8. r, драма. (1/1)
Хитроу окатывает его классическим шумом большого аэропорта в городе-миллионнике: всюду снуют люди, которых меньше, чем на Востоке, конечно, но тоже много; подросток в огромной чёрной толстовке пинает неработающий автомат со снэками, а потом довольно пищит, когда он выплёвывает энергетик; на женщине за стойкой прилёта нет лица, только плохо выбеленная чёлка и огромные круги под глазами, удивительно, обычно персонал учат быть воодушевлёнными и жизнерадостными, пришлось это выучить на своём опыте. Джонатан прижимает к бедру полупустой чемодан — ему много-то и не надо — и привычно озирается, зная, что Тайлер вечно задерживается в таких местах, а потом вспоминает, что когда все закончилось, то обоюдно обменялись телефонами, хотя это глупо, они ж киллеры, хоть теперь один и в отставке, номера меняются каждый месяц. Теперь он один.
Двери открывается, и в лицо тут же бьет дождем. Добро пожаловать домой, сын, блять. Зонта-то у него все равно нет, поэтому приходится прикупить в дьютифри, в корзину вместе с ним летят жвачки, китайский фастфуд и бутылка отборного виски, на пару дней хватит, пока он подыщет жильё и будет шариться по мотелям.
Пока Джонатан час трясётся в автобусе в Лондон, то обнаруживает, что заказчик кинул в рюкзак ключи с примотанной бумажкой с адресом и впервые с тех пор, как выехал, улыбается, не всем ртом, но хоть как-то.
У прилавков супермаркетов сутолока, в барах давка. Джонатан сначала скупает гору вещей, которые ему не так уж и нужны, просто для того, чтобы квартира не пустовала, а потом пытается напиться, но выясняет, что любимый паб прикрыли ещё пару лет назад, а в остальных не алкоголь, а жидкое дерьмо в бутылке. Сумка падает на порог, из неё выкатывается банка с кукурузой, а Джонатан, прикрыв дверь, даже не раздеваясь, проходит на крохотную серую кухоньку с одинокой лампочкой над круглым потертым столом, на ходу пнув мешок с продуктами, падает на стул — ножки едут по полу, и по квартире разносится одинокое эхо — и в несколько больших глотков осушает бутыль. Погано.
Лицо в доме напротив в белой рамке стеклопакета, как полароид, дикий пейзаж, за окном бухие крики — кураж, сюда не едут хиппари купить в бутике винтаж.
Джонатан хотя и устраивается на работу, то продолжает почти ни с кем не разговаривать, потому что сидеть бухгалтером в похоронном бюро очень способствует личному развитию, ага. Через пару месяцев, когда ему надоедает, он увольняется, потому что выносить атмосферу “жизнь коротка, полна страданий, кончается смертью” больше никак нельзя. Нет, потом он начинает таскать трупы там же и заниматься вскрытиями, пачкая руки во всех смыслах этой фразы, но окончательно его накрывает, когда Джонатан отбрасывает скальпель, так и не зашив разрез от низа живота до соска, стягивает перепачканные в соках тела перчатки и идёт подписывать договор об увольнении. И я понял, всё — ни то, ни сё, дым всё, женился, устроился, уволился, смылся. Чего-то не хватает, и когда приходит предрождественское время, то это ощущение начинает давить на пару с вечным дождем, серым небом, лежащим почти что на голове, и унылыми лицами жителей, прячущими лица в воротниках.На самом деле не хватает кого-то, но Джонатан ни за что в мире не признаётся в этом ни этому человеку, ни самому себе тем более. Поэтому он пару раз наведывается в бордели, но не может получить желаемое. А в моей каморке по полкам иконки и пентакли,и чтобы кончить, мне нужны плётки, японки и тентакли. Желаемое-то не в сексе, совсем нет, находятся те, кто понимают и воплощают фразу “отымей меня как женщину“, но Тайлера заменить не выходит.