагрузился. Они сидят в абсолютной темноте, разбавленной светом экрана, и прямо на их глазах там, в глубине бесконечного множества пикселей, горит на электрическом стуле чья-то жизнь. Стайлз прикрывает глаза, чувствуя разряды тока под собственной кожей. В гостиной тепло, и от пледа пахнет чипсами, но ему всё равно чудится застрявший в мягком ворсе запах гари. —?Не оставляйте меня в темноте. На джинсах Мелиссы остаётся отпечаток его мокрой щеки. Стайлз переворачивается на бок, чувствуя её ладонь на своём животе. Укус альфы пульсирует тупой монотонной болью, но Стайлз её едва ощущает. Боль сейчас?— это что-то отдельное от него, существующее в параллельной реальности. Реальны только три вещи: темнота, телевизор и тепло. Оно кутает Стайлза со всех сторон, и он погружается в ленивую дремоту, наблюдая, как крохотный старый мышонок катит катушку ниток. Мелисса молчит. Она ждёт, когда проиграет последняя сцена, когда заключительная мелодия разорвёт Стайлзу сердце и начнутся титры. Лишь тогда она говорит: —?Завтра ты вернёшь ему деньги. Ты вернёшь ему всё до последнего цента, расторгнешь контракт, и мы больше не будем об этом вспоминать. Никогда. Она целует его макушку, и этот поцелуй солёный и мокрый от слёз. —?Нет, Ма, —?Стайлз прикрывает глаза. —?Так не пойдёт. Мы сделаем всё иначе. Он говорит ей, что завтра начнёт собирать свои вещи, а она займётся оформлением документов для перевода Скотта в другую больницу. Она скажет боссу, что ей необходим отпуск по уходу за членом семьи. Скорее всего, заплатят ей немного, но этих денег хватит, чтобы месяца на два покрыть счета. На территории больницы есть отель, где Мелисса остановится на первое время. Там будет проще приглядывать за Скоттом и следить, чтобы у него было всё необходимое. За это время Стайлз подыщет реабилитационный центр на послеоперационный период. Они будут навещать его по очереди, составят график, и может, к ним присоединятся Эрика и Бойд. Мелисса обрывает его монолог двумя словами: —?А ты? Стайлз отвечает, что будет делать то, что умеет лучше всего. —?И что же? —?Стайлз будет Стайлзом. Они спорят и спорят, продолжая лежать в темноте: аргумент Мелиссы на контраргумент Стайлза. У них загвоздка: ей есть, что терять, а вот ему?— нет. И ему плевать на такие мелочи, как порванная задница или глотка. Он не объясняет это Мелиссе, она всё понимает сама. Понимает, что он в край долбанутый. И ещё?— что чертовски упёртый. А на её аргумент у него контраргументов десятки. Такого не переубедить, не переспорить. Стайлз говорит: —?Так надо, Ма. И она отвечает: —?Я знаю. Стайлз не видит её лица. Стайлз сомневается, что хочет знать, с каким выражением Мелисса произнесла эти слова. Скотт всегда говорил: ?Если ты не смог выйти из боя без потерь, значит, ты проиграл?. Стайлз вроде бы победил. Но у его победы стойкий привкус гнили.