1. (2/2)

Юньси выдыхает прохладу подступающей ночи, привычным жестом поправляет раздуваемую ветром чёлку. Она упрямо продолжает падать на глаза, мешает её обладателю любоваться на ладную фигуру с гитарой, красиво очерченный профиль...

— Знаешь, гэ, я уже начинаю сомневаться в твоём богатстве, — делится своими мыслями Артур.

— Почему?

— Богачи разъезжают на крутых тачках, а твоей крошки я всё ещё нигде не наблюдаю, — пожимает плечами Артур и хитро улыбается.

— Я оставил её у ресторана, где сегодня у меня проходила деловая встреча, так что... Давай просто возьмём такси, ладно?

— Ого, гэгэ придумал такую потрясающую ложь, — продолжает веселиться Артур. — Звучит правдоподобно, но не думай, что я настолько наивен, чтобы так просто тебе поверить.

— Но ведь ты уже мне веришь, — говорит Юньси и наугад набирает какой-то номер, который запомнил из объявления об услугах такси ещё на выходе из уличной забегаловки. Конечно, он мог бы позвонить своему шоферу, который, должно быть, уже давно забрал его автомобиль со стоянки ресторана, вот только чувствовать на себе испытующий взгляд через зеркало из-за всей неоднозначности сложившейся ситуации Юньси не хотелось. Как и не хотелось, чтобы кто-то из его наёмных работников судачил о подобранном на улице мальчишке с гитарой наперевес.

Такси по названным Артуром (Юньси так и не смог определить, где они находятся) координатам приезжает ровно в тот момент, когда мужчина уже подумывает снять с себя пальто и накинуть его на плечи очевидно до костей продрогшего Артура.

Мальчишку бьёт мелкая дрожь, но он стоически храбрится и только смотрит с тихой благодарностью, когда Юньси просит водителя включить обогрев салона.

На самом деле Юньси до последнего не знал, куда хотел поехать Артур, когда спрашивал его об автомобиле, поэтому, здраво оценив обстановку, на вопросительный взгляд таксиста называет единственно логичный для данной ситуации адрес — свой домашний.

До спального района, где проживало множество влиятельных людей Шанхая, добирались без малого час. Артур, вымотанный до томящего бессилия, за это время успел разомлеть в теплом салоне и, удобно устроившись на плече гэгэ, сладко задремать. Юньси чувствовал его тихое, мерное сопение рядом со своей шеей, и всё никак не решался вздохнуть сам. Он, как ребёнок, делал рваные вздохи и трепетал от странного чувства, томящей лёгкостью заполнившей его грудь. И хотя поза, в которой Юньси застыл в кресле, была неудобная, тяжесть чужого тела была настолько ему приятна, что он боялся лишний раз пошевелиться. Спящий Артур представлял собой очаровательное зрелище, но всё-таки настала пора, когда широкие, сияющие неоном проспекты сменила тихая безмятежность благоустроенных улочек. И Юньси пришлось разбудить безмятежно посапывающее чудо на своём плече.

— Артур, — ласково зовёт Юньси, тёплыми пальцами осторожно коснувшись чужой щеки. — Мы приехали, Артур.

— Угу, — рассеянно отзывается юноша, затуманенным взглядом смотря на лицо Юньси, который сейчас склонился к нему так близко, что Артур мог почувствовать волнующий аромат парфюма мужчины и его горячее дыхание у своего виска.

Артур нехотя вылезает из тёплого салона в ночную прохладу поздней осени и позволяет оказавшемуся аккурат под боком Юньси увести себя к одной из высоток.

Мальчишка чувствует себя неловко, когда они, наконец, заходят в просторный светлый холл, где их встречает охрана. И хотя мужчина в форменном костюме приветливо улыбается Юньси, Артуру окончательно становится не по себе. Он неосознанно жмётся к плечу своего спутника, свободной рукой напряжённо сжимая лямки гитарного чехла за своей спиной. Юньси замечает его напряжение и, перебросившись парой вежливых фраз с охранником, спешит отвести его к хромированным дверцам лифтов.

— Не дёргайся, всё хорошо, — успокаивающе говорит он Артуру, когда лифт плавно начинает набирать указанную Юньси высоту.

— А я и не дёргаюсь, — бурчит в ответ уязвлённый Артур и всеми силами старается не смотреть в блестящую поверхность зеркала напротив. Там, в ярком свете ламп, запечатлены, как на фото, две фигуры — высокий и по-мальчишески нелепый Артур в дурацкой джинсовой куртке, потрепанных чёрных конверсах и узких джинсах, и статный, утонченный в дороговизне своего статуса Юньси. Увиденное в отражении пугает Артура абсурдной, почти гротескной жестокостью.

?Мне здесь не место?, — читает Юньси на его пасмурном лице, в один лишь миг приобретшем слишком серьёзное выражение.

— Иди сюда, — тихо говорит Юньси и тянет Артура за рукав ближе к себе. Разворачивает строптивого мальчишку спиной к зеркалу, лицом — к себе и смотрит, снизу вверх, в его карие глаза. В них читается какое-то новое, до пугающего притягательное выражение — надменность перечёркивает добродушие, холодность — всю непосредственную теплоту открытого характера.

Юньси не страшится этого взгляда, он, напротив, как заворожённый смотрит в эти бездомные омуты юноши, в коих так много огня и необъяснимого, жестокого превосходства. Мужчина облизывает свои пересохшие губы и уже готовится сделать шаг навстречу своему демону, как вдруг лифт, поднявшийся на нужный этаж, издаёт тихий отрезвляющий писк.

Юньси насилу приходит в чувства только тогда, когда хитрозамороченная система охраны наконец позволяет им войти в квартиру.

Датчики движения, которые Юньси установил почти сразу, как переехал в эти апартаменты, услужливо включают свет в прихожей и небольшом коридорчике, который ведёт в другие комнаты.

— Ого, — насмешливо говорит Артур, — так ты всё-таки богач?

— Если только самую малость, — улыбается Юньси, с замиранием сердца наблюдая за хаотичными передвижениями юноши.

Артур наспех сбрасывает с себя джинсовую куртку, стягивает кроссовки и даже гитару оставляет, прислонив зачехлённой декой к низкой банкетке. И пока Юньси по-хозяйски убирает их верхнюю одежду и разувается сам, Артур успевает оббежать другие комнаты.

— Нравится? — спрашивает Юньси, появляясь в дверях просторной гостиной. Там, в большой светлой комнате, обустроенной со вкусом лучшими дизайнерами страны, во всю стену раскинулись огромные панорамные окна.

— Очень! — с искренним восторгом отвечает Артур, но взгляда от открывающийся через окно потрясающий вид на ночной город не отрывает.

— Я купил эту квартиру год назад только из-за этого вида, — делится Юньси, невесомо ступая по светло-серому ворсу ковра. Он подходит к Артуру со спины, но нарушать условный шаг до личных границ юноши всё ещё не спешит.

— Ты настоящий счастливчик, гэ.?

Артур, наконец, поворачивается к нему, и сердце Юньси при взгляде на такого Артура пропускает несколько глухих ударов. В глазах юноши искрятся звёзды, лепестки его красиво очерченных губ изгибаются в счастливой улыбке. От увиденной в лифте непроницаемой надменности не осталось и следа. Сейчас перед Юньси стоит тот самый очаровательный ребёнок, который столь непосредственно и шаловливо подтрунивал над его богатствами на оживлённых улицах города.

Юньси всерьёз начинает задумываться, сколько личин на самом деле способен сменить Артур. И самое важное: какая из них настоящая?

— Гэ, — тихо зовёт Артур, и Юньси видит, как от волнения мальчишка начинает неловко покусывать свои губы.

— Да? — тихо отвечает мужчина, но странное предчувствие не даёт ему дышать полной грудью.

Артур мнётся, но затем, как будто бы одёрнув себя за нерешительность, выпаливает на одном дыхании: — Мы оба знаем, для чего ты привёз меня сюда, и я совершенно не против этого, но я не хочу, чтобы ты думал, что купил меня. Те деньги, ужин, твоя дорогая квартира... Я не какая-то там шлюха, не мальчик на одну ночь, я — обычный парень, который просто не против хорошо провести время. Так что давай хотя бы на мгновение забудем о том, кем являемся, станем свободными и... счастливыми, ладно?

— Долго речь готовил?

— Всю дорогу, ещё в такси. Только не смейся. — Я не смеюсь, вот только... Ты же спал, разве нет?

— Эти слова пришли ко мне во сне. Твоё костлявое плечо невероятно вдохновляет.

— Какой же ты глупенький, — беззлобно улыбается Юньси и берёт Артура за руку. Нежно, кончиками пальцев бережно касаясь сначала тыльной стороны ладони, где так приятно было расчертить замысловатые узоры, а затем — нерешительно переплетая пальцы.

— Ну спасибо, — бурчит Артур, но свою руку из чужой, тёплой и сухой, вырывать не спешит. Смотрит на мужчину из-под тёмных ресниц, в игривом недоумении выгибая густые брови. — Не обижайся, — шепчет Юньси, наклоняясь к уху музыканта. — Я просто немного в шоке от того, что ты мне сейчас сказал.

— Наверняка испортил весь настрой... — мурлычет в ответ и трётся о чужую щёку с игривостью ласкового котёнка Артур.

— Отчего же, — возражает Юньси, — невероятно воодушевляющая речь.

— Гэ.

— Ладно-ладно, это всего лишь шутка. Но послушай меня, Артур, когда мы ехали ко мне домой, я всё ещё не был уверен, что хочу с тобой какой-либо интимной близости. И не уверен, что хочу этого сейчас, — но, увидев непонимание, застывшее на лице Атура, спешит продолжить. — Понимаешь, ведь я даже не знаю, исполнилось ли тебе восемнадцать.

— Если тебя это успокоит, гэ, то в этом году мне исполнилось двадцать. Показать паспорт?

— Было бы неплохо, но дело в том, что когда я говорил тебе про своё одиночество, я не намекал на то, что у меня давно не было секса. Вернее, намекал, но не только на это. Помнишь, я сказал, что меня привлекла твоя музыка? Это правда. И сейчас... Я могу попросить тебя просто поиграть мне ещё немного?

Артур на это ничего не говорит, только в глазах читается что-то вроде непонимания и... сожаления? Кажется, он всерьёз решил, что Юньси таким способом мягко намекает ему, что ни о какой интимной близости речи и быть не может. Они просто попоют какие-нибудь стариковские песни под гитару, а потом Юньси выпинает его из квартиры.

— Что ты хочешь, чтобы я сыграл, гэ? — тихо спрашивает Артур, вжикая молнией на чехле. Вынимает гитару и с ней устраивается на мягком диване, пока Юньси гостеприимно расставляет на низком кофейном столике гранённую бутылочку с янтарным виски, маленькие вазочки с орехами, шоколадом и фруктами.

Увидев этот попсовый набор романтика, Артур лишь усмехается, а на протянутый бокал с плещущимся в кубиках льда алкоголем тактично качает головой, отказываясь.

— Хочу запомнить этот момент, — коротко поясняет он, и Юньси не пытается настоять. Сам он совсем не против смочить губы жгучей крепостью — она, прохладная, прекрасно расслабляет, снимает внутренний зажимы и придаёт немного уверенности.

— Сыграй что-нибудь на своё усмотрение, — просит Юньси и садится на диван рядом, в пол-оборота к Артуру. Кладёт голову на спинку и с мягкой улыбкой смотрит на лицо юноши.

Брови Артура сосредоточенно сведены, а на бледные скулы падает тёплый свет от нескольких зажжённых ламп. Юньси любуется ясными мальчишескими чертами и совершенно забывается, когда Артур начинает перебирать по-музыкальному длинными пальцами по нейлоновым струнам. Музыка, которую играет Артур, напоминает Юньси беззвучие одинокой ночи. Её тихий голос прекрасно знаком мужчине, ведь он так часто оставался с ним наедине, закрывшись в клетке собственного отчаяния. Сейчас же у этого голоса появились вполне реальный образ и осязаемые формы — протяни руки и почувствуешь на самых кончиках пальцев замершее в очаровательных юношеских чертах мгновение.

Юньси проводит тыльной стороной ладони по чужой изящной, как изгибы отточенного клинка, линии челюсти, пальцами приподнимает подбородок и нежно ведёт вверх, до соблазнительно приоткрытых лепестков влажных губ.

Песня, повествующая о беспробудном одиночестве, звенящей в тишине ночи, смолкает. Пальцы Артура замирают на ладах, соскальзывают со струн и осторожно перехватывают тонкость чужих запястий.

Вокруг — беззвучие, изломанное застывшим в глазах Артура немым вопросом. Юньси понимает его без слов, но ответ дать не спешит, ведь он уже давно озвучен участившимся биением его сердца. Артур ловит его неутомимый бег под кожей на запястьях Юньси, чьи щёки окропил естественный румянец клокочущего где-то глубоко внутри желания. Крепость выпитого янтаря подогревает аппетит, ведёт Юньси в туманность сладких грёз. Мужчина наклоняется к Артуру и, задевая струны прижатой к груди гитары, осторожно накрывает искусанные ветром губы своими, горячими и пьяными. Юньси уводит в поцелуй глубокий, плавный и неспешный, как тот мотив, что он услышал в исполнении Артура ещё там, в хаотичности неугомонного города.

— Я был настолько плох, что ты решил заткнуть меня поцелуем? — смеётся Артур мужчине в губы и смотрит с тем самым невозмутимым лукавством, которое уже давно свело Юньси с ума.

— Ты был даже слишком хорош, — утыкаясь носом в чужой висок, хрипло отвечает Юньси. Он делает несколько глубоких вздохов, и грудь его переполняет чуть слышный аромат осеннего дождя и ветра. — Я боялся позорно расплакаться, поэтому решил, что лучше заставить тебя замолчать.

— Ты мог бы просто попросить, гэ.

— Я прошу тебя, Артур.

Юноше не нужно повторять дважды, всё слишком очевидно и прозрачно, читается в пылу чужого взгляда, который сейчас, как и тогда, когда Артур впервые поймал на себе его изучающее любопытство, обезоруживает своим бесстыдным огнивом.

Артур откладывает гитару на пол и тут же вновь поворачивается к Юньси, чтобы, осторожно уложив его на лопатки тяжестью собственного тела, уделить внимание его белоснежной шее. Бесстыдно расстёгнутые пуговицы и ослабленный узел галстука, которые так взволновали юношу ещё в ресторанчике, взяты в плен суетливыми пальцами, но по итогу всё-таки изодраны в клочки острыми зубами, подпалены горячим дыханием. Мелкие бусины пуговиц рассыпаются по полу, когда Артур, жадно припадая губами к чужому телу, с силой дёргает две последние. Но громкий треск рвущейся ткани и тихое ворчание встречены самодовольной ухмылкой и ещё более напористыми поцелуями, которые дерзкий мальчишка чувственно рассыпает по бледной коже тяжело вздымающейся груди, судорожно поджимающемуся животу.

— Я куплю тебе новую, гэ, — хрипло тянет Артур и позволяет чужим пальцам зарыться в свои волосы.

Юньси ведёт от желанной близости, хриплого голоса Артура и его бесстыдно влажных губ, которыми он терзает податливое тело под собой. Однако Юньси всё равно честно старается быть взрослым и ответственным. Заботливым, в конце концов, ведь хоть один из них должен был проконтролировать процесс, создать условия...

— Артур, — шепчет Юньси в макушку юноше, но тот не слышит: слишком увлечён вылизыванием чужой шеи и ключиц, где так приятно было оставлять похабные отметины и влажные дорожки.

— Артур, — зовёт мужчина громче и тянет жадного до грязных трюков Артура за пропущенные между пальцами пряди волос. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы юноша отреагировал, поднял голову и недовольно цокнул.

— Что? — В глазах Артура нетерпение, то странное буйство красок и эмоций, которые Юньси мог наблюдать совсем недавно, в лифте. Надменность, подчёркнутая дикостью неподчинения. Желания. Упорства. С таким, понимает Юньси, играть опасно, но ставки слишком высоки, чтобы так просто позволить им не сработать в свою пользу.

— Пойдём в спальню, — почти без запинки проговаривает Юньси начало фразы, но всё равно позорно капитулирует на последних слогах: задыхается, когда чужие непослушные руки юрко пробираются под поясницу, захватывают в плен, приподнимают и несут, трепетно, как самую важную драгоценность, прижимая к груди.

Артур на осоловелый взгляд Юньси отвечает ухмылкой и лишь теснее прижимает к своему разгорячённому телу, тихо просит порулить, чтоб в бархатной полутьме ненароком не набрести на угол не по фэншую поставленной мебели. Артур ловко лавирует со своей безумно хрупкой ношей, но даже под чутким руководством своего гэгэ впотьмах умудряется налететь на коврик и зацепиться за его немилосердно торчащий край. Отчаянно балансирует, делает три семенящих шажка, чтобы по итогу всё равно рухнуть в объятия кровати. Прямиком на расслабившегося Юньси.

— Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию, — неловко пытается отшутиться Артур, но переливами звенящий звонкий смех Юньси только сильнее румянит его скулы смущением. Щёки Артура пылают, но темнота, ставшая причиной позорного падения, сейчас играет ему на руку. Интимным полумраком она окутывает, как одеялом, две фигуры, сплётшиеся в тесных объятиях, скрывает маленькие шалости, правит огрехи.

— Воистину мягкое приземление, — дразнит Юньси и смотрит на нависшего над ним юношу с совершенно необъяснимым чувством теплоты. — Я больше ни за что на свете не полечу под вашим пилотированием, капитан.

А сам ласково целует Артура в искусанные губы. Затягивает в глубокий поцелуй, попутно стягивая с плеч юноши помятую рубашку, а следом и футболку. Ненужные вещи в лучших традициях порнографического нуара белыми журавлями летят на пол, в то время как тонкие жилистые руки Юньси скользят по широкой спине партнёра. Мужчина обводит тёплыми ладонями влажную кожу на лопатках, змейкой вырисовывает путь от выступающих в изгибах косточек позвонков к напряжённой пояснице.

— Расслабься, — просит Юньси, а у самого от возбуждения и нервов, как у неопытного мальчишки, дрожит и сводит морскими узлами где-то глубоко внутри, там, где к впалому животу припадают чужие губы и клеймят, оставляя за собой дорожки преступной нежности.

— Говори себе это почаще, гэ, — тихо шепчет Артур и ловкими пальцами поддевает пряжку ремня на брюках мужчины. Колеблется, поднимает взгляд и смотрит вопросительно, из-под влажных прядей редкой чёрной чёлки. ?Можно?? — робко вопрошают лукавые глаза, и Юньси, недовольно цокнув, накрывает руки нерешительного мальчишки своими. Помогает справиться с бряцающей застёжкой и мелкими пуговками на внутренней стороне пояса, не жалея тонкой дизайнерской работы. Артур поспешно стягивает с узких бёдер партнёра некогда идеально отглаженные брюки и тут же припадает к его чётко выраженным тазобедренным косточкам. Целует, ловко сминая под пальцами ткань фирменного белья, и спускается всё ниже — к медовым бёдрам, острым коленям и тонким, как обхват девичьего запястья, икрам.

— Как же ты прекрасен, — в забытьи сладкой неги шепчет Артур, языком миллиметр за миллиметром очерчивая солоноватую кожу на теле мужчины.

Юньси изнывает. Ему жарко, влажно и до мучительного тяжело справляться с собственными чувствами, захлестнувшими его томящееся в предвкушении тело, но он не спешит, терпеливо позволяя Артуру насладиться этой маленькой игрой в нежность. Юньси мелко подрагивает и стыдливо закрывает ладонями лихорадочный румянец, тронувший его бледные скулы, когда Артур, бесцеремонно стягивает с себя джинсы и, протиснувшись коленом между чужих бёдер, подталкивает партнёра развести ноги чуть шире. Мужчина послушно выполняет чужие указания и покорно принимает трепетную заботу в виде ловко подсунутой под поясницу подушки.

Глаза напротив смотрят почти с щенячьим восторгом, когда Юньси, наплевав на жалкие остатки своих гордости и благовоспитанности, бесстыдно обхватывает торс Артура ногами, прижимаясь к его разгорячённому телу своим. Изгибается в пояснице, трётся пахом о рельефный живот юноши, в пылу вожделения совершенно не замечая того, как аккуратно подстриженные ногти оставляют на покатых крепких плечах партнёра едва различимые отпечатки полумесяцев. Однако Артур, вопреки собственному желанию и невербальному требованию Юньси, избавляться от мешающего им обоим нижнего белья не спешит. Мальчишка ведётся на чужие попытки стать ближе, подыгрывает, упираясь в ложбинку худосочной задницы Юньси своим крепко налившимся членом, но лишь провоцирует, увеличивая амплитуду похабного трения.

— Артур, — зовёт Юньси и беспомощно обвивает шею музыканта руками. Притягивает ближе и, жадно впиваясь в губы, выразительными стонами во влажный поцелуй просит о снисхождении.

И Артур от вида покорно стенающего Юньси окончательно теряет голову, срывается на хаотичный проигрыш неритмичных тактов.

И лишь позднее, когда у обоих едва ли будет хватать сил подняться, они, испачканные, но счастливые, будут вместе принимать контрастный душ. Вернее, будут стоять под чуть тёплыми струями воды в тесном сплетении разгорячённых тел и дарить друг другу ленивые ласки.

Они будут целоваться долго и со вкусом, пока нежная кожа губ не начнёт гореть алыми ссадинками. Тогда Юньси поможет Артуру уютно завернуться в большое махровое полотенце и отведёт его, крепко переплетая пальцы, в другую, гостевую, спальню. Там их встретят свежие, пахнущие грушевым кондиционером простыни и воздушное одеяло, которым Юньси заботливо накроет их едва ли не с головой.

Как большую мягкую игрушку обнимет Артур Юньси, уютно подсунув под его тонкие щиколотки свои ледяные, как арктический снег, ступни.

— Замёрз? — с беспокойством спросит Юньси и лишь теснее прижмёт к себе расслабленное тело юноши.

— Угу, совсем ледышка, — сонно пробормочет Артур, утыкаясь носом куда-то в зацелованный до бесстыдных следов изгиб шеи мужчины. — Тебе придётся немножко поработать моей личной печкой, гэ.

Но Юньси будет совсем не против исполнить маленькую прихоть своего мучителя. Прижимая чужие ладони к своей трепещущей груди, он невесомо поцелует юношу во влажные спутанные прядки, и только тогда осмелится сомкнуть свои потяжелевшие веки.

— Спокойной ночи, Артур, — прошепчет он, но ответ растворится в умиротворённой тишине безлунной ночи.

А потом беззвучие темноты медленно сменит наползающее на шторы утро. Несмелыми лучами ленивого солнца оно измажет щёки Юньси эфемерными красками тепла и света, запутается в его подрагивающих сном ресницах золотыми пылинками. На веках мужчины осядет тяжесть тягучей усталости, но Юньси пересилит себя и откроет поддёрнутые поволокой глаза. Невидящим взглядом осмотрит залитую солнечным светом комнату. Но даже тогда, когда очертания предметов сольются с реальностью, Юньси ещё потребуется немного времени, чтобы осознать холодную пустоту другой половины кровати.

Юньси проведёт онемевшей рукой по простыням лишь для того, чтобы убедиться, — Артура рядом нет. Остывшее постельное бельё услужливо напомнит Юньси о его непоправимом одиночестве, а издевательский клочок бумаги на подушке — о глупости взлелеянных ещё накануне случайных надежд.

?Одна лишь ночь, гэ?, — аккуратным почерком будет выведено на листке скупое оправдание. И ударит оно сильнее, чем известие о приближающемся часе эшафота.

?Добро пожаловать в реальность?, — радостно пропоют птицы за окном, и под их весёлое щебетание Юньси со стоном боли и отчаяния упадёт в холодное одиночество своей постели.