3. (1/2)

Lovin' you i see your soul come shinin' throughAnd every time that we ooooohI'm more in love with youLovin' You - Minnie Riperton Солнечные лучи просачиваются через щели неплотно задёрнутых штор, ловко скользят по светлым стенам и чуть слышной поступью подкрадываются к пышным перинам, отбрасывая на ворс ковра вытянутую тень. Холодные отсветы зимнего солнца проникают под ворох одеяла и нагромождения подушек тёплыми ладонями, щекочут высунутый кончик носа подушечками тонких пальцев и нежно целуют сморённые негой веки, задевая трепещущие в дрёме ресницы сухими, горячими губами. Неровными бликами обводя тонкие контуры худенького лица, солнце золотыми нитями путается в разметавшихся по подушке чёрных прядках, чтобы, впрочем, тут же звёздной пылью ласки и любви осесть на тонко очерченной линии челюсти, впалых щеках и острых, как осколки императорского фарфора, скулах. Тихий сон, наполненный сладкой негой абстрактных впечатлений, разрушен, но отпускает из своих объятий далеко не сразу. Юньси необходимо ещё несколько долгих минут, чтобы осознать, что чужие ладони, задержавшиеся на его лице осторожными касаниями, — реальность. — Что ты делаешь? — хрипло бормочет Юньси, ощущая, как горячие губы нежно выцеловывают уютную впадинку между его плечом и шеей. Касания ласковые, вычерчивают невесомые узоры по гладкой тёплой коже за ушком, любовно запечатывают мерный пульс под подбородком.??????

Всё ещё балансируя на тонкой грани между сном и явью, Лео медленно открывает глаза. Ему требуется несколько коротких мгновений, чтобы сознание, раздроблённое мозаичной иллюзией, вновь позволило его расфокусированному взгляду сосредоточиться на изгибах чужой фигуры.

Оттенённые приглушённым утренним светом, пробивающимся через плотно зашторенное окно, крепкий торс, покатые плечи и мускулистые руки постепенно обретают форму, наливаются жизнью, превращаясь в законченный идеал скульптуры.

Артур скромно, как воспитанный мальчик, сидит на самом краюшке кровати и смотрит на Юньси таким влюблённым, таким ласковым взглядом, что Юньси едва ли может вытерпеть эту смущающую пытку. Он взволнован, растерян и по-прежнему отказывается верить, что всё происходящее — не иллюзия, но пытка, от который сейчас благоразумнее всего попытаться скрыться в складках безопасного пухового одеяла.

— Куда спрятался? — шутливо возмущается Артур и ловко перекатывается на кровать. Сдёргивает одеяло и взбирается на беззащитного, разомлевшего, совершенно обезоруженного чужой искренней улыбкой Юньси. Артур большой и тёплый, он накрывает миниатюрное, но не лишённое статной мужественности тело Юньси своим, нагим и горячим. Мальчишка не скупится на жаркие объятия и хаотичные поцелуи через измятую футболку: он рассыпает их по дымно вздымающейся груди и возбужденно поджимающемуся животу с очаровательной нерешительностью, от которой Юньси ведёт. Но он не сдаётся, пытается сопротивляться чужому непринуждённому доминированию. Строит из себя оскорбленного, несправедливо обиженного и легонько бьёт Артура своими крошечными лапками в его мускулистое плечо. Артур напрягается, укутывает в объятия ещё настойчивее, ещё сильнее и хохочет, дерзновенной нежностью отвечая на слабые попытки тихо ворчащего Юньси вырваться.

Так, ещё недавние ленивые ласки превращаются в увлекательную мальчишескую борьбу, победу в которой, конечно же, одерживает Артур. Он крупнее, сильнее и в тысячу раз настырнее Юньси, для которого эта игра — лишь способ показать всю искренность своих трепетных чувств через фарс деланного равнодушия. Юньси благосклонно позволяет Артуру оседлать свои бёдра, зажать коленями торс и очертить красивыми музыкальными пальцами чувствительные лепестки сладко-розовых губ.

Лео, взятый измором, дышит быстро, надсадно, но глаза его искрят хитрой шалостью. Он позволяет Артуру упиваться своим триумфом, подпускает поближе и с почти кроткой покорностью приоткрывает рот, захватывая в плен горячего дыхания. На пробу проводит языком по длине пахнущих душистым мылом пальцам и смыкает губы, когда достигает костяшек на сгибе. Посасывает сладкую кожу, а сам неотрывно, из-под ресниц и взмокшей от духоты и длительной борьбы чёлки, следит за реакцией Артура. Тот, кажется, совершенно и бесповоротно очарован неожиданной раскрепощённостью своего гэгэ. Эротизм момента заметно подогревает в Артуре желание, распаляет интерес к более оформленным, смелым решениям. И Юньси не спешит его разочаровывать: слегка заметно прогибается в спине и медленно, дразняще подаётся Артуру навстречу. В глазах мальчишки разгораются кострища, своим завораживающим пламенем подталкивающие их обоих к решительной развязке. Но Юньси не даёт ошибке свершиться.

— Ай, гэгэ, ты чего это кусаться вздумал? — обиженно скулит Артур, одёргивая руку. На уязвлённом указательном пальце незамедлительно расцветают следы чужого коварства, и Артур спешит остудить саднящую боль, смешно сложив губы трубочкой. — Больно? — как ни в чём не бывало интересуется Юньси и смотрит на Артура со своей откровенно неудобной, но нисколько не унижающей достоинства позиции, сверху вниз, глаза в глаза.?

— Да, — доверительно сообщает Артур, но тут же тушуется, когда понимает, что за безобидным вопросом на самом деле сокрыт глубоко личный подтекст.

— Вот и мне было больно.?????????

Вчера между ними, вымотанными невероятно сильными эмоциями и зимней прохладной, что искусала их тела, не произошло жарко-примирительных объяснений. Чувство тупого бессилия, какое бывает после выплеска мощных, будоражащих и разрывающих всё нутро эмоций, захватило их и отнесло, как дрейфовавшие долгие месяцы в бескрайних водах неспокойного океана корабли, на пристань уютной постели. Там, в объятиях мягких перин и подушек они, в немом бессилии переплетая пальцы и колени, уснули, объятые теплотой желанной близости.

И если ещё вчера Лео боялся смежить веки в совершенно рациональном страхе утратить вновь обретённое счастье, что тихо посапывало у него на груди, то сейчас, наблюдая за стыдливо опустившим взгляд Артуром, он понял, что страшился напрасно. Никуда Артур от него не денется, ведь такие эмоции, разоблачающие смятение и сожаление, человеку, в действительности не испытывающему хоть сколько-нибудь настоящих чувств, сыграть попросту невозможно. Юньси не дожидается, когда Артур упадёт в крайность и сотворит глупость, и потому, как взрослый и ответственный человек, берётся инициировать неловкий, серьёзный разговор, дабы сразу определиться с дальнейшим вектором движения их жизни. — Может, хотя бы теперь расскажешь мне правду? — Юньси старается, чтобы его голос звучал спокойно, беспристрастно, но сейчас, когда рядом наконец-то находится тот, чей образ во снах и фантазиях из раза в раз рисовало надломленное подсознание, едва ли может совладать с эмоциями.

Взгляд Юньси тяжелеет, губы вытягиваются в тугую линию, подчёркивают беспринципность и строгость, отвращение ко всякого рода обману. Артура перемена в старшем не пугает, но с его лица как-то разом сползают все яркие краски. Остаётся лишь тихая маска с большими, потухшими глазами и печально опущенными в уголках губами. — Ты правда хочешь поговорить об этом сейчас? — без особой надежды отговорить Юньси, вяло интересуется Артур, но, встречаясь со строгим взглядом, обрывает всякие попытки позорно капитулировать. Неспешно, с тихим разочарованным вздохом, сползает со старшего, давая ему, наконец, возможность принять сидячее положение. Юньси подтягивается на руках и подползает поближе к подушке, устраивается на ней поудобнее и, с внезапной стыдливостью натянув на стройные нагие бёдра задравшуюся длинную футболку, готовится внимать объяснениям. Вот только вид подтянутого торса и длинных, ровных ног Артура, что сейчас беззастенчиво расположился на другой половине кровати, задачу ему нисколько не облегчает.

Лео спешит отвести от ладного юношеского тела взгляд и благоразумно выбирает для себя вид менее смущающий. Однотонная дверца шкафа отлично справляется с этой задачей, и Юньси немного успокаивается. Собирается с мыслями и, слегка прочистив горло, дабы вытравить разоблачающую хрипотцу, уже спокойнее просит Артура рассказать о себе хоть что-то. — Чтобы в следующий раз я знал, чего от тебя ожидать, — мягко поясняет он и примирительно тянет свою крошечную лапку к руке Артура. В этот момент они оба прекрасно понимают, что никакого следующего раза не будет, потому что теперь, когда широкая ладонь с проступающим плетением синих венок на тыльной стороне робко движется к замершей на полпути руке Юньси, они друг друга не отпустят.

Артур накрывает ладонь мужчины своей, ведёт подушечками по запястью и останавливается, чтобы ласково согреть чужие тонкие пальцы теплом своих, по-музыкальному длинных. Его движения плавны и в них, таких осторожных и трепетных, так много невысказанных, сумбурных чувств и по-детски наивной, неопошленной словами нежности, что Юньси решает всё-таки отложить выяснение отношений хотя бы на время.

— Я бы выпил кофе, а ты? — спрашивает Юньси и теперь уже не боится взглянуть на Артура.

На лице юноши — удивление, но и оно, изломившее тёмные дуги бровей, застывает на его лице лишь на мгновение. Артур принимает правила игры, и глаза его, в это утро высвеченные бликами зимнего солнца, затапливает благодарная улыбка. — Я бы тоже не отказался от кофе, — согласно кивает он, но с места не двигается и только крепче переплетает пальцы с Юньси, когда чувствует, что тот собирается разорвать контакт.

— Отлично, — поднимаясь с постели одним сильным, неуклюжим рывком, одобряет Лео. — Тогда я иду в душ, а ты — готовить нам завтрак. И лёгким ветерком вылетает из комнаты, оставляя недоуменного Артура с восторженной улыбкой лелеять это совершенно особенное, невероятно интимное слово ?мы?, осмысленно сорвавшееся с губ Юньси.

Из ванной Юньси выманивает аромат свежесваренного кофе и совершенно неромантичного, резкого — подгорелых тостов. — Гэгэ, ты только, пожалуйста, не сердись, но, кажется, я спалил наш завтрак, — на одном дыхании тараторит Артур, когда Юньси, распаренный, в мягком махровом халате на голое тело, вдруг появляется в дверях. Облокачивается плечом на древко косяка и с тяжёлым вздохом осматривает кухню, на глаз оценивая масштабы катастрофы. А катастрофа стоит, потупив взгляд, и совершенно очаровательно кусает губы. Благо, Артуру хватило совести натянуть на себя хотя бы штаны, и теперь — если не заострять внимания на крепком торсе — Юньси наконец-то сможет принимать логичные, взвешенные решения. И первым делом он, конечно же, со всей трезвостью своих измышлений щёлкает Артура по носу. — Гэгэ, ну за что? — возмущается Артур, но, вопреки деланной слезливости в интонациях, солнечно улыбается. — За всё хорошее, — беззлобно ворчит Юньси и принимается устранять последствия чужой криворукости.

Выбрасывает испорченные тосты, стирает со стола крошки и убирает в холодильник раскрытые упаковки с сыром и ветчиной. И пока он самозабвенно наводит порядок, Артур осторожно подкрадывается к нему сзади и, как нашкодивший щенок, льнёт щекой к узкой спине. Обнимает, без труда обхватывая длинными руками худенький торс, и шепчет тихо-тихо в острые лопатки короткую историю своей жизни. — Я родился и вырос здесь, в Америке, но родители китайцы, привязаны к своим корням, так что мы частенько бывали в Поднебесной.

Юньси делает глубокий вдох и так и замирает, успокоенный тяжестью чужих пальцев на своём животе и теплотой чужого дыхания, что выводит узоры неловких слов на его лопатках.

Артур вдумчив, он с осторожностью подбирает каждую фразу, запинается, молчит, но после долгой паузы вновь продолжает своё откровение.

Юньси не торопит его. Он с тихим вниманием вслушивается в чужую речь, старается запомнить из неё всё до мельчайшей подробности — чувствует, что за каждым словом стоит нечто важное, что-то такое, что обязательно поможет ему, Юньси, разгадать этого мальчишку.

Лео не торопит Артура, как и не пытается изменить их положение, потому что понимает, что так, не видя глаз друг друга, им обоим будет легче услышать. Артуру — биение его, Ло Юньси, сердца; Юньси — тех слов, что растирают границы тяготящей недосказанности между ними.

— Жил, как и многие другие подростки моего поколения, спокойно, но не без редких всплесков безумия, конечно. Ты, гэгэ, наверное, заметил, что во мне много безбашенности. Вот она и подбила меня броситься во все тяжкие. Это было в начале сентября. На меня вдруг накатила такая дикая апатия, что я не понимал, чего хочу больше: выпить чай или застрелиться. Ну, знаешь, как у Чехова...

Юньси был приятно удивлён тому, насколько ловко, а главное — к месту — Артуру удалось процитировать всемирно известного русского классика. Конечно, Лео благоразумно не стал прерывать Артура, но в памяти засечку сделал с тем, чтобы, когда придёт время, подробней расспросить о широте его удивительных познаний.

— А когда стало совсем невыносимо находиться в коробке однообразных, приевшихся дней, — продолжает Артур, — я вдруг вспомнил свои детские впечатления о Китае. Выбор пал на Шанхай, хотя теперь я сам едва ли смогу объяснить почему. Просто вдруг захотелось что-то изменить в своей жизни, но духу на радикальный шаг не хватило. Так и променял одну беду на другую, вот только понял это, когда уже было слишком поздно.

Умчался налегке, так что в кармане была только сотня долларов, а в голове и того хуже — ветер. Сумасбродное желание нажить на задницу приключений по прибытии в Китай привело меня на улицу. Знаешь, ведь в Америке это верный способ быстрого заработка, если только ты обладаешь достаточной наглостью. Но мне повезло больше, помимо неё у меня в гитарном чехле была запрятана ещё и горстка таланта. Глупо было бы этим не воспользоваться, как ты думаешь? Вот и я так решил. Решил и пошёл развлекать голодную до диковинок публику. Благо, китайцев удивить и покорить оказалось даже проще, чем американцев. Достаточно хорошо, без акцента, говорить на английском. А ведь я не просто говорил, я ещё и пел известные баллады. Было здорово, я даже вдохновился мимолётным успехом, городской романтикой. Тогда мне за пару вечеров удалось собрать достаточно денег для того, чтобы не спать на улице. Так и пролетел целый месяц. Утром отсыпался, днём бродил, выхватывая из толпы впечатления, а вечером практиковал искусство живых выступлений. И вот в один из таких вечеров и появился ты, гэгэ. И мне, честно говоря, знатно тогда снесло башню.

Юньси перехватывает дыхание. В груди становится тесно, и быстро колотящееся сердце наливается приятной, жаркой тяжестью чужих слов.

Он помнит каждое мгновение той встречи. Каждый взгляд и первое впечатление, которое, как теперь оказалось, было настолько сильным, что ни один из них не смог не пойти у него на поводу.

Юньси кладёт свои ладони поверх рук Артура и мягко обхватывает чужие пальцы. Знак поддержки не весть какой красноречивый, но его оказывается достаточно для того, чтобы Артур, сильно разнервничавшийся из-за собственной смелости, немного воспрял духом и продолжил плести свои откровения чуть решительнее.

Голос Артура, глубокий и тихий, подхватили лучи улыбки, и теперь Юньси чувствует её нежные касания на своих лопатках. Чужие губы припечатывают тонкость его выступающих косточек и продолжают раскрашивать воспоминания, которые они, Юньси и Артур, в ту ночь поделили на двоих.

— Почему бы и нет, подумал я, и пошёл за тобой, как привязанный, — делится Артур своими мыслями, и Юньси понимает, что они всё ближе подбираются к той части истории, в которой находился ключ к разгадке всех неразрешенных вопросов. — Наверное, это глупо прозвучит, но меня, гэгэ, как будто тянуло за тобой. Чёрт поймёт, что такое, но только надолго этого запала мне не хватило. Испугался, как мальчишка, той непреодолимой силы, что припечатала меня к тебя. И тогда, на рассвете, почувствовал, что если не сбегу сейчас, то уже никогда не уйду. А этого, как мне казалось, ни тебе, ни мне не было нужно.

Ещё через пару недель, когда наскрёб на обратный билет, улетел. Думал, что по возвращении всё как-то само собой забудется, вот только ты, гэгэ, отпечатался у меня где-то глубоко на подкорке. Твои чертовски красивые глаза, твоя грустная полуулыбка. Такой идеальный, такой желанный... и я упустил тебя. Жалел потом, конечно, дико, но надеялся, что через недельку-другую само пройдёт, успокоится. Но не прошло. И когда я вчера тебя увидел из окна той кофейни, подумал, что начинаю сходить с ума, что ты мне мерещишься.

— И каков же будет вердикт? — осторожно спрашивает Юньси и нижнюю губу клычком поддевает — нервничает. — Я мерещусь тебе, Артур? В ответ Артур лишь молчит, и Юньси прекрасно понимает, что эта пауза становится вынужденной в силу непреодолимого желания одного из них сейчас же, сию же секунду увидеть глаза другого.

Движения Артура быстрые, но осторожные — Лео даже не успевает понять, в какой момент чужие пальцы, собрав на боках мягкость его халата, помогают ему с комфортной сменой положения.

— Возможно, — шепчет Артур, сокращая расстояние между их губами до интимной близости. — Но если это сон, то я не хочу просыпаться. Невинный поцелуй сминает сознание, деформирует реальность.

Юньси пытается держать себя в руках, но некогда ровное дыхание сейчас сбивается на унисон с безумно колотящимся сердцем. От его ритма, раскаченного, как ладья на волнах бушующего океана, подгибаются колени и начинает кружиться голова. Пол становится опасно-податливым, мягким, уходит из-под ног и тянет в бездну. Но от позорного падения Юньси спасает уверенность чужих рук, что так надёжно продолжают согревать тонкость его талии, оглаживать спину.

Лео, как утопающий, хватается за юношеские ладные плечи и, оставляя на них едва заметные отпечатки пальцев, переносит центр тяжести вперёд. Приподнимается на носочки, но спешит, а потому совершенно случайно наступает пальчиками на босые широкие ступни Артура. Но тот, кажется, абсолютно не против: ему нравится ощущать тяжесть чужого тела, потому что так он может не только представить, но и на физическом уровне прочувствовать вес удивительно лёгкого гэгэ, а ведь он — вся вселенная.

Артур подхватывает Юньси под бёдра и прижимает к себе ближе, теснее, жарче — так, чтобы между ними отныне и впредь не существовало этой чудовищной пропасти недопонимания и одиночества. — Осторожно, — на мгновение испугавшись порывистости Артура, просит Юньси и пытается отстраниться, чтобы вновь ощутить под собой безопасную опору пола. Но Артур не позволяет ему ни упасть, ни выпутаться: подсаживает на стол и подаётся вперёд, вынуждая Лео обхватить крепкий торс ногами.

— В каком дурацком сериале ты увидел, что разложить партнёра на обеденном столе — хорошая идея? — недовольно ворчит Юньси, но, вопреки собственным словам, прогибается в спине, руками упираясь в гладкую столешницу.

Пальцы предательски скользят по отполированному дереву, но Артур надёжно держит Юньси за пояс и сам склоняется к его соблазнительной шее. Поцелуями вычерчивает узкие стрелки ключиц, спускается ниже — под податливо расползшиеся на груди отвороты мягкого халата. Там ещё сохранилось тепло горячего душа, и Артур спешит слизать его медовые капли юрким языком.

— Гэгэ, не бойся, я буду очень осторожен, — перекатывая сладость чужого душистого тела на самом кончике языка, отзывается на возмущение он. — Ни один стол не пострадает. — Постой, подожди, — вновь остужает его напористость Лео и, замерев, вслушивается в тихие трели мобильного, который он, кажется, ещё прошлым вечером по глупости закинул в шкаф вместе с брюками. — Телефон звонит.

— Плевать на телефон, — равнодушно отзывается Артур и уже тянет за ленты пояса на халате Юньси, но получает по рукам. Не больно, но очень обидно. — Я должен ответить, это может быть по работе, — объясняет Юньси и одним плавным движением выпутывается из объятий неугомонного мальчишки, но тот настойчив и так просто отпускать от себя своего ненаглядного, невероятно уютного и желанного гэгэ не хочет.

— Сегодня суббота, — резонно замечает Артур, но, чувствуя на себе строгий взгляд, вынужденно, с досадой проворчав что-то о несправедливости, отступает. — Ладно, хорошо, иди. Но я запомнил, на чём мы остановились. — Я тоже, — улыбается ему Юньси и, быстро чмокнув Артура в уголок обиженно поджатых губ, спешит в другую комнату, где, разрывая темноту одёжного шкафа, грохочет в нетерпении мобильный телефон. Звонок оказывается, как и предсказывал Артур, действительно неважным: на линии звучит голос одного из молодых сотрудников, который ?дерзнул позвонить в столь ранний час выходного дня лишь потому, что Мацумото-сан просил напомнить вам...? Дальнейшие спутанные объяснения Юньси выслушивает невнимательно, для галочки и успокоения совести старательного сотрудника, на фоне сбивчивых разъяснений которого в голове Юньси громко перекатываются тяжёлые мысли. Мужчина с раздражением думает о том, что Таканори Мацумото — бессовестный засранец, который вместо себя посылает на разведку подчинённых, потому что прекрасно знает о том, как сильно он, Ло Юньси, ненавидит, когда его беспокоят в выходные.

— Понятно, — коротко обрывает Юньси сумбурную речь взволнованного сотрудника и просит передать Таканори Мацумото наилучшие пожелания.

Парнишка на другом конце линии тушуется и уже готовится произнести ещё одну пламенную речь с извинениями, но Юньси прощается первым и сбрасывает вызов.

Настроение Лео несколько портится, и потому он, отправив в смс своему японскому другу пару ласковых, спешит вернуться на кухню. Там, вытянув длинные ноги, за столом сидит Артур и с совершенно воодушевлённым видом набирает кому-то сообщение.

Юньси старается не придавать этому никакого значения — мало ли, кому ещё этим чудесным субботним утром мог понадобиться лучик тёплого солнца, — но всё равно украдкой, пока разливает по чашечкам ароматный кофе, следит за Артуром. А тот увлечён чатом настолько, что не сразу замечает возвращение Лео, и Юньси это несколько обижает. — Что-то важное? — как бы невзначай, перетягивая на свою скромную персону внимание, интересуется Юньси и ставит перед Артуром тарелку с сэндвичами и кофе. Ему досадно — пусть в этом он никогда и не признается даже самому себе, — что Артур так запросто игнорирует его присутствие, тогда как ещё десятью минутами ранее категорически не хотел от себя отпускать.

Юньси делает несколько глотков горячего кофе и потуже затягивает пояс на халате. Мол, обойдётесь, господин обманщик, сначала научитесь держать свои обещания, а там уж мы и посмотрим, насколько крепок этот стол. Но с виду, конечно, остаётся совершенно безмятежным, излишне даже сосредоточенным.

— Нет, ничего такого, — отмахивается Артур и спешит убрать телефон в карман. Сморит на гэгэ с лукавой искоркой и легко продолжает играть в интригана: — Просто одна известная нам обоим особа интересуется, как прошла наша встреча.

— Что за особа? — хмурится Юньси и погружается в хаотичные измышления, пока в голове само собой не всплывает единственно возможный вариант: — Вик? — Увгу, — кивает Артур, пережёвывая бутерброд. — Она самая.

— Кто она? — искренне интересуется Лео, поскольку подробнее хочет узнать о том, кто был тем, кто, судя по всему, помог Артуру разыграть тот спектакль, участником которого неосознанно стал Юньси.

— Моя девушка, — весело сообщает Артур, но, заметив растерянность в глазах старшего, спешит успокоить: — Бывшая девушка, если быть точнее. Сейчас мы с ней просто очень хорошие друзья.

— О, ясно, — кивает Юньси с деланным равнодушием, но на Артура всё равно намеренно не смотрит. Скользит взглядом по столу и топит свою задетую гордость в кофе, пока не чувствует, как кончики чужих пальцев приподнимают его за подбородок.

— Гэгэ, мы правда только дружим, — говорит Артур, мягко заглядывая в глаза Юньси. — Я верю, — бурчит тот в ответ и наклоняет голову в сторону, отстраняясь. — Просто думаю, что тебе повезло. Не так просто сохранить дружбу после романтических отношений.

— Если честно, у меня не так много опыта в этом, — без показной бравады, какая свойственна излишне гордым мальчишкам, сообщает Артур, но конфузится и рдеет, когда понимает, насколько на самом деле смущающей была эта правда. — Не уверен, что хотел бы говорить об этом за завтраком, — тактично одёргивает его Юньси, но, вопреки желанию оставаться равнодушным, не может сдержать тронувшую уголки губ улыбку. Какое-то время они завтракают в тишине. Приятная, она скользила выстуженными лучами солнца по стенам кухни, проливала свой уют на сведённые лопатки и широкие плечи двух мужчин, что на мгновение поддались очарованию безмятежного, невероятно уютного утра.

И только когда тарелки были усыпаны хлебными крошками, а от некогда разлитого по чашечкам кофе осталась лишь едва уловимая дымка горьковатого аромата, Артур эту тишину нарушает неожиданным любопытством. — Тогда расскажи о себе, — предлагает он, как бы продолжая их неоконченный разговор. — Но учти, тебе не удастся меня провести, потому что кое-что я уже о тебе знаю. — И что же это? — Лео неосознанно напрягается. Замерев с посудой в руках, которую он хотел поставить в раковину, он недоверчиво косится на Артура. Тот, сытый и довольный, как кот, которого накормили жирными сливками, подперев руками согретую солнцем улыбку, смотрит на Юньси в ответ. Его глаза, смеющиеся детской радостью, переливаются шоколадными бликами, гипнотизируют задорными искрами.