7. g, hurt/comfort. (2/2)

— Так и есть. Мой дом там, где мне комфортно, с тобой мне комфортнее всего.

Джонатан пожимает плечами, констатируя такой очевидный для него факт, который, что интересно, никогда не озвучивался, и отворачивается. Он быстрыми методичными движениями нарезает овощи, шкрябает ножом по разделочной доске, пока ссыпает кусочки в небольшую белую миску, отставляет в сторону кружку от молока, на дне которой еще что-то плещется, и уже собирается поднять крышку, чтобы посмотреть, поднялся ли омлет, а то из-за пара ничего не видно, но его резко притягивают к себе со спины и утыкаются носом в шею, щекоча кожу ресницами. Широкие мускулистые руки обнимают его за живот, сильно, но не передавливают, и Джонатану кажется, что Тайлер хочет слиться с ним в единое целое.

— Господи, Джонатан, ты не представляешь, как сильно я по тебе скучал.

Бормотание в плечо заставляет Джонатана вспомнить о тех временах, когда они были относительно нормальными, и тяжело вздохнуть. Его отчего-то переполняет рвущееся наружу изнутри, переполняющее счастье, и это так глупо, но правильно, особенно после всего, что с ними произошло, что Джонатан разворачивается в кольце рук, просовывает свои и хлопает Тайлера по спине. Извиняться не придется.

— Представляю, Тайлер, представляю, я по тебе тоже. А теперь выпусти меня, омлет сгорит.

Джонатан пытается отшутиться, хотя он понимает, что просто не знает, что сказать на чужую непривычную эмоциональность, но ему не дают, опуская ладонь на затылок и шепча в ухо:

— Какая разница, какая разница.

— То есть ты правда рад меня видеть?

— Я счастлив и никак не буду это объяснять.

— Я тоже. И я всё же настаиваю на омлете.