о чужаках и обещаниях (жильцы) (2/2)
– Понимаешь, в чём тут дело, дорогой. Мне позарез денюжка нужна, ну очень. Ты мне выручку-то отдай? По-братски.
Стоящие рядом мужики усмехаются, слышен звук открывающейся крышки бутылки, и через мгновение по воздуху разливается горьковатый аромат коньяка. Эдик глаза опускает в пол.
– Закрытие скоро. Я уже всё отдал.
– Отдал? Ты уверен? – Эдик кивает, и мужик вздыхает наигранно разочарованно. – Я ж проверю. И если соврал ты мне, тебе пиздец, понял меня?
Эдик понять не успевает, потому что в следующее мгновение что-то больно ударяет его под коленями, и он падает. Задевает в тесном пространстве лицом полку какую-то, и на языке тут же ощущается противный медный привкус. Понимая, что ударов не избежать в любом случае, Эдик на ощупь находит сложенные у старенького холодильника контейнеры для льда и с размаху бьёт куда придётся. Попадает по лицу, и сжавшаяся было на предплечье рука отпускает. Слышатся позади разъярённые выкрики, и Эдик подрывается, бежит в сторону каморки. Там можно будет хотя бы ненадолго подпереть дверь собой, хоть против трёх амбалов он и не соперник.
Эдик почти добегает. Смачно матерящийся мужик догоняет, хватает жёстко за волосы и прикладывает со всей дури о стену. Валит движением одним на пол, собой придавливает и бьёт по челюсти так, что у Эдика закладывает уши. Он моргает медленно, пытается высвободить зафиксированные руки и слышит, как переговариваются низкие голоса на фоне плывущего сознания.
Прямо перед лицом возникает довольная рожа мужика, явно получающего удовольствие от происходящего, и Эдик чувствует, как легко его похлопывают по щеке, чтобы привлечь внимание.
– Напиздел, всё-таки, да? Ай, как плохо. Врать нехорошо. Виталь, бутылку дай.
Эдик хмурится недоумённо, не понимая, к чему последняя реплика, и чувствует тут же, как прикасается к губам холодное стеклянное горлышко с запахом коньяка. Тут же зубы сжимает, пытается отвернуться, но чужая рука грубо стискивает подбородок, сжимает щёки сильно, до боли, пихает бутылку, разливая холодящий спирт по всему лицу. Его ударяют затылком об пол, и на мгновение Эдик выныривает из реальности. Сознание возвращается, когда по глотке начинает течь мерзкое пойло, и он рефлекторно глотает его. Пытается закрыть рот, но зубы стукаются о стекло, горлышко больно упивается в нёбо, и ему остаётся только дёргаться слабо, задыхаясь от тяжести сидящего на нём тела, и пытаться не захлебнуться самым хорошим и дорогим коньяком.От боли в уголках глаз скапливаются слёзы, но Эдик не чувствует их. Ощущает только, как от крепкого алкоголя начинает неметь всё тело, и закашливается, когда бутылка, наконец, изо рта исчезает. Мужик снова появляется в поле зрения. Смотрит довольно, что-то говорит, но в уши будто ваты напихали, и Эдик не разбирает ничего. Голову вбок отворачивает, стараясь продышаться, дёргает немеющими руками в слабой попытке высвободиться и позорно всхлипывает, когда рука чужая опять хватает за щёки, больно сжимая. Водка обжигает горло, стекает на подбородок и по щекам.
Эдик думает о том, что лучше бы его били.
***Жила хочет в магазин пораньше прийти, чтобы помочь Эдику скоротать время до конца смены, поразвлечь немного, вместо радио рассказывая сальные анекдоты, но забывается в делах. Сначала с Толиком возится, потом – звонят пацаны, и приходится ехать через весь город перетирать проблемы. За разговорами и планами Жила не замечает, как на улице темнеет, и, когда выходит из машины, потягиваясь, смотрит мельком на часы. Те показывают половину двенадцатого. Жила подавляет раздражённый вздох – опять планы пошли по одному месту.
Он стоит пару мгновений, почесывая зудящий от пробивающейся щетины подбородок, и думает, пешком пойти или взять машину. Порыв холодного ветра решает за него – нечего Эдику жопу морозить прогулками, нагуляются ещё потом, когда тот в куртке будет и штанах тёплых. Жила обратно в машину садится и включает печку, чтобы нагревала салон. Забегает ненадолго в квартиру, хватая с вешалки одну из олимпиек своих старых, и выезжает со двора.
Думает, как бы поприличнее Эдика к себе переночевать пригласить, и разглядывает тёмные улицы с пятнами окон на пятиэтажках. Небо чёрное и тяжёлое. Наверное, завтра ливанёт дождь.
Жила подъезжает к магазину без пятнадцати минут полночь. Берёт с соседнего сиденья олимпийку, представляя уже, как смущённо натянет её на себя Эдик и как забавно она висеть будет на тощих плечах, и толкает привычно ладонью скрипящую дверь. Он ожидает увидеть продавца своего, стоящим за прилавком или расставляющим товары на полках, но его нигде не видно. Играет негромко старое радио, на подоконнике раздражающе жужжит муха.
– Эй, Эдуардо?
Голос Жилы звучит слишком громко, и он передёргивает неуютно плечами. Подходит к прилавку с ровненько поставленной на место дощечкой и ощущает в воздухе слабый аромат алкоголя.
Эдик разбил что-то? Или, может, деньги в сейф понёс?Отбросив дощечку в сторону, Жила за прилавок проходит. Делает шаг, опуская взгляд вниз, и каменеет, чтобы через секунду метнуться к лежащему в узком проходе Эдику. Ощущает, как холодеют руки от одного только вида неподвижного тела, и замирает на мгновение, не зная, как подступиться.
– Твою мать нахуй…
Места нет совсем, и он беспардонно садится сверху, опираясь на колени, нависает, рассматривая бледное лицо с окровавленными губами и подбородком. Вокруг валяются бутылки полупустые, водкой разит так, будто ей тут мыли пол, и Жила склоняется ниже и чувствует, как разит алкоголем от чужих влажных волос, рубашки и всего лица. Касается аккуратно щеки, только сейчас замечая наливающийся на ней огромный синяк, и задерживает дыхание, сжимая руки в кулаки. Злость унимается очень неохотно, чтобы вспыхнуть позже пламенем ещё более яростным.
Он собирается было Эдика приподнять, чтобы из коридорчика тесного вынести, но тот неожиданно дёргается. Руками по полу водит, и Жила их коленями мягко к его бокам прижимает, чтобы не поранился об осколки разбитой бутылки. Пытается взгляд расфокусированный поймать, но тут тело под ним начинает судорожно вырываться. Эдик стонет болезненно и жмурится. Жила склоняется над ним и берёт его лицо в ладони.
– Эдик? Эй, это же я. Тихо, хорошо всё.
– Н-нет, пусти… я… нхчу…
– Сколько ты выпил? Эй!
Эдик не отвечает, продолжает вяло руками дёргать, смотря куда-то в потолок, и Жила матерится под нос. Поднимает на ноги кое-как и тащит почти на себе, с облегчением оказываясь в просторном магазинном зале. Устраивает Эдика на полу и подбегает к полкам с водой, хватая первую попавшуюся бутылку. Жила отлично помнит собственные перепои и что делать, чтобы на утро было хоть чуточку легче. На колени рядом с облокотившимся о холодильник Эдиком опускается и похлопывает мягко по здоровой щеке. Тот не реагирует, продолжает сверлить стену взглядом пустым, и у Жилы заходится что-то болезненно от этого вида.
То, с каким звуком Эдик дёргается, стоит только горлышку бутылки коснуться его губ, Жила будет вспоминать в самые плохие дни. Среднее что-то между всхлипом и воем издаёт и отскакивает, сразу же валясь обратно на пол от головокружения.
– Эдик…– Н-нет, пожлста, я не могу больше…– Эдик, посмотри на меня.
Эдик без очков, и Жила вплотную приближается, стараясь не обращать внимания на то, как подальше от него вжимаются спиной в холодильник. Лицо чужое в руки свои берёт и склоняется так близко, что едва не касается своим носом прохладной щеки. Эдик щурится пьяно, начиная дрожать, и спрашивает невнятно:– Витя?..
– Да.– Мне так плохо.– Знаю. Тебе нужно выпить много воды.
Эдик, и не слушая будто, голову тяжёлую укладывает ему на плечо. Дышит тяжело, дрожит крупно в ознобе и бормочет что-то невнятно в кожу. Жмётся доверчиво ближе, лихорадочно сжимает шуршащую ткань куртки в руках, и Жила больше всего на свете хочет просто укрыть его в своих объятьях. Но у Эдика в желудке сейчас по меньшей мере две бутылки спиртного, и грозить это может серьёзным отравлением. Поэтому Жила зубы сцепляет и отстраняет его от себя.
Бутылку оставленную снова берёт и ласково уговаривает дёрнувшегося было Эдика начать пить. После половины воду приходится чуть ли не силой вливать, и когда пустая уже ёмкость безалаберно в сторону откинута, поднимает неповоротливое тело и тащит на улицу. Блюющие посреди ночи в кустах мужики в этом районе никого не удивляют.
Эдик засыпает в нагретой машине по дороге домой. Укутанный в старую олимпийку по самый нос, бледный и пропахший спиртным, он выглядит беззащитно, и у Жилы от ярости под пальцами скрипит руль. От желания выяснить, кто посмел, всё тело прошивает разрядом энергии. Он ощущает себя гончей на охоте, которой необходимо взять след и разорвать свою цель в клочья. Руки чешутся, хотят ударить, причинить боль в ответ, но вместо этого Жила отключившегося Эдика аккуратно подхватывает и несёт домой. Квартиру кое-как открывает, переодевает его в чистую одежду и лицо с шеей обтирает влажным полотенцем, чтобы хоть как-то смыть этот мерзкий запах.
Только когда Эдик лежит в постели, укутанный в одеяло и с холодным компрессом на лбу, Жила достаёт телефон. Набирает номер знакомый и к окну отходит, закуривая. Открывает форточку, усаживается беспардонно на подоконник, чтобы видеть лежащего беспокойно на кровати Эдика. Запястье худое свисает с самого края, чуть подрагивают ухоженные длинные пальцы. Жила выдыхает дым, задумчиво вслушиваясь в гудки. На том конце снимают трубку.
– Доброй ноч… Ля, да не ворчи ты, Миша. У меня дело срочное есть. Надо человечков одних найти, залётных.
– Сколько их, приметы какие?– Не ебу вот вообще.– Жила, ты охуел там? Тебе если гадалка нужна, то ты номером ошибся, у Лало на шестёрку кончается.
Жила вздыхает раздражённо и голос понижает, едва не шипя в трубку. Пепел с сигареты осыпается под ноги.
– Сука, да я не могу узнать подробности, он в отключке. Знаю, что пришли в магазин перед закрытием и что их явно несколько.
Малина в трубке замолкает на несколько мгновений. Шуршание какое-то в динамике слышно, чей-то сонный голос на фоне и хлопок двери. Малина вздыхает и спрашивает коротко, тоном уже серьёзным, лишённым издёвки и шутливости:– Отпиздили?
– Да. И пару бутылок водяры влили.– Блять. Ладно, я поищу. И Алика попрошу.
– Я приеду сейч-…– Нихуя. Там будь. Если что, позвоню.
Малина отключается бесцеремонно, и Жила телефон на подоконник откладывает. Проводит ладонями по щекам и к кровати тихо подходит. Присаживается рядом на корточки, смотрит на бледное спящее лицо, на синяки и губы припухшие. Касается мягко волос, компресс холодной стороной переворачивает и садится на пол, облокачиваясь о диван спиной. Слушает тихое дыхание.
– Им пиздец.
Жила не знает, кому нужно это обещание: Эдику, ему самому или тёмной тишине комнаты. Единственное, что знает наверняка – он его выполнит.