3 (1/1)

Если очень долго смотреть на небо, можно ощутить себя в невесомости. Если смотреть чуть дольше, чем просто ?долго?, можно ощутить себя частью безликого космоса. Стайлз лежит на спине, упёршись затылком в подлокотник маленького дивана, и глазеет на небо, тщетно пытаясь найти созвездие Кассиопеи. Его губы пахнут кокосовым молоком и спиртом. Коктейль в его руке напоминает взбитый в стекле туман. Стайлз выпил немного, но всё же его развезло, и потому в голове?— тоже туман. Такой же мутно-белый, как в бокале. Он сбросил дурацкие туфли на пол, но никто не сказал ему ни слова. Парня, решившего устроить стриптиз на столике с морскими закусками, вывели из зала, а вот к Стайлзу никто не подошёл. Он словно пустое место, закрытое непроницаемо-матовым стеклом и залитое туманом. Ему хочется курить, чтобы перебить запах кедра табачным дымом, и съесть леденец, чтобы Ма не слишком ругала за сигареты. Осталось дождаться третьего звонка. На первый уводят альф. Когда звучит второй, уводят омег. Когда звон раздаётся в третий раз, включают верхний свет, и сходство с морским дном исчезает. Стайлз садится, наблюдая за будничной вознёй взявшихся из ниоткуда официантов и уборщиков. Дип-хаус сменяет голимый поп. Джастин Бибер поёт о любви и лёгких наркотиках. Стайлза никто не зовёт. Никто не оставил ему инструкций. В бланке с образцом ничего не сказано о том, что делать, если о вас забыли. Стайлз натягивает туфли, шнурует их наспех, встаёт. Он подходит к одному из официантов, трогает его за плечо и просит показать, куда ему идти. ?Похоже, здесь какая-то ошибка,?— говорит Стайлз. —?Наверное, мой костюм слился с диваном?. Поэтому наблюдатели прошли мимо. Просто не заметили. Неправильно посчитали оставшихся омег. Не сверили списки. Официант отвечает: —?Всё идёт так, как надо. За вами сейчас придут. Ему предлагают ананасовое желе и чашку ароматного чая?— на время ожидания. Стайлз успевает выпить три, когда его наконец зовут. Джон выглядит ещё хуже, чем несколько часов назад, и похож на человека, страдающего от хронической усталости, головной боли и недосыпа. Ему хочется дать таблетку аспирина и предложить поехать домой. Стайлз следует за ним молча, слушая объяснения на ходу. Джон говорит, что его выбрали и сумму, запрошенную Стайлзом, покрыли вдвое, перебив все ставки ещё на подлёте. Его альфа готов подписать контракт прямо сейчас, до официального завершения аукциона. Стайлз слушает вполуха. Он скребёт пальцами засохшие ранки на шее, и под ногтями остаётся спёкшаяся кровь. Не нужно особо гадать, чтобы понять, кто его покупатель.*** В кабинете Джона вовсю работает вентилятор, но Стайлзу всё равно душно. Система вентиляции здесь ни к чёрту, и стойкий запах табака и женских духов теперь разбавляет кедр. Альфа сидит за столом, перед ним лежат бумаги и стоит маленькая белая чашка с чёрной дырой внутри. По запаху Стайлз узнаёт в ней кофе. Ему не предлагают сесть, его не приветствуют, к нему даже не поворачиваются. Альфа что-то помечает ручкой в одном из бланков и говорит: —?Можешь посмотреть. Джон просит его подойти и взглянуть на составленный договор. —?Читайте внимательно, как только он вступит в силу, изменить что-либо будет невозможно. В бумагах не меньше сотни пунктов. Стайлз проверяет два?— деньги и количество месяцев. Затем говорит: —?Меня всё устраивает. И: —?Но у меня есть условие. Джон вздёргивает брови так высоко, что они почти задевают линию роста волос. —?Ваше единственное условие?— это заявленная сумма. —?Да,?— кивает Стайлз,?— но у меня есть ещё одно. Или сделки не будет. Альфа наконец его замечает. Стайлз смотрит на него равнодушно, с видом человека, которому нечего терять. —?Это нарушение всех… —?начинает Джон, но альфа говорит: ?Я слушаю?, и Джон затыкается. —?Я хочу получить всю сумму на счёт прямо сейчас. Никаких юридических проволочек, никакой выплаты по месяцам, никакой рассрочки. Я подпишу контракт, как только увижу оповещение от банка. Альфа, пахнущий лесами Пенсильвании, склоняет голову, глядя на Стайлза исподлобья. —?Если я скажу нет? —?Ваше право. Тогда я пройду аукцион так же, как все, по ставкам. Если вы откажете и в этом, боюсь, мне придётся подать в суд. Аукционный дом возместит убытки, полученные в процессе подготовки, так как все затраты связаны с его правилами, а я имею привычку сохранять чеки. Если приплюсовать к этому штраф за нарушение аукционом собственного регламента, как раз наберётся на сумму, указанную в заявке. Я не нарушал правила, так что выгнать меня без последствий вы не можете. Альфа молчит. Стайлз молчит тоже. Джон переваривает полученную информацию. Он переводит взгляд с альфы на Стайлза, как зритель, сидящий перед теннисным кортом. Его негромкое ?Сэр?..? звучит почти жалко. Альфа говорит: —?Хорошо. Я согласен на твои условия. —?И, обращаясь к Джону:?— Сделайте запрос в банк. Если бы мозг мог кончать, Стайлз довёл бы себя сейчас до струйного оргазма. Ему становится плевать, даже если в одном из пунктов его договора написано ?трижды в день стоять на одной ноге, распевая ?Боже, храни королеву?. Копрофилия, зоофилия или золотой дождь?— всё ещё плевать.*** Когда жизнь собирается сделать крутой вираж, она об этом не предупреждает. Ты едешь по своей полосе, слушаешь радио, может, жуёшь жирный пончик с кремом и сахарной пудрой, думая о том, чем займёшься, когда вернёшься домой. В холодильнике тебя ждёт не дождётся остуженное пиво и вчерашняя сырная пицца, ты недавно обновил занавески и копишь на новенький телевизор, добавляя по доллару каждый раз, когда говоришь слово ?блядь? за просмотром утренних новостей. Жизнь прекрасна, проста и понятна. У тебя планы, заботы, будущее. А потом тебя кидает на встречку, под фуру с логотипом ?Кока-Кола? и статуэткой гавайской танцовщицы, стоящей над бардачком. Ты не успеваешь закрыть голову руками. Твоя последняя мысль: ?Мне это снится?. Альфа ведёт его в номер ?2095?. Это двадцатый этаж и прекрасный вид. Стайлз не слышит рёва чужих клаксонов. Альфа открывает дверь и включает свет. Где-то под ними аукционист называет номера и кричит: ?Кто предложит больше?!? В спальне огромная кровать и окно. Город с такой высоты похож на рождественскую гирлянду. Стайлз говорит: —?Можно мне в душ? Ремешки маски впиваются в затылок, туфли жмут, галстук душит. Он чертовски напряжён, и ему нужно расслабиться хотя бы немного, чтобы обеспечить себе безболезненную ночь, но альфа кладёт большой и толстый на то, что Стайлзу нужно. Его толкают к окну и велят раздеваться. Стайлз говорит: ?О’кей??— и первыми снимает неудобные туфли, а последними?— чёрные брифы. Через секунду Стайлз вжат в стекло животом. Указания альфы предельно сухие: Раздвинь ноги. Прогнись. Отвернись. Альфа раздвигает его ягодицы, мажет по коже влажной головкой и вставляет резко, почти до упора. Так засаживают шлюхе, снятой за двадцать баксов и стакан вискаря, или тому, на кого тебе плевать. Например, резиновой кукле. Мастурбатору, присланному в довесок к дорогому дилдо. Ему не говорят расслабиться. Не просят толкнуться задницей. Альфа долбит его молча и быстро, как в последний раз. Будто боится, что Стайлз сейчас соскочит с его хера и сбежит, наплевав на контракт. Он сжимает бёдра Стайлза до кровавых синяков и трахает так сильно и так больно, что сводит ноги. Так мог бы ебаться солдат во время войны или зэк, который не видел живую омегу лет двадцать. Стайлз царапает ногтями стекло, трётся щекой о влажный отпечаток собственного дыхания и пытается удержаться на ногах. Боль натягивает мышцы, сдавливает живот. Она горячая, солёная, воспалённая, Стайлз чувствует её на губах и коже, снаружи и внутри. Он упирается ладонями в ночь и сияющий город. Он задевает щекой кособокую луну. Альфа не целует его. Не снимает маску. Альфу интересует только его задница и то, что внутри. Стайлза это устраивает. Стайлз закрывает глаза. Внутренний голос твердит: абстрагируйся и терпи. В его контракте ничего не сказано о нежности или осторожности. Там нет ничего об уважении. Ничего об отсутствии боли. Терпи. Альфа купил себе вещь и использует её по назначению. Купленную секс-игрушку не ставят на полку. Не убирают в стеклянный шкаф. О ней заботятся лишь для того, чтобы не пришлось покупать опять. Абстрагируйся. Где-то в Уганде омеги продают себя за стакан воды. Где-то в глубине Китая омегам ломают ступни, потому что альфы считают это красивым. Подумай о чём-нибудь другом. Он сможет увидеть острова, когда всё закончится. Он будет лежать на белоснежном песке и смотреть, как солнце тонет в бирюзовой воде. Губы альфы задевают мочку уха, а его запах въедается под кожу. Он не стонет, не ругается, не кричит. Никаких грязных словечек, никаких ?так хочу кончить в тебя?. Ничего из того, чему учит второсортное порно. Только дыхание. Жаркое, злое, сквозь стиснутые зубы. Он не предупреждает о вязке, не спрашивает, готов ли Стайлз, и просто вбивает набухающий узел в несколько быстрых толчков. Большой, тяжёлый, тот давит так сильно, что у Стайлза немеет низ живота. Просто потерпи. К этому можно привыкнуть. Запах леса затыкает ноздри, оседает на языке. Стайлз утыкается носом в лесные массивы Сибири. Польши. В заросли пихт. В сломанный ветром валежник. Луна пахнет кедром. Небо?— еловыми ветками. Хвойные иглы впиваются под ногти. А потом альфа вонзает зубы в его плечо, и небо заворачивается в больную спираль. Стайлза не метят. Его клеймят. Безжалостно, как новорождённого телёнка, чью шкуру прижигают железом, чтобы каждый в штате знал, кому она принадлежит. Их нервные системы соединяются короткой вспышкой, и от удовольствия альфы темнеет в глазах. Ему так блядски хорошо, что от этого становится плохо. В голове Стайлза каша из чужих мыслей, реакций и ощущений. Он замечает в отражении, как кровь заливает ключицы. Не чувствует её, просто видит. Густые вишнёвые капли орошают белый паркет. Так хреново. Так хорошо. От диссонанса подкатывает дурнота. Настолько сильной связь будет лишь несколько секунд, может быть, минут?— если им ?повезёт?. Стайлз всё же рискует дёрнуться, но альфа заламывает ему руки и подминает под себя. Огни города расплываются, гаснут друг за другом, как замкнутая в систему цепь. Последним сгорает круг луны. Вся жизнь Стайлза ложится плашмя под грёбаные колеса грёбаной фуры. Ему сигналят проезжающие мимо машины и машут пешеходы. Его кроют трёхэтажным матом, и визг тормозов бьёт по ушам. До крутого поворота три, две… Одна.*** Он просыпается в одиночестве, на люксовом?— наволочка обойдётся в две с половиной тысячи?— заляпанном кровью белье, в люксовом номере, с люксовым видом на город. Записку, копию договора и небольшую пачку денег Стайлз находит на прикроватной тумбе, под ночником. ?Номер оплачен до трёх. На сборы и переезд у тебя два дня?. Ниже?— адрес и телефон. Имени нет, только инициалы D.H. Стайлз разглядывает крупные ровные буквы, слегка завалившись на правый бок. Какое-то время он точно не сможет сидеть. Он улыбается распухшими губами, смахивая с края тумбы завядший, поломанный пион. Его жизнь совершает вираж.