2 (1/1)

Гостиница ?Нью-Чойс??— это торжество бетона и стекла над деревом и камнем. Ни одной лишней вывески, ни одной пошлой неоновой фигурки, ни одного баннера. Только стремящиеся в бесконечную высоту окна, отражающие закатный свет и рваные края облаков. Стайлз сверяется с адресом, указанным на высланном ему буклете, прежде чем расплатиться с таксистом. —?Плодотворного вечера, сэр,?— говорит тот, принимая деньги. Он пересчитывает купюры, облизывая кончик пальца, и скалится желтоватыми зубами, когда снимает блокировку. Его взгляд неприятно жжёт Стайлзу лицо, но тот всё равно говорит: ?Спасибо, всего доброго??— и слышит тихое ?грёбаные шлюхи? за секунду до того, как хлопает дверью. Стайлз чувствует себя так, будто вляпался в собачье дерьмо. Он повторяет про себя номер, наблюдая, как канареечно-жёлтое авто перестраивается в правый ряд и исчезает в потоке машин. Стайлз представляет, как накатает огромный отзыв в приложении ?Ваш личный шофёр?, как ему перезвонят спустя минуту. Перед ним обязательно извинятся, пришлют код на четыре бесплатных поездки и попросят изменить количество звёзд хотя бы на три, но Стайлз скажет, что сервис у них?— говно и две звезды?— предельный максимум, и это не исправить пожизненной скидке. Когда мозгу нужно отвлечься, он цепляется за любую мелочь. Он заставляет тебя разглядывать крохотную трещинку на асфальте, думать о том, что приготовить на ужин, или о том, закрыл ли ты смеситель на кухне, когда уходил на работу. В спокойном сознании мысль проходит один цикл, и ты переключаешься, забываешь то, о чём думал секунду назад. Но когда ты взволнован или напуган по-настоящему, цикл повторяется, круг за кругом. Ты считаешь у трещины лучи, сбиваешься, начинаешь опять. У Стайлза вместо трещины?— номер такси. Он повторяет его задом наперёд, без цифр, без букв и приходит в себя под голос девушки, стоящей за стойкой ресепшена. Она говорит, что ему необходимо зарегистрироваться, чтобы получить разрешение войти в общий зал. —?Ничего сложного, получите индивидуальный номер и опознавательный знак. Бета-администратор улыбается, и от её белоснежной улыбки и бледно-розовых губ пахнет деньгами. ?Опознавательный знак??— это цветок. Никто из покупателей не знает о вас ничего: ни вашего имени, ни места жительства. Всё, что им известно: вы достигли возраста согласия, у вас регулярные течки и нет проблем со здоровьем. Если вы передумаете, если решите отказаться от сделки, то сможете спокойно уехать, не опасаясь мести или чего похуже. Да, вам придётся выплатить аукциону штраф. Да, вы лишитесь права участвовать в нём когда-либо. Но. Ваши данные конфиденциальны. Поэтому гости будут называть вас ?гардения? или ?белая орхидея?. Если вас захотят на этапе знакомства, то наблюдателю сообщат о ?вон том красном маке?. Так повышаются ставки и ваши шансы уйти с аукциона в чьей-то компании. Стайлз получает синий пион и номер пятнадцать. Цветок прикалывают к лацкану его пиджака, номер вносят в базу. Всё. Он?официальный гость аукционного дома. Бета направляет его к распорядителю, объясняя, что это всего лишь формальность и вся процедура не займёт и пяти минут. Там же ему выдадут маску, потому что, когда ты продаёшь себя в секс-рабство сроком на год, важно сохранить инкогнито. Стайлз улыбается. Он подмигивает ей и говорит, что у неё потрясающие глаза. Бета?— лет на пять старше него — розовеет и выходит из-за стойки, чтобы проводить Стайлза до внутренних дверей. — Когда подниметесь в пентхауз, не пробуйте моллюсков, — шепчет она, склонившись к его плечу.?— Хорошего вечера. ?Спасибо, что не плодотворного?,?— думает Стайлз.*** В кабинете распорядителя пахнет табачным дымом и дорогими духами. Стайлз вертит в руках маску из тёмной бархатной ткани, мельком разглядывая забитые канцелярскими папками стеллажи. На каждой из них указан номер и год. Стайлз пытается угадать, что может быть внутри. Распорядитель?— мужчина лет сорока пяти. Судя по стерильному запаху, исходящему от его кожи,?— бета. Судя по больному, усталому взгляду?— крайне задолбанный. Стайлз замечает на столе семейное фото. В рамочках на стенах?— детские рисунки. Обычный офис обычного клерка. Даже табличка с именем имеется. Распорядителя зовут Джон. И Джон всё объясняет Стайлзу на пальцах. Его тело будет принадлежать альфе. Сердце, задница и душа станут его собственностью. ?Вас могут бить. Могут брать против воли,?— говорит Джон.?— Но вы согласитесь на это, как только примете деньги?. Он не имеет права отказывать альфе в сексе. Он не имеет права уйти. Но если альфа разрешит, он сможет сохранить свою работу. И если альфа разрешит, он сможет видеть свою семью. Он даже сможет мастурбировать пару раз в неделю?— если это устроит альфу. Весь этот год с момента заключения контракта он будет жить так, как альфа ему скажет. Если его поимеет кто-то другой, неважно, орально, анально или с помощью дрочки,?— Стайлза пустят на органы, чтобы он смог покрыть штраф. Образно, разумеется. Но сути это не меняет, потому что выплата за любую провинность просто космическая.

Прав на ребёнка Стайлз лишится сразу, как только узнает о зачатии. Если пол не устроит альфу, Стайлзу придётся сделать аборт. Джон бросает на Стайлза тяжёлый взгляд. Его нижние веки похожи на набитые углём мешки. Он говорит: —?У вас остались вопросы? Стайлз отвечает: —?Конечно. Где подписать?*** Банкетный зал напоминает аквариум. Окна вместо стен, окна вместо крыши, беззвёздное небо вместо морского дна. Даже музыка здесь?— разбавленный женским вокалом дип-хаус. Несколько круглых столов уставлены лёгкими закусками. Бар?окутан синеватым искусственным дымом. Очищенный кондиционерами воздух пропитан ароматами фруктов и цветов: терпкими, лёгкими, сладкими и с цитрусовой кислинкой. Двадцать первый век нашей эры. Так выглядит и пахнет современный человеческий рынок. Его просят открыть рот. Его просят показать руки. Кто-то касается его плеча. Кто-то целует. Вязкая чужая слюна стекает у Стайлза по подбородку, и наблюдатель, похожий на серую тень, вкладывает ему в ладонь бумажную салфетку, позволяя вытереть рот. Кто-то ощупывает его ягодицы. Гладит бёдра, кладёт руку ему на член. Да Стайлз сегодня — король вечеринки. Ему заказывают кофейный коктейль. Предлагают закуску из моллюсков. Кто-то просит его приспустить галстук и снять пиджак. Стайлз абстрагируется. Туфли всё-таки жмут. Каблуки ни черта не удобные. Воротник рубашки впивается под кадык, заставляя опасаться нехватки кислорода. Ему приказывают оголить шею. Это своеобразный тест. Проверка на прочность. Насколько ты хорош? Насколько покладист? Обычная оценка товара перед покупкой. Когда вы покупаете лампочку в супермаркете, вам проверяют её на кассе. Точно так же обстоят дела с электрочайником и пароваркой. Со всем, что должно исправно работать. Потому что, если вы выйдете с бракованной вещью за пределы магазина, вероятность вернуть свои деньги стремится к нулю. Здесь работают те же правила. Стайлз может сказать нет лишь в случае склонения к насильственному сексу. Поэтому он старается быть на виду и не отходит даже в туалет. Кто-то кладёт руки на его поясницу и жарко дышит в шею, оставляя на коже влажный след. Тучное, дряблое лицо слегка дрожит от возбуждения. —?Пойдём,?— говорит ему альфа,?— присядем. Кожа на толстых пальцах натянута, как на баварских сардельках. —?Спасибо, я постою. Альфа сжимает его запястье, и кости простреливает резкая, неприятная боль. —?Пойдём. Я возьму тебе выпить. Мальчику есть восемнадцать? У мальчика есть детки? Его пальцы оставляют на коже жирный след. —?У мальчика узкие бёдра. Мальчику будет трудно рожать. —?Лонные кости могут разойтись на десять миллиметров. Стайлз опускает взгляд, замечая, что в штанах у альфы слишком тесно. Альфа переспрашивает: ?Что-о это зна-ачит??, слегка растягивая гласные. Кто-то отвечает за Стайлза: —?Думаю, это значит ?нет?. Альфа сводит брови на переносице, вскидывает голову и тут же втягивает её в плечи. Он не прощается, не извиняется, просто пятится назад, слегка покачиваясь и натянуто улыбаясь. На его лбу блестят капли пота. Стайлз провожает его взглядом, растирая передавленное запястье. —?Мои извинения. Некоторые из наших гостей склонны к излишним проявлениям симпатии. Стайлз не оборачивается. Он не уверен, что хочет видеть того, кто так напугал толстяка. —?Ага,?— говорит он,?— бывает. Всё же эти туфли чертовски жмут. —?Как тебя зовут? Голос другой, чуть ниже, но Стайлз продолжает смотреть лишь на купол чёрного неба, рассечённого стыками стекла. —?Багз Банни, док. Чьё-то дыхание щекочет ему затылок. —?Ты принимал стимуляторы? —?Трижды. Внутрь, наружу и ещё раз внутрь, только с другого хода. Разве так нельзя? —?Стайлз делает паузу?— в такие обычно вставляют закадровый смех, но сейчас почему-то никто не смеётся. —?Это был сарказм, если что, —?поясняет он для того, кто стоит за его спиной. На нём нет ни одного постороннего запаха, потому что это одно из условий. Запрещено пользоваться всем, что может перебить естественный аромат. За нарушение вас дисквалифицируют, как в большом спорте. Он не принимал стимуляторы, потому что это?одно из правил, нарушив которые можно заиметь проблемы с законом. Если ты омега, значит, опасен по умолчанию. Твой аромат?— опиат и психотроп в одном флаконе, а всё, что делает его сильнее, приравнивается к тяжёлым наркотикам. Он оборачивается, чтобы взглянуть на того, кто задал идиотский вопрос, и утыкается носом в мягкий аромат кедра, а взглядом?— в беспробудную зелень глаз. Стайлз моментально понимает, что шутки кончились, и если он не извинится прямо сейчас, то его выкинут отсюда через три, две, одну… —?Это был сарказм,?— повторяет он.?— И нет. Я не пил стимуляторы. Лицо альфы остаётся непроницаемым, но у Стайлза странным образом начинает ныть загривок. Обычно такое бывало в школьной столовой, когда кто-то из клуба баскетболистов пытался до него докопаться. —?Оставь мальчика,?— мягко произносит кто-то слева от него,?— видишь же, что не врёт. Альфа, пахнущий лесами Великих Озёр, оглядывает Стайлза с головы до ног и наклоняется к его плечу. Его выдохи щекочут Стайлзу челюсть сначала слева, потом справа. Альфа поправляет лепестки цветка, затем распускает галстук, обнажая Стайлзу горло, и считает пальцами его пульс. От запястий альфы пахнет вымоченным в горячей воде кедром. —?У нас ещё есть дела,?— говорит кто-то, и Стайлз косит взгляд, пытаясь взглянуть на него,?— но если хочешь, можешь немного развлечься. Я готов ждать. —?Не отвлекай меня. Крепкие ногти упираются Стайлзу в край позвонков. Если альфа использует вторую руку и повернёт его голову до щелчка, Стайлз, скорее всего, умрёт. Медики называют это ?перекрут спинного мозга?. Сначала повреждается продолговатый мозг, потом один за другим отключаются жизненно важные центры. Стайлз потеряет сознание из-за резкой нехватки кислорода. Затем наступит клиническая смерть. Затем биологическая. Никто из наблюдателей не реагирует, не кричит: ?Сэр, что вы делаете, сэр?!? Всем наплевать на тощую задницу Стайлза и на то, что ему пережимают яремную вену у всех на виду. —?Если это ваш способ проявить симпатию, сэр, то у вас есть проблемы. Могу дать номер отличного психотерапевта. Ногти вонзаются Стайлзу под кожу прямо поверх удавки-воротника, заставляя замолчать. Как-то раз, по малолетству и дурости, Стайлз напоролся ладонью на лезвие ножа. Обычный маленький нож для чистки и нарезки овощей. Стайлз показывал маме мастер-класс ?Как очистить картошку от кожуры за двадцать пять секунд?, когда нож незаметно соскользнул, войдя в руку чуть ниже большого пальца. На секунду он увидел, как кожа обтягивает лезвие, как приподнимается на острие и набухает от крови. Всё, что отпечаталось в его детском мозгу,?— ощущение страшной обиды. Он вспоминал о ней, когда смотрел на тонкий, чуть меньше дюйма, шрам на левой ладони, и вспоминает сейчас, чувствуя такую же острую боль. Альфа задевает раны пальцами, слегка раздвигает края, и боль исчезает, словно её и не было. —?Идём, Питер. Я закончил. Тот, кого назвали Питером, ухмыляется в ответ. Остаток вечера Стайлз проводит в одиночестве. Никто из альф, собравшихся в зале, больше к нему не подходит.