о давних знакомых (лошончики) (2/2)
Облегчение затапливает сознание так резко, что Лошало едва не теряет равновесие. Ощущает тут же крепкую руку, поддерживающую за спину, и выдыхает. Ещё не поздно, ещё можно что-то сделать. Главное, что не смерть, не окончательная и бесповоротная, а со всем остальным можно разобраться, можно вылечить и можно жить. Ублюдок Ярик вечно делает всё исподтишка, и липовая могила его не исправила.
– Вот же сучья паскуда.
Голос Малины выдёргивает Лошало из ступора, и он поднимает голову. Встречается взглядами с Аликом и Мишей, и видит в их глазах ту же решимость, которую чувствует в самом себе. Смотрит на дверь, из которой они вышли буквально пару минут назад и осознаёт, что должен снова войти туда. Им нужна информация, которую сейчас можно получить только там.
Отдав указания своим парням, они снова направляются в душный и неприветливый полумрак.
***Узнать место удаётся только спустя несколько мучительно долгих часов. Солнце успевает сесть и начать всходить, а сердце Лошало – остановиться и вновь завестись несколько сотен раз. Невероятно сложно заставить голову работать, отстраниться от чувств, чтобы суметь говорить, убеждать так, как умеет только он, но Лало пересиливает себя. Переговаривает с несколькими местными авторитетами, узнаёт, что Ярик сумел нагадить и на новом месте. Убедить их выдать адреса, которые конечно же у них есть, удаётся не сразу. Приходится искать обходные пути, придумывать причины и заискивающе обещать ответную услугу в любое время.Лошало плевать, что они могут попросить. Даже если кто-то из них скажет встать на колени и пустить себе пулю в лоб, он это сделает, убедившись, что Анатоль в порядке.
Старый приятель Малины, такой же бугай, покрытый шрамами, с хриплым голосом и тремя огромными псинами, гуляющими по дому, помогает им сориентироваться. Он был на территории Ярика, объясняет всё коротко и весомо. Лошало может представить, как этот Гена с Мишей по молодости бедокурили. Один потом переехал в большой город, а второй остался в родном Катамарановске.
– Не нравится он мне. – Кривится недовольно Геннадий, почёсывая за ухом матёрого мастифа с милым розовым ошейником. Молодой ротвейлер тычется в ладонь Лошало мокрым носом, повиливая приветливо хвостом, и Лало осторожно гладит его за ухом, с глухим отчаянием думая, что Тончику, ярому любителю всякой живности, явно бы тут понравилось. – Отмороженный какой-то. По ебалу видно, что мутиловки любит устраивать. Я только рад буду, если вы его порешаете, тем более за дело. Ты, Михань, не кипишуй, я с остальными-то побазарю, суть изложу. Вряд ли кто-то за него впряжётся.
На прощание Лошало крепко жмёт ему руку, говорит серьёзно и задирает подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаза:
– Спасибо.
Геннадий отвечает ёмко и просто:
– Сочтёмся.
Лошало быстро садится в машину, слушая, как отдаляется позади нетерпеливый лай собак. Смотрит, как рассвет окрашивает небо в нежный персиковый оттенок и старается заглушить в себе внутренний голос. Но тот не затыкается. Вспоминает все зверства, которые творил Ярик в юности, всю злобу, которую вымещал на первом встречном. Что может такой человек сделать с Тончиком в желании отомстить? Да что угодно.
Они ищут слишком долго, теряют так много времени. Сутки, почти сутки прошли с того момента, как Тончик оказался в руках этого ублюдка. Лошало не верит, что найдёт его целым и здоровым, он лишь молится всем, кому только можно, чтобы он был жив. Вспоминает, как любил Ярик делать всё медленно и со вкусом, растягивая процесс, и надеется, что тот не стал изменять своим привычкам.
Участок, который им нужен, находится на окраине города. Окружённый лесопарком с одной стороны, он больше похож на какой-то средневековый терем, огороженный двухметровым забором с воротами и крепкой калиткой. Для Лошало, который искал своего Анатоля с отчаянием утопающего и, наконец, нашёл, это несущественная преграда.
Он выскакивает из машины с решимостью, которая могла бы свернуть горы, и неожиданно оказывается впечатанным спиной в шершавый ствол сосны. Малина держит крепко, склоняется низко, нависая, и смотрит прямо в глаза.
– Не подставляйся. Не теряй голову. Всё выйдет, только если мы будем действовать сообща. Ты слышишь?
– Да. Может, вам не нужн-…– Заткнись. Пацан уже свой, тема закрыта.
Малина отстраняется, оборачивается к Алику, протягивая тому заряжённые магазины, пока остальные сосредоточенно готовятся, осматривая дом. Лошало давал каждому из них шанс отказаться идти. Все остались.
Шурик, подручный Алика, пронырливый и гибкий, подрывает калитку, и всё сливается в единый шум выстрелов и криков под звон разбитого стекла. Людей у Ярика удивительно немного, многие убегают, услышав грохот от пуль, другие же отстреливаются, чтобы вскоре запачкать своей кровью красиво выложенную на дворе плитку. Лошало звуков и не слышит будто. Упрямо направляется к дому, уничтожая любого, кто встаёт на пути, и, толкая входную дверь в образовавшейся тишине своей головы, сразу же идёт в подвал.
Ярик, конечно же там. Прячется, как крыса, оставив умирать своих людей. Ему страшно, он явно не ожидал, что Лошало сможет найти его и осмелится прийти. Изуродованное шрамом лицо искажено гримасой презрения и угрозы, но Лошало на него плевать. Он не отрываясь смотрит на человека, которым Ярик прикрывается, прячась от направленных на него пистолетов.
У Тончика вместо лица сплошной окровавленный синяк. Пробитая бровь, сломанный нос и длинный глубокий порез на щеке, идентичный шраму Ярика, кровоточат до сих пор, и внутри Лало поднимается волна жгучей ненависти. Тончик еле на ногах стоит, держится только из-за того, что его крепко прижимают за горло, не давая нормально вздохнуть, и смотрит мутными глазами куда-то в потолок, уронив затылок на плечо Ярика. На нём нет олимпийки, и тонкая просторная майка не скрывает багровых, чёрных синяков на коже, редких порезов и ожогов. Лошало опускает взгляд ниже и едва сдерживает слёзы, замечая разбитые в мясо костяшки рук – Тончик дрался, ну конечно дрался, он не мог сдаться, не давая отпор. Сопротивлялся наверняка до последнего.
Глупый мальчишка.Лошало смотрит, как Тончик медленно моргает, явно не воспринимая происходящее трезво, и испытывает тревогу при мысли о том, сколько раз и с какой силой его могли приложить по голове. Переводит яростный взгляд на лицо Ярика, говорит медленно, стараясь удержать себя от резких движений. Потому что к голове Тончика приставлен пистолет, и Лошало не для того проделал весь этот путь к нему, чтобы увидеть его смерть.– Отпусти его.
Ярик смеётся в ответ резко и зло. Приставляет пистолет в ответ ещё сильнее, буквально вдавливая в чужой висок, и Тончик болезненно выдыхает. Моргает чаще, пытается прийти в себя, услышав знакомый голос, и приподнимает голову с чужого плеча. Взгляд пытается сфокусировать, смотрит на Лало, и у того дыхание перехватывает, когда он видит, что весь его правый глаз красный от полопавшихся сосудов.
– Ты считаешь меня идиотом? Вы пристрелите меня, как только я это сделаю.
– Ты не можешь стоять так вечно, Ярик.
– Не могу, да. Но перед смертью могу забрать его с собой. Знаешь, как трофей.
Лошало слышит, как глубоко вдыхает стоящий позади Малина, явно тоже пытающийся успокоиться, и сжимает зубы до противного скрежета. Он не знает, что делать. Единственный выход – диалог, но Ярик явно не из тех, кто будет слушать.
Лошало на мгновение переводит взгляд на Тончика и неожиданно понимает, что тот пытается что-то сказать. Разлепляет сухие разбитые губы, но тут рука Ярика грубо стискивает его под подбородком, не позволяя. Тончик хрипит, цепляется слабыми непослушными пальцами за руку, но почему-то не ту, что его удерживает, а ту, что сжимает пистолет. Сжимает странно, так, чтобы прикрывать магазин.
Лало присматривается внимательнее и осознаёт – магазина просто нет. Наверное, в панике Ярик просто схватил первое попавшееся оружие и даже не посмотрел, какое. Фантастический идиот.
Лошало не церемонится – стреляет в неприкрытый тощим тончиковым телом бок и рвётся вперёд, когда Ярик с болезненным криком падает. Успевает поймать шатающегося Тончика под плечи, прежде, чем у того подламываются колени. Прижимает к себе, вдыхает запах крови и боли, и подхватывает на руки, чтобы унести из этого поганого дома. Оставляет орущего что-то Ярика с Малиной и Аликом, и выходит из подвала на свежий утренний воздух. Садится на крыльце, устроив Тончика на своих коленях, и смотрит.
На окровавленное лицо, побитые плечи и грудь. Приподнимает пришедшую в негодность майку, чтобы убедиться – раны есть и на животе, уходят даже за кромку мягких серых штанов. Прижимается носом к волосам, нащупывая в них засохшую кровь, целует заполошно, с таким облегчением, что голова начинает кружиться. Живой. Вынесший сутки боли и унижений из-за Лало.
С ресниц срывается несколько горячих капель. Падают на чужую щёку, и Тончик вздрагивает. Шипит тихо от попавшей в рану соли, голову поднимает, смотрит взглядом больным и уставшим.
– … Ляль? От тихого надтреснутого голоса что-то внутри Лало ломается.
– Да, Анатоль. Прости. Скоро всё будет хорошо.
Тончик не отвечает. Смотрит куда-то в пространство, поверхностно и неглубоко дышит, и Лошало с тревогой косится на его рёбра. Неизвестно, сколько внутренних повреждений получено, а Лало сидит здесь, как идиот, и ничего не делает. Он подхватывает аккуратно под колени и плечи, поднимает, прижимая некрепко к груди. Тончик от движений постанывает коротко и болезненно, снова смотрит на Лало так, будто впервые увидел. Снова спрашивает немного удивлённо и с той же интонацией:
– … Ляль?У Лошало в животе сворачивается тугой комок тревоги. Он сглатывает, направляясь к машине, и неосознанно сжимает руки сильнее. Тончик тут же шипит, утыкается лбом Лало в щёку и бормочет тихо:– Ло, мне хуёво.Это больше похоже на привычного Тончика, и Лошало хватается за эту реплику в попытке вывести его на диалог. Понять, сможет ли он ответить внятно.
– Где болит?
– Везде.
– Ох, слава богу…Тончик фыркает возмущённо, расслабляется постепенно, и Лало чуть встряхивает его в своих руках. Расслабляться нельзя.
– Что, бля? – Тончик шипит, дышит быстро. Волосы на висках влажные, от боли он закусывает губу так сильно, что та снова начинает кровоточить. – Какое слава богу, ты охуел?Лошало издаёт нервный смешок. Устраивает Тончика в машине и садится за руль. Он уверен, что Малина с Аликом разберутся и оставят ему удовольствие уничтожить подонка самому. В этот раз – окончательно. А пока Лошало готов слушать родные сердцу ругательства по пути в больницу. Главное, чтобы их было, кому говорить.