о ласке (мальберты) (1/2)
Миша приходит домой за полночь. Алик, нервно выстукивавший пальцами по гладкой поверхности стола какую-то смутно знакомую мелодию, уже собирается идти в постель, когда слышит короткий писк, оповещающий об открытии двери. Выходит в прихожую, чтобы встретить Малиновского с максимально невыразительным лицом – они ничего друг другу не обещали, но всегда говорить о своих планах быстро вошло в привычку. В конце концов, он не для того так долго взвешивал и обдумывал предложение попробовать жить вместе, чтобы ночами ждать Мишу у порога, как верная жена.
Малиновский протискивается в дверной проём спиной аккуратными шажками, но, заметив, что свет включён, резко разворачивается. Смотрит немного виновато, но довольное выражение лица полностью уничтожает его попытки выглядеть раскаивающимся. У него куртка не до конца расстёгнута и странно оттопырена в районе живота.
– Ты не спишь.
Алик устало потирает переносицу кончиками пальцев, стараясь унять лёгкое раздражение на этого гиганта мысли. Отвечает просто:– Не сплю.
– Прости, там сложности с ребятами возникли, пришлось сразу разрулить. А потом я её ловил долго.
Миша снова улыбается широко и счастливо, и у Алика внутри всё тут же оттаивает. Вида он, конечно же, не подаёт. Хмурится, смотрит, как расстёгивает Малиновский куртку, чтобы открыть взгляду небольшой грязный комочек шерсти. Тот полностью умещается на широкой ладони, зевает, показывая розовый язык и острые маленькие зубы, и Миша умилённо почёсывает щенка за ухом.
– Это собака.
Малиновский смотрит в ответ смешливо, прижимает комок к груди, пачкая одежду, и начинает разуваться.
– Да, Аль, я заметил. У неё даже хвост есть и уши.
Алик глаза закатывает, складывая руки на груди.
– Зачем тебе собака?
Миша улыбаться перестаёт, услышав в чужом голосе недовольные нотки. Подходит ближе, в глаза заглядывает сверху вниз.
– На улице уже дубак начинается. А она ж мелкая совсем ещё, ты посмотри. Не выживет. Оставим?
Алик вздыхает. Смотрит, как аккуратно большие ладони держат щенка, как машинально пальцы второй руки поглаживают грязную шёрстку, и чисто из вредности произносит:– Будто тебе моё разрешение нужно.
– Нужно. – Миша улыбается снова, смотрит ласково так, что у Алика желание прикоснуться к зарастающей щетиной щеке жгуче колется в ладонях. – Она ж наша будет.
– Сам гулять будешь. И дрессировать. И убирать за ней.
Малиновский фыркает невозмутимо, тянется вперёд, чтобы коснуться легко губами щеки, и направляется в ванную. Алик идёт вслед за ним из чистого любопытства.
Шерсть у щенка оказывается светло-коричневая, золотистая даже, и очень мягкая. После купания от неё пахнет знакомым шампунем, длинные висячие уши забавно заворачиваются, когда она, перебирая маленькими лапками, исследует дом. Миша подхватывает щенка под живот одной рукой, сажает в неизвестно откуда взятую коробку. Бросает туда старое полотенце, дурачится, заворачивая в него собаку, и смеётся грудным низким смехом, когда та выпрыгивает из мотка ткани и тянется в отместку кусать за пальцы. Алик наблюдает за ними, устроившись на кровати, и начинает дремать под довольные звуки воркования Малиновского.
Через какое-то время свет в спальне выключается, и постель прогибается под чужим весом. Знакомые руки обнимают со спины, проходятся по груди и замирают на животе. Алик вздыхает, подаётся чуть назад и накрывает ладонью горячее запястье. Дыхание щекочет волосы на затылке, и он буквально чувствует, как Малиновский хочет что-то сказать, но сдерживается.
– Ну что такое?– А как назовём?
– Не ну как ребёнок, ей-богу…
– Ну Аль.
Алик снова вздыхает. Чувствует, как коротко касаются плеча сухие губы, и поворачивается к Мише лицом.
– Дружок там, или малыш. Я не знаю, как обычно собак называют.
Малиновский трясётся тихо под одеялом от смеха, и Алик мягко стукает его ладонью по лбу.
– Так это ж девчонка, Аль. – Миша вперёд подаётся, обнимает, укрывая собой получше всяких одеял. – К тому же, один малыш у меня уже есть, нафига мне второй.
– Не наглей.